Лабиринты безумия - Бунич Игорь Львович - Страница 142

Мацуока поблагодарил Гитлера за откровенность и ответил, что в целом согласен с точкой зрения фюрера. К сожалению, он не обладает, в отличие от Гитлера, верховной властью в Японии и еще должен склонить к своей точке зрения тех, кто правит страной Восходящего Солнца. Поэтому он не может дать никаких определенных обязательств, но лично сделает все от него зависящее.

Затем Гитлер поинтересовался: о чем Мацуока и Сталин говорили в Москве?

Мацуока не сказал ни слова о том, что он на обратном пути собирается подписать со Сталиным договор о нейтралитете. (Гитлер тоже ничего не говорил о плане Барбаросса.) Он только поведал Гитлеру о беспокойстве Сталина по поводу судьбы британских владений, особенно в районе Персидского залива и его надежды, что после краха Британии все разногласия между Японией и Россией будут устранены.

Прием закончился, но ощущение какой-то недоговоренности осталось у той и другой стороны.

У Гитлера, как и у всякого человека с повышенной нервной возбудимостью, было очень острое чувство надвигающейся беды.

Еще во время приема в честь японского министра иностранных дел Гитлер осознал, что его что-то удручает. Возможно, его раздражали улыбки, уклончивые сладко-вежливые ответы и идиотские поклоны японцев. Нет, тут было что-то другое. Он видел, как его любимый адъютант штурмбанфюрер Гюнше несколько раз появлялся в зале с какой-то бумагой в руке, но, видя, что фюрер занят оживленной беседой с посланцами далекой Японии, не решался подойти.

Только проводив японцев, Гитлер узнал, в чем дело: в Югославии произошел государственный переворот.

Уже были известны подробности. 26 марта, когда Цветкович и Маркович возвратились из Вены и стало известно, что они подписали пакт с Гитлером, генерал Симович поднял военный мятеж. Кровопролития не было. Несколько генералов были арестованы. Цветкович, задержанный полицией, доставлен в штаб Симовича, где его заставили подписать заявление об отставке. Как только принц Павел прибыл в Белград, его доставили в штаб генерала Симовича, где он вместе с двумя другими регентами, подписал акт отречения. Ему дано несколько часов на сборы и предписано покинуть страну.

Улицы Белграда вскоре заполнились ликующими толпами, несущими плакаты: «Лучше война, чем пакт; лучше смерть, чем рабство!» Повсюду появились английские и советские флаги. Везде люди хором исполняли национальный гимн и, что самое интересное, песню времен прошлой войны: «Россия, приди на помощь братьям своим».

Сказать, что Гитлер пришел в ярость, получив это известие, значит не сказать ничего. У него произошла та вспышка конвульсивного гнева, который сначала лишал его способности мыслить, потом приводил к приступу удушья, из которого мог вывести только шприц доктора Морреля. Позднее Гитлер сам рассказывал, что «Югославский путч явился для меня громом среди ясного неба. Когда мне сообщили о нем, я подумал, что это шутка».

Фюрер немедленно вызвал к себе Геринга, Кейтеля, Иодля, Гальдера и Риббентропа. К их прибытию он уже полностью успокоился и сказал, что это даже хорошо, что Югославия так себя проявила. Хуже было бы, если бы все это произошло, когда началось вторжение в Грецию, а еще хуже – при выполнении плана «Барбаросса».

Поэтому он решил, не дожидаясь возможных деклараций о лояльности со стороны нового правительства, провести все приготовления к военному разгрому Югославии и уничтожению ее как национального государства.

Приказ Гитлера был оформлен в виде Директивы № 25. Это нарушало все ранее разработанные военные планы. Операцию «Марита» (вторжение в Грецию) пришлось почти полностью перепланировать. Все приходилось делать в страшной спешке и экспромтом.

Но беда никогда не приходит одна.

Не успел Гитлер немного прийти в себя от югославского сюрприза, как пришло сообщение о новом разгроме итальянского флота.

27 марта, в соответствии с договоренностью, достигнутой в Меране между адмиралами Редером и Риккарди, в море вышло мощное соединение кораблей итальянского флота.

Новейший линкор «Витторио Венето» под флагом адмирала Якино вел за собой 6 тяжелых крейсеров, 2 легких и 14 эсминцев. Линкор «Витторио Венето» был лучшим в мире. Закованный в 350-миллиметровую броню, водоизмещением более 45 000 тонн, корабль нес девять 15-дюймовых орудий длинной в 54 калибра и мог развивать скорость до 30 узлов. Прекрасные тяжелые крейсеры типа «Пола» по своим боевым и техническим характеристикам превосходили в марте 1941 года все зарубежные корабли своего класса, включая и японские.

Узнав из сообщения разведки о выходе в море итальянцев, командующий английским флотом Восточного Средиземноморья адмирал Каннингхем вышел на перехват противника, ведя под своим флагом трех ветеранов Ютландского боя – линкоры «Варспайт», «Веллиэнт» и «Бэрхэм». Хотя модернизация, проведения в середине 30-х годов, и придала ютландским ветеранам современный вид, «старики» задыхались уже при скорости 22 узла, а их орудия, номинально имевшие тот же 15-дюймовый калибр, что и у итальянского линкора, были гораздо менее дальнобойными.

На рассвете 28 марта южнее мыса Матапан (южная оконечность Греции) легкие силы англичан вступили в боевой контакт с противником. Не считаясь с тем, что тяжелые орудия итальянцев способны быстро уничтожить их всех, англичане немедленно открыли ураганный огонь по противнику. Огромные водяные столбы, поднятые снарядами «Витторио Венето», обрушивались на палубы и надстройки английских крейсеров, но попаданий не было. В этот момент в воздухе появились шесть торпедоносцев-бипланов с авианосца «Формидейбл». Маленькие бипланы, совершенно комично выглядевшие на фоне камуфлированных бронированных чудовищ флота Новой Римской Империи, стрекоча моторами на своей парадной скорости 200 км/час, устремились в атаку.

Ни одного английского самолета итальянцам сбить не удалось, а линкор «Витторио Венето» получил торпеду в корму. Корабль лишился хода и управления, в огромную пробоину хлынула вода. Адмирал Якино немедленно приказал всем кораблям ложиться на обратный курс и отходить в Таранто, до которого было 420 миль.

Солнце стремительно закатывалось, и наступающая темнота обещала возможность отхода без дальнейших потерь. Окружив поврежденный линкор, сумевший поднять скорость до 19 узлов, итальянское соединение, не выполнив задачи, уходило на запад.

Через час после захода солнца оно было настигнуто еще одной шестеркой торпедоносцев «Свордфиш».

На этот раз торпеду получил красавец – тяжелый крейсер «Пола», который, приняв, несколько тысяч тонн воды, полностью лишился хода. «Свордфиши», как ночные жуки, радостно вереща моторами, понеслись к родному авианосцу, который нагло зажег все палубные огни, чтобы принять самолеты на палубу.

В этот момент к месту боя подошли старики-ветераны адмирала сэра Эндрю Каннингхема. Обнаружив радарами итальянский отряд, линкоры Каннингхема обрушили на противника огонь своих пятнадцатидюймовых орудий.

Тяжелые крейсеры «Зара» и «Фиуме» мгновенно взорвались и затонули, не успев даже открыть ответного огня.

В это время в луч английского прожектора попал без хода тяжелый крейсер «Пола». Сгрудившийся на баке подбитого крейсера экипаж протягивал англичанам буксирные концы.

Мозг адмирала Каннингхема был не в состоянии этого осознать. Он приказал снять итальянцев на эсминцы, а «Полу» добить торпедами, упустив тем самым уникальный случай захвата в море и привода в Александрию тяжелого крейсера противника, что стало бы наиболее уникальным эпизодом второй мировой войны на море. Со времен Цусимы, когда в плен японцам сдалась целая русская эскадра, ничего подобного в XX веке еще не случалось…

Это был конец. Итальянский флот больше и не пытался доказать кому-то свою полезность. Огромные корабли простояли по портам до 1943 года, а потом дисциплинированно сдались союзникам.

Даже Гитлер больше не напоминал ничего Муссолини о его флоте.

Известие о военном перевороте в Югославии вызвало в Кремле радостное возбуждение. Дело в том, что мудрая политика товарища Сталина привела фактически к полной политической изоляции Советского Союза. У Гитлера была Италия, Венгрия, Румыния, Болгария и в потенциале – Япония, а у СССР – никого, если не считать, конечно, Монголии. Впрочем, это мало кого сильно беспокоило.