Тысяча и одна ночь - Автор неизвестен - Страница 63

"Прося справедливости, судьбу ты обидел бы:

Ее не кори - не так ее сотворили.

Бери что придется ты и горе кинь в сторону,

И смуты и радости всегда в жизни будут".

После этого Бедр-ад-дин продолжал продавать кушанья, а везирь, его дядя, пробыл в Дамаске три дня, а потом уехал и направился в Химс я вступил туда, - и по дороге, где бы он ни останавливался, он все искал. И он продолжал ехать, пока не прибыл в Диар-Бекр, и Мардшг, и Мосул [50], и не прерывал путешествия до города Басры. И, вступив туда, он пошел к султану и встретился с ним, и султан оказал ему уважение и отвел для него почетное жилище и спросил о причине его прибытия.

И везирь рассказал ему свою историю и прибавил, что везирь Нур-ад-дин Али - его брат, и султан призвал на него милость Аллаха и сказал: "О господин, он был моим везирем пятнадцать лет, и я очень любил его, и он умер и оставил сына, но тот пробыл здесь после его смерти только один месяц и исчез, и мы не получили о нем вестей. Но его мать у нас, так как она дочь моего старого везиря".

Услышав от царя, что мать его племянника здорова, везирь Шамс-ад-дин обрадовался и сказал: "О царь, я хочу повидаться с нею"; и царь тотчас же позволил ему, и Шамс-ад-дин вошел к ней, в дом своего брата Нур-ад-дина. И он повел взором по сторонам и поцеловал пороги в доме и подумал о своем брате Нур-ад-дине Али, который умер на чужой стороне, и заплакал и произнес:

"В жилище хожу, в жилище хожу я Лейлы [51],

Целую я там то ту, то другую стену.

Но любит душа не стены того жилища,

А любит душа того, кто живал в жилище".

И он прошел через дверь в большой двор и увидел другую дверь, с каменными сводами, выложенную разным мрамором всех цветов, и прошел по долгу и осмотрел его и обвел его взором - и увидел имя своего брата Нур-ад-дина, написанное там золотыми чернилами.

И, подойдя к надписи, он поцеловал ее и заплакал, и вспомнил о разлуке с братом и произнес такие стихи:

"Расспрашивал солнце я о вас, лишь взойдет оно,

И молнию вопрошал, едва лишь блеснет она.

И сплю я, свиваемый и вновь развиваемый

Рукою тоски, но все ж на боль я не жалуюсь.

Любимые, если время долго уж тянется,

То знайте - разлука на куски растерзала нас,

И если моим глазам вы дали б увидеть вас,

То было бы лучше так и мы б с вами встретились.

Не думайте, что другим я занят! Поистине,

Не может душа моя к другому любви вместить".

И он пошел дальше и пришел к комнате жены своего брата, матери Бедр-ад-дина Хасана басрийского. А она во время отсутствия сына, не переставая, рыдала и плакала, и когда годы продолжились над нею, она сделала сыну мраморную гробницу посреди комнаты и плакала над ней днем и ночью и спала только возле этой гробницы.

И когда везирь пришел к ее жилищу, он, остановившись за дверью, услышал, как она говорит над гробницей:

"Могила, исчезла ли в тебе красота его?

Погас ли в тебе твой свет, сияющий лик его?

Могила, могила, ты не сад и не свод небес,

Так как же слились в тебе и месяц и ветвь?"

И когда она говорила, вдруг вошел к ней везирь Шамс-ад-дин и поздоровался с нею и сообщил ей, что он брат ее мужа, а потом он рассказал, что случилось, и разъяснил ей всю историю, и поведал, что ее сын Бедрсад" дин Хасан провел целую ночь с его дочерью десять лет тому назад, а утром исчез. "А моя дочь понесла от твоего сына и родила мальчика, который со мной, и он твой внук и сын твоего сына от моей дочери".

И, услышав весть о своем сыне и увидев своего деверя, она упада к его ногам и стала целовать их, говоря:

"Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли!

Он доставил мне наилучшее, что я слышала.

Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы

Ему душу я, что истерзана расставанием".

Потом везирь послал за Аджибом, и когда он пришел, его бабка обняла его и заплакала, и везирь Шамс-ад-дин сказал ей: "Теперь не время плакать, теперь время тебе собираться, чтобы ехать с нами в земли египетские. Быть может, Аллах соединит нас и тебя с твоим сыном и моим племянником!"

И она отвечала: "Слушаю и повинуюсь!" - и тотчас же поднялась и собрала свои вещи, и сокровища, и девушек и немедленно снарядилась; а везирь Шамс-ад-дин пошел к султану Басры и простился с ним, и тот послал с ним подарки и редкости для султана Египта.

И Шамс-ад-дин тотчас же выехал и, достигнув окрестностей города Дамаска, остановился в Кануне [52] и разбил палатки и сказал тем, кто был с ним: "Мы пробудем здесь неделю, пока не купим султану подарки и редкости".

И тогда Аджиб вышел и сказал евнуху: "О Ляик, мне хочется прогуляться! Пойдем отправимся на рынок, пройдем в Дамаск и посмотрим, что случилось с тем поваром, у которого мы ели, а потом ранили его в голову. Он ока зал нам милость, и мы дурно поступили с ним".

И евнух ответил: "Слушаю и повинуюсь!" И Аджиб вместе с евнухом вышел из палатки, движимый кровным влечением к отцу, и они тотчас же вошли в город и, не переставая, шли, пока не дошли до харчевни. И они увидели, что повар стоит в лавке (а время близилось к закату солнца), и случилось так, что он сварил гранатных зернышек. И когда они подошли к нему и Аджиб взглянул на него, он почувствовал к нему влечение и увидел след удара камнем у него на лбу, и сказал ему: "Мир тебе! Знай, что мое сердце с тобою". И внутри Бедр-ад-дина все взволновалось, когда он взглянул на мальчика, и сердце его затрепетало, и он склонил голову к земле и хотел и не мог повернуть язык во рту, а потом он поднял голову, униженно и смиренно, и произнес такие стихи:

"Стремился к любимым я, но только увидел их

Смутился и потерял над сердцем и взором власть.

И в страхе, с почтением понурил я голову,

И чувства свои я скрыть хотел, по не скрыл я их.

И свитками целыми готовил упреки я,

Когда же мы встретились, я слова не вымолвил".

Потом он сказал им: "Залечите мое сердце и поешьте моего кушанья. Клянусь Аллахом, едва я посмотрел на тебя, мое сердце затрепетало, и я последовал за гобой, будучи без ума". - "Клянусь Аллахом, ты нас любишь, - сказал Аджиб, - и мы съели у тебя кусочек, а ты возложил на нас последствия этого и хотел нас опозорить. Но мы съедим у тебя что-нибудь, только с условием, что ты дашь клятву не выходить за нами и не преследовать нас. Иначе мы больше не вернемся к тебе; а мы пробудем Здесь неделю, пока мой дед не купит подарки для царя".