Роковая любовь - Бурден Франсуаза - Страница 49

Не получив ответа, он зашел в ванную, где нашел пакет из супермаркета с зубной щеткой, пастой, бритвой и пеной для бритья. Виктор, вероятно, ходил за покупками к самому открытию магазина. Он позаботился и о том, чтобы положить на табурет одну из своих рубашек, нижнее белье и банное полотенце. Марсьяль взволнованно расправил рубашку, думая о том, кто же ее гладил. В самом деле, кто ухаживает за Виктором с тех пор, как он поселился в Роке? Домработница? Подружка?

«А ты? Кто теперь тобой будет заниматься?» – спросил он себя, недовольно рассматривая свое отражение в зеркале.

Найдутся ли у него силы заниматься собой в шестьдесят четыре года? И что еще хуже, сумеет ли вынести одиночество?

Марсьяль умылся, оделся и спустился в кухню, чтобы сварить кофе. Здесь, в самом начале семейной жизни, он иногда наблюдал, как Бланш моет овощи, или вымешивает тесто. Она хотела знать все о его пристрастиях, имея в виду одну-единственную цель: угодить мужу, понравиться ему. Каждый раз, когда Бланш надевала новое платье, она со страхом ждала его одобрения, но – увы! – бедняга не обладала ни обольстительностью, ни шармом. Любил ли он ее вообще? После рождения Виктора их объятия стали редкими. Марсьяль надеялся, что двух мальчишек хватит ей с лихвой, и стал посматривать на других женщин. До тех пор пока он не встретил Анеке, он думал, что верность – это не для него, а все потому, что он не знал настоящей любви. Он до такой степени был слеп, что не заметил разрушительную страсть, которую испытывала к нему Бланш. Чувство столь сильное, что сделало из нее убийцу.

– Боже мой, я ведь не стоил этого...

Анеке погибла из-за него – и он с ужасом сделал это открытие. А потом Бланш заполучила его назад, как и предвидела, потому, что у него хватило подлости вернуться к жене. Тридцать лет лжи, прошедшие со дня преступления,– таково было суровое наказание за его адюльтер... Тем не менее, а если бы он ее не покинул...

– Как чувствуешь себя, папа?

С секатором в руке Виктор замешкался на пороге кухни, боясь показаться нескромным.

– Не очень хорошо, но это пройдет. Хочешь кофе? Я сделал тебе... Ты не работаешь сегодня? А, нет, это же понедельник... Спасибо за рубашку и все остальное. Ты заботливый мальчик, Виктор, я не должен был так набрасываться на тебя вчера.

– Не беспокойся.

– Если я не буду беспокоиться, то в самом деле стану непоследовательным!

Он наклонился погладить Лео, который залез под стол. Как приятно было коснуться мягкой шерсти. Бланш никогда не хотела ни кошку, ни собаку – ничего, что могло бы помешать порядку в доме.

– Окажи мне услугу, Вик. Собери пару чемоданов с моими вещами. Не знаю, сколько времени придется надоедать тебе, может несколько недель.

– Ты у себя дома.

– Бесполезно говорить тебе, что я не хочу видеться с твоей матерью.

– Ну, ты ведь знаешь, время лечит...

– Я не хочу видеть ее никогда,– твердо сказал Марсьяль.– Ни под каким предлогом. Это ясно?

По крайней мере, он принял это решение... Бланш для него больше не существовала.

– Я думаю выставить на продажу дом на Президьяль,– продолжил Марсьяль.– А она пусть идет куда хочет, мне плевать.

– Папа!

– Что?

– Ты не можешь вышвырнуть маму на улицу, оставив ее без ничего.

– Это не так, нет. Я приму меры. Когда я имел глупость жениться, за Бланш было хорошее приданое. Я верну ей равную сумму. Что же касается остального... Она жила за мой счет около сорока лет, при этом она родила мне двух сыновей и воспитала еще одного. Строго говоря, с финансовой точки зрения мы квиты.

Виктор казался подавленным, удрученным, но Марсьяль продолжал невозмутимо говорить, его ровный голос никак не отражал состояние духа.

– Это твоя мать, и ты обязан оказывать ей уважение, что бы она ни сделала,– добавил он,– также я не прошу тебя о поддержке и не спрашиваю твоего мнения. Рассказывай ей что хочешь, мне все равно. Но пусть она больше никогда не попадается на моем пути, так будет лучше для всех.

– Ты не собираешься... разводиться?

– Разумеется, собираюсь! Сама мысль, что она может получить что-то после моей смерти, все во мне переворачивает.

Он протянул руку за кофейником, и рубашка треснула по шву. Марсьяль в первый раз улыбнулся.

– О Вик, я крупнее тебя.

Голубые глаза сына были точным повторением его собственных. Виктор, сидящий напротив, был такой же обаятельный, каким, должно быть, в молодости был и он сам. Но в нем было что-то чувствительное, что-то чрезвычайно доброе, чего в самом Марсьяле не было со дня смерти Анеке.

– Ну, не расстраивайся, это еще не конец света! Я найду дом или квартиру, а твой братец поможет мне в этом: сделки с недвижимостью в его компетенции.

– Да, конечно,– пробурчал Виктор.

Видеть родителей, расстающихся подобным образом,– казалось, что перед ним это поставило большую проблему.

– Ты думал, что я смогу просто так предать забвению и простить?

– Нет, я знал, что ты будешь бушевать.

– Я еще старался держать себя в руках, чтобы не сцепиться с тобой. Ты сам знаешь...

Он снова впился глазами в глаза сына. Виктор, не выдержав, со вздохом опустил голову.

– Поеду в Сарлат, привезу твои вещи. У тебя есть какие-то особые пожелания?

– Мои чековые книжки, еженедельник и всю коллекцию оружия. Не оставляй там ничего!

Виктор выпил остывший кофе и вышел из кухни, забыв секатор на столе. Не считая первых дней после отъезда Лоры, он не помнил, чтобы ему было так паршиво. Год назад он был счастливым мужем и отцом, жил на ультрасовременной вилле и всегда чувствовал поддержку семьи. Теперь же он был обманут, покинут, разлучен с сыном и живет один в огромном доме, который оказался не только бездонной пропастью в финансовом отношении, но и ящиком Пандоры, откуда вылетела ужасная тайна, разрушившая все на своем пути. Будет ли у него когда-нибудь нормальная жизнь?

Он неспешно ехал в сторону Сарлата, когда вдруг узнал машину Виржини на встречной полосе. Несколько раз поморгав ей фарами, он остановился на обочине.

Виржини притормозила метрах в ста от него, и Виктор бегом бросился к ней. Запыхавшись, он облокотился на дверцу, в которой она опустила стекло. С первого же взгляда он заметил, что Виржини раздражена, готова к отпору и что эта встреча не доставляла ей никакого удовольствия.

– Я рад тебя видеть...

– Неужели? – усмехнулась она.– Вчера мы чуть было не столкнулись с тобой, ты летел как гонщик!

– А, это была ты? Я слышал, как мне кто-то сигналит, но не обратил внимания, я очень спешил.

– Как всегда. А сейчас, ты что-то хотел конкретно?

Виржини смотрела на него снисходительно, отстраненно, может быть, даже с раздражением, и он смутился.

– Я бы хотел поужинать с тобой,– сказал Виктор с вымученной улыбкой.

– Вот как? Слегка приласкать на ходу, а потом расстаться до следующего подходящего случая? Прости, но меня это не интересует.

Виктор хотел возразить, оправдаться, но не нашел в себе смелости, раненный ее жестким тоном. Виржини тронулась с места, и он молча отошел в сторону. Зачем ее удерживать? Судя по всему, она приняла его за человека, не внушающего доверия, каким он, собственно, и проявил себя в последнее время. А тут еще перспектива объявить матери об участи, которая ее ждет...

Прошло немного времени, и Нильс изменился. Радикально. Игнорируя Лору, он дал созреть себе в отчаянном молчании. Из первой поездки в Сарлат он вернулся выжатый, растерянный, но через несколько дней вдруг решил ехать туда опять, даже не предупредив ее. Вернувшись накануне, он показался Лоре другим человеком. Менее нервным, менее тревожным, как будто примирившимся с самим собой.

– Я думаю, что мы совершили с тобой огромную глупость, любовь моя,– объявил он вдруг.

Нильс сидел на подлокотнике канапе и с нежностью смотрел на нее, а она спрашивала себя, что с ним произошло.

– ...и мы оба это знаем, не так ли?

– Да,– с сожалением подтвердила она. Откуда взялся в нем этот проблеск сознания?