Лицо особого назначения - Бурак Анатолий - Страница 6

— Выходит, это всего лишь смена тюрьмы на колонию! — раздался чей-то голос.

Убеленный сединами и повидавший много таких выпускников человек лишь развел руками.

— В любом случае это альтернатива, дающая возможность как-то примириться с положением изгоев. Должен вам сказать, что за пятьдесят лет существования проекта воспользовались правом уйти не более десятка подобных нам. Остальные же, пройдя пору юности и оставив позади сопутствующий ей максимализм, смогли прийти к соглашению со своими инстинктами и стать полноправными членами общества. Почти полноправными.

Каждые полгода их группу, не такую уж и многочисленную, отправляли на практику. И с каждым таким осмотром будущего места работы юношу охватывала все большая тоска. Унылые серые стены, ненависть пополам со страхом охраняемого контингента — все укрепляло его в мысли невозможности подобного существования. И в конце концов он решился. После возвращения с очередной практики, он подошел к наставнику и, запинаясь и пряча глаза, объявил о своем желании.

— Подумай до завтра, малыш. — Глаза старшего смотрели на него с жалостью. — Это ведь навсегда, и никому неизвестно, что ждет тебя на той стороне.

Но, менять принятое решение было не в его привычках. И через несколько дней, продиктовав свою волю в присутствии свидетелей и приложив к сенсору ладонь, он оказался здесь.

ГЛАВА 4

«Как в животных, так и вообще во все живые существа, в нас с самого момента зачатия закладывается категорический приказ, вытесняющий все прочие инстинкты. Намертво запечатленный в нашем существе, он гласит: „ВЫЖИВИ!“…

Для удовлетворения своего стремления к выживанию мы едим. Часто едим инстинктивно (даже в тех случаях, когда нам угрожает что-либо иное, нежели голод), потому что это самый доступный нам способ реагирования на категорический приказ выжить. Подчиняясь этому императиву, мы накапливаем материальные ценности и защищаем их от посягательств. Инстинкт размножения — еще одна форма следования приказу. Любая угроза этому автоматически вызывает с его стороны стремление защитить себя и дать отпор. Знакомый всем импульс «нападения или бегства» есть физическая реакция на приказ выжить, требующий избегать смерти любым доступным способом.

Противоречие заключается в том, что в основе всех человеческих идеалов, добродетелей и великих деяний лежит отрицание этого императива. Человек, отдающий свой хлеб другому, ценой тяжкого труда и преждевременной смерти содержащий большую семью, бескорыстно служащий обществу и стране, сознательно подвергающий себя опасности и даже жертвующий своей жизнью ради других, делает Правое Дело.

Таким образом, исполнение Правого Дела — наиболее почитаемого и, по нашим понятиям, богоугодного деяния — находится в прямом противоречии с важнейшим приказом, данным Богом всей природе»!.. Господин Смирнов захлопнул книгу и погладил рукой переплет.

Да, с этим человеком они бы нашли общий язык. И теория, излагаемая исследователем-дилетантом, ему близка и понятна. Во всяком случае, с ее помощью можно найти оправдание любым своим действиям. Снимая с себя всякую ответственность и не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Не то что там, в мире, из которого он появился. Высосанная из пальца мораль и искусственно придуманные запреты…

И он целых десять лет после окончания так называемой школы вынужден был прозябать на паршивом спутнике. Спертый воздух, протухшая вода, воняющая к тому же химреактивами. Из развлечений оставалось только головидение да пирушки в баре.

Но, общество подобных себе претило его неординарной натуре. А тяга к алкоголю не была отличительной чертой. Короче, скука смертная, лишь изредка нарушаемая возможностью выступить в роли палача, лишая жизни приговоренных к высшей мере наказания.

Но, увы, он не был единственным, среди множества желающих попробовать «свежей крови». И вожделенное право разыгрывалось при помощи жребия, для участия в котором к тому же приходилось ждать своей очереди. За десять лет ему повезло дважды. И после второго раза он понял, что больше не сможет влачить столь жалкое существование, которое будет продолжаться годы и годы, постепенно погружая в депрессию и сводя с ума. Формальности в отношении подобных ему были минимальными. И надо сказать, за прошедшие полвека он ни разу не пожалел. Варварский мир таил в себе массу возможностей. Разделение на множество государств позволяло в случае эксцессов избежать преследования, если просто уехать за границу. Но, случайностей Алексей Иванович не допускал. Он жил, катаясь подобно сыру в масле. С конкурентами старался не встречаться и без острой необходимости не охотиться на их территории.

Мысли его вернулись к вчерашней жертве. Все воспоминания были к его услугам, и Иваныч «пролистывал» их, вызывая в памяти год за годом. Нечист, ох нечист на руку был покойный. Тут и организация двух заказных убийств, и махинации с невозвращенными кредитами, немалая толика которых оседала на принадлежащих усопшему счетах.

Алексей Иванович отпер сейф и достал блокнот, в который простым карандашом с помощью шифра заносил сведения, извлеченные из памяти жертв. Если же учесть, что записи были сделаны на родном языке, то возможность прочтения кем-либо была равна нулю. И вот после отправления в небытие очередного клиента ему предстояло вновь заниматься делами, связанными с «вступлением в права наследства».

Конечно, легальная часть бизнеса перейдет к жене и детям, но это лишь верхушка айсберга. Банкир был жаден до неприличия и, стараясь урвать и спрятать как можно больше, всеми правдами и неправдами переводил средства за границу. Что ж, пусть земля будет пухом бренным останкам. А душе его более ничего не понадобится.

Отъезд он наметил на послезавтра, и предстояло уладить дело с конкурентом, которого Иваныч обнаружил по чистой случайности.

Уже много лет он непроизвольно прощупывал всех встречаемых людей и просто прохожих. Так, машинально, на всякий случай. Теплые, податливые ауры. Словно молодые ягнята с мягкой шерстью и тонкой, пульсирующей жилкой на шее. Приглашающие остричь нежное руно и готовые отдать всю кровь до последней капли по первому желанию чабана. Все они, домохозяйки и военные, крутые братки и романтические студентки, были лишь «мясом», призванным удовлетворять аппетит тайного хозяина по мере его возникновения или в угоду случайной прихоти.

И вот среди обилия нежной и податливой плоти вдруг обнаруживается холодная и непроницаемая защита, не оставляющая ни малейшего шанса проникнуть и ни грана сомнений.

Встреча с подобным себе живо напомнила годы, проведенные в добровольно-принудительной неволе. Все же все они хищники, а скученность и подавление инстинктов оставила в памяти господина Смирнова неизгладимый отпечаток, который никак нельзя было отнести к разряду приятных. И терпеть рядом себе подобного он не намерен. Тем более что это явно новичок и серьезных проблем доставить не должен.

Однако парню как-то удалось выкрутиться. Заверения трусливого исполнителя о трех пулях не вводили в заблуждение. Если у незнакомца был «запас» жизней, то даже прямое попадание снаряда было для него не страшнее комариного укуса. Если же конкурент был «пуст», то и это не составляло для него проблемы. Чай, не в лесу живем, и зевак, готовых сунуть, на свою беду, нос куда не след, в городе хватает. И Иваныч набрал домашний номер знакомого милиционера.

— День добрый, Всеволод Станиславович. — Тон не был заискивающим, и, несмотря на внешнюю разницу в возрасте, разговаривал Смирнов с полковником как равный с равным.

— С утра был добрым, — утвердительно ответил собеседник, — а тебе, гляжу, все не терпится.

— Да, понимаешь, отъехать по делам надо, вот и тороплюсь.

— Наш человек был в травматологии, по вызову на огнестрельное. По словам персонала — три проникающих пулевых ранения, не совместимых с жизнью. Что странно, от помощи раненый отказался. И, сняв с санитаров штаны и рубаху, убег, предварительно всех загипнотизировав. Прямо Мессинг какой-то или Копперфильд, понимаешь.