Отдел Химер - Бурак Анатолий - Страница 3

Долетался, сукин сын…

Но пренебречь его просьбой майор не мог. Тяжко вздохнув, он достал из ящика стола кипятильник. Через три часа начинается новый рабочий день, так что домой идти нет смысла. Вот сейчас попьет чайку, покемарит пару часиков и примется за работу.

Чистые, стерильные стены. Белые жалюзи на окнах и мерный стрекот аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность. Медсестра куда-то вышла, и в палате остался лишь пациент, уже два дня находящийся в коме. Когда-то сильное и выносливое, его тело беспомощно лежало на кровати, не способное теперь выполнять простейшие функции. Вдох-выдох.

Во сколько же обойдутся Светлане эти никому не нужные и ни к чему не обязывающие вдохи? Двух пенсий уж точно не хватит. И, бедная моя, она будет голодать, постепенно продавая нажитые за годы совместной жизни вещи. Страшная, незавидная участь.

Я перелетел в другой угол и взглянул на лежащее в кровати тело с другого ракурса. Мое тело. Эх, подвело ты хозяина. Не выдержало… Хотя… Семьдесят девять — по нынешним временам для мужчины почтенный возраст. Так что можно и уйти. Но, повинуясь главному инстинкту, организм крепко держался за жизнь, упрямо не желая отпустить тонкую ниточку, отделяющую от небытия. Кто знает, может, он и прав. Ведь в нашем роду и мужики, и женщины доживали как минимум до восьмидесяти пяти. Бабушка так вообще в девяносто семь преставилась. Причем до последнего дня находилась в здравом уме и при памяти. За пять дней до смерти в огороде работала. Так что не мне себя осуждать.

Конечно, при желании можно легко оборвать эту самую нить, избавив бренные останки от незавидного существования, а Свету от лишних горестей. Но, даже будучи атеистом, я не могу… Тем более теперь, вися под потолком и воочию убедившись, что «что-то во всём этом есть».

Нет, я, конечно, не раз читал о том, что-де «учеными проведены исследования, в результате которых выяснилось, что в момент смерти тело человека становится легче на семьдесят грамм». И кучу всякой чуши вроде дебатов на тему: «Уж не душа ли это?»

Но в таком состоянии, находясь одной своей половинкой в коме, а другой летая по палате, я почти верил во все эти бредни. Да и бредни ли?

Если это и галлюцинации, то, должен вам сказать, вполне последовательные и не лишенные логики. И тем не менее абсурд. Мистика какая-то.

Собственно, что я теряю, согласившись? Как ни пытался я придумать причину для отказа, но в глубине души знал, что мысленно уже приступил к работе. Ну не чушь ли? «В глубине души, парящей над кроватью». Хе-хе.

Они заглянули в палату вчера вечером. И, выразив соболезнования по поводу безутешности супруги, спросили, не соглашусь ли пройти для приватной беседы. Признаться, я не совсем пришел в себя и согласился скорее машинально, чем обдуманно. Сделав руками какой-то загадочный пасс, один из троицы, по-видимому главный, открыл прямо в воздухе нечто вроде портала. И, приглашающе кивнув, шагнул внутрь. Оставшиеся двое, потеряв ко мне всякий интерес, последовали за ним, и я остался один на один с неровно мерцающим прямоугольником.

Затем оглянулся на беспомощного себя и, в сердцах плюнув, шагнул следом.

— Присаживайтесь! — Хозяин апартаментов сделал любезный жест.

Я ожидал увидеть-что-то вроде казенной и неуютной небесной канцелярии. Это же помещение напоминало скорее гостиную, обставленную со вкусом и с некоторой претензией на роскошь.

— Что-нибудь выпьете? — Хозяин открыл бар.

— Водки! — ни минуты не колеблясь, потребовал я. — Уж тут-то ты, голубчик, просчитался. Не могут духи пить, есть и отправлять естественные потребности.

— Конечно, не могут, — протягивая мне налитый до краев тонкостенный стакан, подтвердил искуситель. — Но стоит немного задуматься, что есть материя, и привычные вещи порой так и норовят встать с ног на голову.

Я сделал глоток и невольно поперхнулся. Водка оказалась противной и чуть тепловатой. Под ироничным взглядом своего визави я залпом опорожнил стакан и занюхал рукавом.

— Как пошла? — заботливо осведомился он.

Я лишь кивнул, давая понять, что всё в норме, и, прикрыв глаза, почувствовал, как внутри разливается забытое тепло.

Не будучи алкоголиком, тем не менее иногда люблю пропустить стаканчик. Любил, поправился я.

— Удивлены?

— Не то слово, — мимоходом взглянув на хозяина, подтвердил я. — Объяснения-то предполагаются?

— А как же. — Он широко улыбнулся. — За тем вас сюда и пригласили.

Он извлек из бара коробку сигар и протянул мне.

Я не курил… Господи, сколько же не курил-то? Сорок пять лет. И теперь хотел было отрицательно помотать головой, но потом, решив, что раз уж это бред, то можно всё, взял одну и, откусив кончик, поднес огонь.

— Итак?

— Большинство людей не задумываются о способе существования материи. Живут себе люди и живут. А пройдя путь, тихо-мирно отходят в мир иной.

Я согласно кивнул.

— Все мы слышали о наличии у разумных так называемой души, — продолжил он, — но вот получить ответ удавалось немногим…

— И вы, как я понимаю, один из этих… избранных. — Мой собеседник улыбнулся одними губами.

— Совершенно верно. Итак, ответ, возможно, кроется в знаменитом парадоксе Шрёдингера.

Знакомство со строением атома происходит в школе на примере планетарной модели Резерфорда. Гуманитарии так и остаются потом в святой убежденности, что атом устроен с дивной простотой — с электронами-планетами, вращающимися вокруг центрального ядра — Солнца. Однако в реальности всё намного сложнее. Еще на заре двадцатого века физики обнаружили, что электроны обладают загадочным свойством исчезать с одной орбиты и тут же появляться на другой. Чтобы как-то объяснить этот феномен микромира, ученые вынуждены были допустить, что элементарные частицы могут существовать и в виде корпускул, и в виде волн. Знаменитый Луи де Бройль предположил также, что каждой частице соответствует волна, заполняющая всё пространство. Амплитуда этой волны максимальна там, где вероятнее всего находится частица. Но в любой момент без видимого перехода она может изменить местоположение. Чем вам не телепортация?..

Один из основоположников квантовой физики, австрийский исследователь Эрвин Шрёдингер, размышляя о странностях поведения частиц, поставил в тысяча девятьсот тридцать пятом году мысленный эксперимент, который до сих пор смущает умы.

«Допустим, — сказал Шрёдингер, — в закрытом ящике находится кошка. Там же есть счетчик Гейгера, баллончик с ядовитым газом и радиоактивная частица. Если последняя проявит себя как корпускула, счетчик радиоактивности сработает, включит баллончик с газом, и кошка умрет. Если частица поведет себя как волна, счетчик не среагирует, и животное соответственно останется в живых. Что можно сказать о кошке, глядя на закрытый ящик?

С житейской точки зрения, кошка либо жива, либо нет. Но законы квантовой физики предполагают, что кошка и жива и мертва одновременно с вероятностью ноль целых пять десятых. И такое ее странное состояние будет продолжаться до тех пор, пока какой-нибудь наблюдатель не устранит эту неопределенность, заглянув в ящик».

Шрёдингер и сам был не рад, когда запустил в оборот такую абстракцию. Ученые всех стран переполошились. Выходит, и человек может быть наполовину жив — наполовину мертв или наполовину здесь — наполовину там? Особенно возмущались по этому поводу наши научные идеологи. В СССР, как вы помните, царил практически поголовный атеизм. Ведь по всему выходило, что квантовая физика допускала существование Бога — того самого стороннего наблюдателя, от которого зависит состояние человечества, живущего в «ящике» под названием Земля! Цензура вычеркивала малейшее упоминание о «кошке Шрёдингера»…

— Можно еще стаканчик? — попросил я, пытаясь переварить сказанное.

Хозяин налил еще, и, залпом выпив, я кивнул на опорожненную посуду.

— Так это тоже… гх-м… «волновые двойники»?

— Совершенно верно, — усмехнувшись, подтвердил он. — Постепенно всё немного успокоилось. Специалисты сошлись на том, что законы микромира не стоит переносить на большой мир. Другими словами — что дозволено электрону, то человеку ни-ни. Но недавно ситуация вновь стала зыбкой. Сначала физик Дэвид Ричард из Массачусетского университета показал, что квантовая физика распространяется не только на элементарные частицы, но и на молекулы, принадлежащие уже макромиру. Потом Кристофер Монро из американского Института стандартов и технологий экспериментально показал реальность парадокса «кошки Шрёдингера» на атомном уровне.