Оскал Анубиса - Чернецов Андрей - Страница 52

– Кстати, кто это нынче представлял Исиду? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Его величество обратило внимание на девушку? Она и впрямь обладает редкостным артистическим талантом. Моя внучка, – не без гордости сообщил Иунмутеф.

– А где та жрица, которая обычно исполняла эту роль?

Осторожно. Главное, чтобы не показать заинтересованности.

– Она умерла, – сухо процедил сквозь зубы жрец.

Боль. Сердце сжала тяжелая рука.

– Как это произошло?

– Его величеству лучше не знать. Это грязная история. Бентрешит, так ее звали, оказалась недостойной служанкой богов. И великие ее покарали!

– Однако…

– Государь, – сурово посмотрел жрец в глаза Сети, нарушив придворный этикет, – не стоит копаться в навозе. Он может забрызгать царские одеяния. Будет смердеть.

Фараону ясно дали понять, что дальнейшие расспросы не приведут ни к чему хорошему. Происшедшее с Бентрешит – это внутреннее дело жреческой касты. А жрецы не любят выносить сор из дома.

Отпустив Иунмутефа, владыка Обеих Земель погрузился в горькие раздумья. Как выяснить, что же на самом деле произошло с его возлюбленной. Боги, хоть вы помогите!

Наверное, молитва сына Амона-Ра была услышана кем-то из небожителей. В помещение «Дома жизни», где Сети предавался печали и унынию, просочился гладко выбритый человек средних лет, одетый в леопардовую шкуру.

– Ты кто? – вскинулся Менмаатра и схватился за кинжал. – Тебе чего?

– Жизнь, здоровье, сила Его величеству! – запричитал жрец бабьим голосом. – Я Небуненеф, великий жрец Хатор в Дендера!

– Чего хочешь?

– Справедливости, государь, справедливости!

– Ну! – грозно насупил брови Сети.

Разбираться в жреческих интригах ему сейчас ох как не хотелось. Но, может быть, слуга Хатор знает что-либо о судьбе Бентрешит. Посмотрим, послушаем.

Небуненеф донес о святотатственных поступках своих собратьев из храма в Дендера. Оказывается, жрецы Хатор нарушают законы древней религии. Они невероятно жадные, и свои личные сокровища, золотые монеты, драгоценные камни, прячут прямо в саркофаге Хатор в ее усыпальнице, находящейся под самой кровлей храма.

– Неслыханно! – восклицал толстяк. – Я до этого был великим жрецом Инхара в Тине. Принял должность в Дендера как великую честь, будучи много наслышан о благочестии тамошней братии. А на поверку вышло, что все их благочестие показное.

Сети милостиво кивал. Вот кого нужно поставить верховным жрецом Амона в столице. Он-то уж наведет там порядок. А то зарвались святые отцы. Совсем зарвались. Хотят стать выше фараона.

– А здесь, в Абидосе, ты не заметил ничего необычного?

– Боги великие! Его величество, жизнь, здоровье, сила, зрит в самый корень. Неслыханное святотатство! Одна из здешних жриц Исиды спуталась неизвестно с кем, нарушила обеты девства и забрюхатела.

– И где она сейчас? Говори!

– Ее схватили и пытали. Жестоко пытали, государь. Хотели узнать имя богохульника. Девчонка не выдержала мук и покончила жизнь самоубийством. Так и не выдав милого дружка. Вот мерзавка-то…

– Довольно! – сдавленным голосом прервал его Великий Дом. – Ступай! Я подумаю, как мне наградить тебя.

«За что, о Хентиаменти? За что? – в который раз с горькими словами молитвы обращался Сети к статуе Песиголовца, таинственно скалившейся на него из полумрака. – Чем я прогневил тебя? Я ли не украшал храмы богов и твои в том числе? Я ли не был щедр к жрецам? А то, что я посягнул на Бентрешит, так тебе ведомо, что помыслы мои были чисты. И собирался же уладить все это по закону. Да ведь тебе, знаю, нет дела до суеты живых. Ты хранишь покой мертвых…

Ужели моя вина в том, что пренебрег твоим предупреждением и потревожил многовековой покой камня Бен-Бен? Будь он проклят во веки веков! Или прав был мудрец Джедефхор, заклинавший не ворошить прах давно минувших времен?

Прости же меня, о Хентиаменти! И дай мне возможность вновь встретиться с Ней!»

Фараон совершил возлияние и, на что-то надеясь, продолжал всматриваться в оскаленную морду бронзового Анубиса.

На какой-то неуловимо короткий миг ему показалось, что Песиголовец оскалился еще шире и… кивнул.

Или это просто заслезились утомленные глаза?

Или отбросил блик мигнувший факел?

Или…

На следующий день Его величество Сети Мернептах Менмаатра покинул Абидос, увозя с собой в столицу найденную им «благую тяжесть».

Через два месяца во время охоты на крокодилов государь погиб.

Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?…

Глава четырнадцатая

Змея

Конечно же, расспросить Мону о татуировке Енски так и не успел.

Как оказалось, девушка была непричастна ко всем этим рождественским покушениям. И, скорее всего, татуировка в виде Ока Гора всего лишь дань местной моде. Мона, вообще, заходится в священной истерике от всего, что связано с историей ее родины. Алекс улыбнулся.

«Все равно, это не избавит ее от объяснений, что же ей от меня все-таки надо», – думал он.

Убийца найден и наказан. Конечно, Ральфу пришлось несладко. Убить человека – это не шутка. Впрочем, парень держался молодцом. Интересно, как он сам вел бы себя на месте студента?

Экспедиция превратилась в одно большое объяснение с полицией. Это очень огорчало профессора. Масса времени потеряна на нелепые бумаги и дурацкие объяснения.

Но, с другой стороны, все эти мучения скоро подойдут к концу. Сегодня утром он виделся с Бетси, и девушка многозначительно сообщила, что они уже близко. Близок успех, близки открытия…

А это значит, что можно будет вернуться домой. К любимой семье, уютному дому. И засесть за написание отчета. Самой сладкой была мысль о доме и уюте. То ли возраст все-таки необоримо брал свое, то ли свадьба сына так повлияла на его характер, но профессор все чаще задумывался о досуге, чем о работе. Алекс даже прикрыл глаза, предвкушая, как он греется у любимого камина с рюмочкой коньяка. Все эти нелепые метания из гостиницы в дом Хусейна и обратно утомили его. Возраст все-таки уже не тот. Наверное, возраст.

Алекс вздохнул.

Подходило время обеда. Пора готовится к встрече с Моной.

Он снял с колен недовольно заворчавшую кошку и отправился в ресторан. Естественно, под «конвоем» шейховых «моджахедов». Старик держал слово, данное мисс МакДугал. Хоть опасность, кажется, миновала.

Был полдень.

Войдя в ресторан, Алекс на минуту ослеп от темноты. Придя в себя, он осмотрелся. Ресторан больше походил на какую-то придорожную забегаловку. И хотя он сверкал чистотой и порядком, такой основной вещи, как уют, не наблюдалось. Какие-то нелепые искусственные цветы по углам, маленькая сцена в центре зала с монументальными портьерами. Если бы не сидящие за столиками арабы, можно было с уверенностью сказать, что ресторан – это пережиток второй мировой войны периода немецкой оккупации. Разве только нафталином не пахло.

«Удивительно, – подумал Енски, – Мона производит впечатление очень образованной и богатой женщины, а иногда выдает номера подстать дешевой уличной девке. Откуда с ее финансами любовь к такого рода заведениям?»

Брезгливо морщась, он нашел более-менее достойный столик и заказал холодный чай каркаде. Что-то он к нему пристрастился в последнее время. Шейх Хусейн утверждает, что ибискус весьма способствует мужскому здоровью.

В точно назначенное время появилась она. Алекс замер. Черные волосы подобраны в конский хвост. На руках позвякивают тончайшие золотые браслеты. На шее удивительной красоты обруч, который так же удивительно гармонировал с обручем на лбу. Одежда, перетекающая цветами перезревшего грейпфрута. На мгновение показалось, что все это он уже где-то видел. Но где? Енски вспомнил. Одеяние и украшения Моны полностью дублировали одно из изображений Клеопатры, что он видел в Британском национальном музее. В обстановке ресторана Мона смотрелась как золотой фунт среди медяков.