Меч президента - Бунич Игорь Львович - Страница 28

И, разумеется, именно генерал Макашов был одним из немногих командующих округами, которые не только выполнили все приказы ГКЧП в августе 1991 года, но сделали даже больше, чем это требовали заговорщики в Москве.

Накопленный богатейший опыт в планировании стратегических операций генералу Макашову пришлось впервые применить на практике в своей родной Самаре. Придя в восторг от известия о создании ГКЧП, Макашов немедленно привел вверенный ему округ в состояние полной боевой готовности, отдав приказ «быть готовыми к ведению боевых действий» и приведя авиацию округа в 15-минутную готовность — с летчиками в кабинах.

Кого генерал собирался бомбить с воздуха, так и осталось неизвестным, но на земле Макашов развернул действия во всем блеске своего оперативного таланта. Армейские части, получив ясный приказ «задерживать демократов и космополитов», быстро захватили контроль над областным центром, оккупировав телецентр и захватив областной издательский центр, разгромив по ходу дела ненавистную местную независимую телестудию «Скат».

Радиостанции округа по всем правилам ведения электронной войны заглушили все местные радиостанции, чтобы до граждан не доходили «подрывные и провокационные» известия из Москвы, оставив свободный канал только для передачи приказов своего командующего. Но поскольку тот произносить речи не горазд, свободное между боевыми приказами эфирное время было заполнено круглосуточным непрерывным чтением записи «Слова к народу», незадолго до этого опубликованного газетой «Советская Россия», которое генерал повелел считать теоретическим руководством к действиям.

20 августа Макашов даже осмелился дать в Кремль телеграмму, где говорилось: «Военный Совет и войска округа обеспокоены нерешительностью по отношению к Ельцину и его окружению. Промедление смерти подобно…»

Генералу повезло, что «августовский путч» был, по большому счету, внутрипартийным конфликтом, а потому никто не собирался особо сводить счеты даже с главными московскими «путчистами», не говоря уже об исполнителях из провинции.

Макашова без лишнего шума выкинули в отставку, и с тех пор генерал постоянно украшал своими тремя генеральскими звездами всевозможные коммунистические и национал-демократические митинги и тусовки, где его постоянно прочили в будущие премьеры «патриотического правительства».

Вместе со своими немногочисленными соратниками, Макашов упорно отказывался признать распад Советского Союза и роспуск съезда народных депутатов СССР. Он стал одним из организаторов так называемого «VI чрезвычайного съезда народных депутатов СССР», мистически проходившего при свечах (мстительные власти отключили свет) в колхозном клубе подмосковной деревни Вороново, на котором председателем президиума Верховного Совета СССР была единогласно выбрана Сажи Умалатова (к женщине меньше будут приставать). Та самая Умалатова, которая считала, что президента Ельцина нужно не просто повесить, а непременно вниз головой.

Пользуясь безнаказанностью со стороны впавшей в летаргию власти, Макашов, как призрак прошлого царствования, появился в Приднестровье, чтобы, по его собственным словам, «организовать оборону». Приднестровскую «республику» совершенно несправедливо называли и называют самопровозглашенной. В действительности, «республику» провозгласил КГБ, сделав ее президентом своего платного провокатора Игоря Смирнова, дав ему в помощники своего кадрового костолома Антифеева, ставшего при Смирнове министром госбезопасности под фамилией Шевцов, так как находился в розыске за преступления на территории Прибалтики.

Устами другого своего агента, Александра Невзорова, КГБ объявил Приднестровскую «республику» «первой, освобожденной от оккупантов, территорией Советского Союза» и попросил Макашова убедить заинтересованных лиц продолжить дело освобождения.

По плану, командование расквартированной в Молдове российской 14-й армии должно было «во имя защиты русского населения» двинуть танки на Кишинев, а затем обратиться к Москве с просьбой о включении Молдовы в состав России. Этот план с разными вариациями должен был затем осуществиться во всех бывших республиках бывшего СССР, где постоянно нагнеталась напряженность по поводу положения «русского меньшинства», которое иногда более дипломатично называлось «русскоязычным».

Единственное, что могло ответить командование 14-й армией на элегантное предложение начать на развалинах бывшего Союза крупномасштабную гражданскую войну, — это показать Макашову на дверь, что оно и сделало, причем даже в не очень учтивой форме.

Взбешенный Макашов стал собирать собственную армию, состоявшую из осколков всяческих прибалтийских омонов, любителей приключений и разного рода уголовных элементов. Делая смотр своему воинству, Макашов обратился к ним с речью, где сказал: «Дай Бог, если я когда-нибудь буду командовать частями… чтобы у меня были такие солдаты, как в Приднестровье. Их не надо агитировать!»,

Бог, на которого сослался в своей речи Макашов, услышал его желание, и вскоре предоставил генералу покомандовать приднестровскими ребятами, которых «не надо агитировать». Сегодня, 21 сентября, генерал Макашов уже говорил с Тирасполем. Батальон «Днестр» готов вылететь в Москву по первому зову.

Тогда же покомандовать не удалось. Москва, обеспокоенная возней в Приднестровье, сменила командование 14-й армией. Новый командарм, генерал Лебедь, чьи десантники в августе 91-го отбили у всех охоту лезть на штурм Белого Дома, не любил, когда по подразделениям вверенных ему войск шастали беспризорные генералы, не имеющие, к тому же, никаких официальных полномочий.

Макашову пришлось покинуть Приднестровье и, надо сказать, вовремя. Когда началась стрельба, налаженная им оборона Бендер рухнула в одночасье, и только твердая позиция генерала Лебедя предотвратила взаимную резню, которая, наверняка, продолжалась бы бесконечно, как и в других районах межнациональных конфликтов.

Макашов вернулся в Москву и стал ждать своего часа. Нельзя сказать, чтобы генералу нечего было терять. На волне демократического хаоса он приватизировал квартиры в Москве и Самаре, входил в совет директоров нескольких акционерных компаний, а его каменная трехэтажная дача со встроенной колокольней домовой церкви, украшенной барельефом православного креста, поражала воображение даже его коллег-генералов, чьи особняки, построенные за счет щедрот Министерства обороны, хотя и были добротными, но от них за версту веяло казарменной безвкусицей.

Час Макашова настал. Шестым чувством старого солдата он понимал, что на этот раз без стрельбы не обойдется, и ноздри его раздувались, как перед командой, которую он сотни раз отдавал на учениях и маневрах разного уровня: «Танки, вперед!».

Пока эту команду отдавать было некому. Да и сам вид генерала был совсем не воинственный. Сутулый, в старомодном синем плаще с пояском и старческом берете, он устало ходил по информационному центру, ожидая возвращения Ачалова, пытавшегося связаться с Министерством обороны, Генштабом и с командующими округами.

Информация продолжала литься потоком. Уже председатель Моссовета Николай Гончар сообщил, что на 23:00 запланировано срочное заседание президиума Моссовета, а завтра, с утра, начнется сессия, которая выскажет свою точку зрения на указ президента. Гончар отметил, что нужно предотвратить обострение ситуации и тем более пресечь провокации, которые могут привести к кровопролитию.

Уже председатель Конституционного суда Зорькин объявил о срочном созыве Конституционного суда, а один из судей, Лучин, поспешил заявить, что «в соответствии со статьей 121-6 Конституции Российской Федерации в нынешней редакции президент лишил сам себя властных функций».

Информационные агентства, перебивая друг друга, сообщали новости:

«В 21:40 началось экстренное заседание Конституционного суда. Собран полный кворум. На улице перед зданием суда находятся несколько автомашин с милицией. В здание суда прошли четверо гражданских лиц с автоматами…»

«В 21:00 состоялось заседание президиума совета министров. По его окончании премьер Виктор Черномырдин подчеркнул, что „прежде всего нужно спокойствие“, государственные учреждения должны работать в нормальном режиме. На вопрос корреспондента о возможном давлении на депутатов Верховного Совета премьер воскрикнул: „Боже упаси! Никаких „чрезвычаек“! Это исключено!“