Магия мозга и лабиринты жизни - Бехтерева Наталья Петровна - Страница 46

Давайте, читатель, отступим от темы – я попытаюсь рассказать, почему я этому благословению-приказу придаю значение. И, кстати, большое.

Что сделали Змей и Ева в раю? Ева под влиянием Змея (злой силы!) вкусила от древа познания… Ну а затем, как известно, начались все неприятности Евы и соблазненного ею Адама.

Древо познания добра и зла. Наука. Наука, спасающая человека, природу, несущая добро людям, – и наука, вмешивающаяся в жизнь человечества с мгновенным и отдаленным во времени злом, разрушающая природу, вплоть до самой жизни на Земле. Электричество, освещающее наше жилище, и атомная электростанция, дающая необходимую для этого энергию. Лазер во всех его вариантах. Коррекция неисправности в генетическом хозяйстве организма – и… Ну, да всем хорошо известны газетные сообщения об «ужасах» генной инженерии. Клонирование… Как трагична жизнь родителей больного ребенка – дома ли он, в доме ли для инвалидов! И какой страшной может быть непобедимая бактерия, вирус!

Так все-таки, почему же я так ценю благословение митрополита? Образованный, современный и глубоко верующий, владыка Иоанн не закрывал дорогу в неизвестное. Он отдавал это неизвестное в наши руки, понимая, вероятно, что для нас это – скорее антиреклама, чем реклама, и, уж конечно, подход к вопросу будет самый бережный, ничто не будет использовано во зло. А 18–20 марта 1998 г. в Москве состоялся Всемирный Русский Народный Собор на тему «Вера и Знание», где блестящие сообщения сделали президент Российской Академии наук Ю.С. Осипов и владыка Кирилл. Вступительную речь произнес патриарх всея Руси Алексий И.

И еще одно отступление. Я не знаю, что здесь совпадение, что – закономерность. Но во всех тех редких случаях, когда мы реально приближались к прорыву, «шли на прорыв» в неизвестное, вокруг нас, и в частности вокруг меня, начиналась какая-то более или менее неприятная «метель» – множество социальных и личных неприятностей. О том же рассказывают и некоторые другие ученые – в частности, те, кто занимается обратимостью времени (например, профессор А.А. Гриб, заведующий кафедрой высшей математики Санкт-Петербургского университета экономики и финансов).

Есть ли тут материальное начало? Думается, что очень важно именно здесь, в «Зазеркалье», скрупулезно отделять «чистых от нечистых», простое материальное нашего обширного мировоззрения и сложные, странные, но существующие явления.

Когда я проанализировала свои «прорывы» и свои «метели» спустя многие годы, что позволило мне объективно отнестись не только к окружающим, но и к себе, я пришла к выводу, что надо расширить применение мудрой пословицы: «Умный винит себя, дурак – товарища». Дело в том, что в минуты (иногда – в годы) творческого подъема, того, в котором только и возможен прорыв в неизвестное, новое, не говоря уж о «Зазеркалье», человек меняется. Казалось бы, азбучная истина. Ученый, конечно же, находится в другом состоянии – подъема, озарения, внешне проявляющихся чем-то вроде гордости, своеобразного уважения к себе. Гордость за еще не сделанное? Гордость за возможность осуществить прорыв? Не та ли это «гордыня», которая лидирует в списке семи смертных грехов? Надеюсь, что не та, но… довольно близко.

И «метель» кружится вокруг ученого, вызвавшего ее на себя тем, что изменился он сам. Я очень не скоро пришла к этим мыслям. Сейчас полагаю: да, так быть может. Думаю даже, что так оно и есть, хотя мне очень нелегко далось и это осознание, и это признание. Но, конечно, признание легче, чем осознание, понимание причин социально-биологической «метели». Хотя вряд ли все именно этим исчерпывается. Конечно, все не так просто… (Кстати, как возрастает уважение к человеку, когда он говорит эти слова!..)

В маленьком кругу товарищей будущих скорых открытий чувство окрыленности, внутренней силы вызывает подъем; люди, идущие вместе, загораются, думают и работают лучше, интереснее, легче. Вокруг – у тех, кто не вместе идейно и исполнительски, но все равно близко, – все это часто вызывает зависть и раздражение, переходящее у отдельных лиц в агрессию, и их агрессия, особенно если личность не одарена ничем, кроме пассионарности, или преимущественно ею, ведет за собой раздраженных. Примерно так: эти там, похоже, нашли клад или вот-вот найдут. Пусть делятся. Мы тоже тут были…

Мысленно я вижу теперь подобные ситуации в виде двух хороводов: маленького – внутри, большого – снаружи, движущихся в разные стороны. И так как каждый человек в маленьком хороводе, как и во всех таких празднично-театральных ситуациях, стоит спиной к тем, кто в большом, он очень уязвим и, хотя и по-разному, физически выживает в двух ситуациях: сохраняясь как победитель (если!) или сдаваясь как побежденный (если!). А вокруг живет действительно большой мир, больше или меньше вникающий в существо происходящего. (То ли он шубу украл, то ли у него шубу украли, но что-то было.) Наиболее выгодно для человека во внутреннем хороводе уметь при победе совсем забывать про «метель». «Какое все это имело значение, если есть Победа?» Или, как любила говорить моя мать: «А все-таки это получилось, а все-таки я (мы) этого добилась». Цена не имела значения.

А я знаю, что и где со мной сделала цена, чего я каждый раз лишаюсь после очередной «метели».

Последняя – и самая страшная – «метель», где ведущими стали мои самые близкие, но не вошедшие во внутренний хоровод, начиналась постепенно. Мне совсем не казалось, что она перейдет в «ураган», мне не верилось… но это есть теперь, было в моей жизни. Есть это и в их жизнях, жизнях людей второго хоровода… И этого не вычеркнешь.

Развивая нейрофизиологические исследования, я почувствовала не одно, как я писала ранее, а одновременно два «плато», разного уровня, разной преодолимости. Первое (и о нем подробно сказано ранее): мы не можем продолжать далее без знания о том, что происходит в целом мозге. Именно объединение знаний о точечных событиях в мозге и о том, что происходит в целом мозге (ПЭТ), даст возможность нового прорыва в неизвестное и одновременно поможет подтвердить или отвергнуть то, что формировалось на основе имевшихся ранее возможностей. Без этого технологического уровня буквально нельзя дышать сегодня в науке о мозге. Об этом я написала специально в главе «Почему ПЭТ?».

А второе «плато», или, скорее, «стена», было бледным, размытым, его и плато-то я еще далее мысленно не называла. Какая-то ватная стена: и есть она, и нет ее. Это было и чувство, и знание того, что сегодня еще нет методико-технологического подхода к пониманию некоторых «странных» явлений человеческой психики – как минимум, а может быть, и к механизму сложных явлений психики вообще. Но осознание последнего пришло позже.

Сначала все казалось исключениями: пророчества болгарки Ванги; общение с теми, кого уже нет, американца Андерсена; влияние на аудиторию и отдельных людей Кашпировского.

Мы с детства слышали о пророках, о ясновидящих. Но это были какие-то особые люди, жившие давно, да иногда казалось: а жившие ли? И так ли все было? Мы знаем, как лжет история народов, написанная «ориентированным» человеком, а не безразличным монахом-летописцем. Почему бы не лгать истории личностей? Почему бы не выдумать героев, если они нужны – ну мало ли для чего?

Во второй мировой войне нужен был и массовый, и индивидуальный героизм. Если чего-то не хватало – создавался образ, и люди шли за образом. Или, в крайнем случае, за лозунгом. Атеизм, как кажется его приверженцам, способствует науке. На самом деле вера может способствовать больше, чем атеизм. Атеизм как мировоззрение очень обедняет духовную жизнь человека и ставит преграды возможностям его познания.

Как же обстоит дело со «странными» явлениями сейчас, на границе третьего тысячелетия? Оставим пока рассуждения, посмотрим факты.

Была будто бы реальная пророчица. Жила она в Болгарии, близ города Петрич, в селе – вернее, принимала посетителей в селе, а жила в самом Петриче, – Евангелина, тетя Ванга, к которой приезжали узнать, что с пропавшей коровой, что с пропавшим человеком, будет ли жить больная, – да мало ли о чем может захотеть узнать человек.