Быль беспредела, или Синдром Николая II - Бунич Игорь Львович - Страница 48

— Вы хотите сказать, — не понял Горбачев, — что товарищ Сталин был доведен до инсульта безответственным поведением лиц из высшего партийного эшелона?

— Да, — вздохнул Климов, — от двух выстрелов в упор может случиться не только инсульт, но кое что и похлеще…

— Что вы такое говорите? — прервал генерала Горбачев. — Какие выстрелы? Я слышал, что они использовали простой…

— Какая разница? — изумился Климов. — Какая разница, каким способом человека отправляют на тот свет? Вы слышали так, я знаю иначе. Это не принципиально. Я только не верю, чтобы кто-нибудь из них мог додуматься до того, о чем вам докладывали. Самое умное, что они смогли придумать тогда, это «дымовую завесу» антисемитизма, о которой я упоминал, что, вы же понимаете, старо, как мир. Если целью является развал государства, ничего лучше просто не придумать.

— Но вы же сами предложили, — возразил Горбачев, — применить эту «завесу» и ныне, уверяя, что она будет даже эффективнее Чернобыля. Вы не боитесь, что ныне под прикрытием этой «завесы» могут произойти процессы, которые нам будет трудно проконтролировать?

— Старое проверенное средство всегда надежнее, чем что-либо новое и еще неопробованное, — мрачно ответил Климов. — Пока все удается контролировать. Конечно, от него можно было отказаться, если знать, что произойдет какая-нибудь катастрофа. «Все, что намечено партией, выполним», — процитировал он с видимым удовольствием. — Откровенно скажу вам, Михаил Сергеевич, все-таки под завесой антисемитизма действовать надежнее, чем в зареве Чернобыля. Вы знаете, кстати, сколько человек получили облучения 1-й и 2-й степени во время «падения звезды Полынь», как предсказывалось в Библии?

— Что-то мне докладывали, — недовольно буркнул генсек. — Какое это сейчас имеет значение?

— Около пятисот тысяч человек, — продолжал Климов. — В три раза больше, чем в Хиросиме и Нагасаки. Мы подверглись, можно сказать, массированному ядерному удару и практически не заметили этого. Разве не великая страна?

Горбачев молчал.

— Пожарники и солдаты срочной службы в одних гимнастерках, — не ожидая ответа Генерального секретаря, спокойным голосом диктора, читающего сообщение из газет, рассказывал далее генерал, — пытались из шлангов водой залить радиоактивное свечение, и это в присутствии дюжины академиков. Медики считают, что половина этих людей не проживет и десяти лет, а остальные навсегда останутся инвалидами. Сотни тысяч детей, попавших в полосу заражения, а это, как вам известно, добрая треть европейской территории Союза, также обречены либо на смерть, либо на пожизненную инвалидность…

— Зачем вы мне все это рассказываете? — с некоторым раздражением в голосе поинтересовался Горбачев. — Я все это знаю. Хочу вас уверить, что знаю даже больше, чем вы.

Голос генсека звучал глухо:

— На прогнившем до основания фундаменте, куда бросили миллионы трупов и закачали океан крови, невозможно ничего возвести. Все, что пытались возводить, почти сразу же трескалось, рушилось и рассыпалось. Это все касается и высоких технологий. Они на таком фундаменте становились вдвойне опасны и только способствовали быстрому разрушению всей конструкции. Солдаты в присутствии академиков заливают водой радиоактивное свечение, офицеры на подводной лодке понятия не имеют, что у них есть система автоматического сброса спасательных средств, и гибнут в ледяной воде. Все это мне хорошо известно. Но, славу Богу, к месту гибели нашего социалистического лайнера нам удалось вызвать много спасателей под разными флагами. А поэтому, я надеюсь, глобальной катастрофы с новыми миллионами жертв удастся избежать. Главное во внутренней политике — создать ядро товарищей с новым мышлением, которые правильно понимали бы все тонкости и работали именно в русле спасения. Все-таки совершенно правы были Ленин и Сталин, говоря, что кадры решают все. Я тут присмотрел некоторых молодых товарищей из ЦК и обкомов партии и комсомола, на которых возлагаю большие надежды. Мне кажется, что они все понимают или, по крайней, мере поймут, когда им объяснят. Когда берешь человека с самого низа и ведешь за собой, как, скажем, покойный Юрий Владимирович вел меня, а я — Лукьянова, то можно не сомневаться в надежности и искренности товарищей. Как вы считаете?

— Да, — согласился Климов. — Точно такие надежды, помнится, Сталин возлагал на Кирова, подобрав его в каком-то партийном нужнике и протащив за собой аж до Политбюро. Вы же знаете, кем в итоге оказался наш легендарный Сергей Мироныч? Сталин сам признавался, что после этого случая больше никогда никому не поверит. И правильно, скажу я вам. Чтобы не попасть в такое же положение, я вам от души советую не идеализировать никого, особенно Лукьянова.

— А что, есть какие-нибудь сигналы? — насторожился генсек.

Климов рассмеялся.

— Было бы обидно, — с печалью в голосе проговорил Горбачев. — Мы же с ним, знаете ли, с ВУЗа еще… Я был секретарем комсомольской организации, а Анатолий Иванович — членом бюро. Конечно, все это чревато, но с другой стороны, такова жизнь, как говорят французы. Ну, я думаю, здесь внутри мы как-нибудь разберемся. Важнее нам сейчас доказать Западу необратимость, так сказать, гласности, перестройки и перехода к общечеловеческим ценностям, словом, нового мышления. Вы же знаете Запад и его общественное мнение не хуже меня. Стоит нам заменить первых секретарей — я имею ввиду само название, конечно, — на президентов, спикеров…

— И даже эмиров, — хохотнул Климов.

— Совершенно верно, — радостно согласился генсек, — с вами очень легко работать, Виктор Иванович, потому что вы все понимаете с полуслова. Так вот, стоит нам заменить названия должностей ответственных лиц, как там уже будут довольны. Они там, в Европе, а еще пуще в США, придают слишком большое значение терминам и символике. Верховный Совет — это плохо, а парламент — хорошо, пусть там останутся те же люди и порядки. Обком КПСС — очень плохо, а, скажем, администрация губернатора, которым станет бывший секретарь обкома — хорошо. Главное даже не то, что они считают, а то, что согласны за все это платить, и немало! Заменим «серп и молот», раз уж они их так раздражают, на что-нибудь другое и получим за это миллиардный кредит. Разве плохо?

— Это замечательно, — подтвердил Климов. — Я все прекрасно понимаю и хоть сейчас готов сменить все эти серпы и молоты на двуглавого орла или православный крест, лишь бы нам без особых потерь выбраться из горящего трюма.

— И поэтому, — продолжал Горбачев, перехвативший инициативу в разговоре, — сейчас нет ничего важнее именно чисто символических жестов, вроде возвращения Андрея Дмитриевича Сахарова из ссылки и тому подобного. Затем мы постепенно подойдем к отмене 6-й статьи Конституции, а вскоре просто как бы растворимся, будто нас никогда и не было, при этом все останется на своих местах. Вы улавливаете мою мысль, товарищ Климов?

Опуская в рот сочную черешню, которой полагалось смягчать огонь «Вестфалии», генерал молча кивнул.

— В связи с этим, — после короткой паузы сказал генсек, — мне представляется целесообразным решить быстрее несколько, как я уже отмечал, чисто символических проблем, которым на Западе, тем не менее, придают гораздо большее значение, чем они, на мой взгляд, этого заслуживают. Но им виднее, как говорится. У них шея длиннее.

Горбачев издал короткий смешок и продолжал:

— В числе этих проблем прямо гвоздем стоит проблема захоронения бывшего царя. Как будто не Ленин, а мы с вами, Виктор Иванович, его расстреляли. Это вовсе не моя прихоть, как вы могли бы подумать, и продиктовано вовсе не желанием увидеть английскую королеву или кого-то еще из коронованных особ, а ощущение, что это мероприятие будет ложить начало полному пониманию Западом необратимости происходящих у нас процессов. Если внутри страны нужны разные там «дымовые завесы», как вы выражаетесь, то Западу нужны вот такие жесты. Государственные похороны останков бывшего царя и членов его семьи, конечно, со всеми почестями, с привлечением общественности и религиозных деятелей, вызовет такой резонанс в мире, что все поверят в то, что в задуманной нами перестройке нет никакого обмана или подвоха. А то, как говорит мой пресс-секретарь Грачев, каждый наш шаг они «пробуют на зуб», боятся, крепко в них засела «Империя зла». Видят, что мы гибнем, но все равно не верят, боятся. А ритуал захоронения, да еще с воинскими почестями, оркестром, венками и речами… это, знаете ли, всколыхнет весь мир.