Магия мозга и лабиринты жизни - Бехтерева Наталья Петровна - Страница 29

Больного обследуют с помощью ПЭТ. И именно ПЭТ выявляет, что сосудистые нарушения, при всей обнадеживающей компенсации, распространяются уже и на бассейн передней мозговой артерии. Стратегия лечения определяется как консервативная. В данном случае решение принято на основе текущей хорошей компенсации и данных ПЭТ. И пожалуй, данные ПЭТ не «во-вторых», а также «во-первых».

Второй больной Р., 26 лет, перенес тяжелую мотоциклетную травму, которая привела к афазии, трипарезу с плегией левой руки, резкому изменению эмоционального статуса. В связи с имеющимися нарушениями больной не мог обслуживать себя, находился на постельном режиме.

При компьютерной томографии выявлено умеренное расширение желудочковой системы и субарахноидальных пространств. Предположительно – очаги разрушения (деструкции) в полюсах лобных долей и задних отделах правой лобной доли, что, даже несмотря на двустороннюю клиническую симптоматику, привело к сильному акценту в диагнозе в сторону поражения правого полушария. На ПЭТ-томограмме этого больного обнаруживалось двустороннее поражение мозга, однако не той «глубины», которая могла бы «взять» на себя всю клиническую симптоматику, и в частности моторную афазию.

Больному была проведена первая операция, во время которой обнаружен участок разрушения мозговой ткани (мозгового детрита) в задних отделах правой лобной доли (средняя и нижняя извилины) размерами 2?3?1,5 см. Участок удален. Вскрыты многочисленные арахноидальные кисты над обеими лобными долями. В кору средних извилин лобных долей введены корковые электроды. Через две недели произведена вторая операция – введение катетера в правую общую сонную артерию через поверхностную височную. В течение 5 суток больному в бассейн правой внутренней сонной артерии вводили лекарственные препараты (сосудорасширяющие, улучшающие питание (трофику) мозга и окислительно-восстановительные процессы).

В результате после лечения уменьшились спастика, эмоциональная дисфункция, появились движения в дистальных отделах конечностей, однако признаки органического поражения мозга были все еще значительно выраженными: доминировала недостаточность двигательной функции, а также оставалась моторная афазия. Сенсорная афазия полностью регрессировала.

Через 9 месяцев после проведенного лечения (при повторном поступлении) больной ходит с посторонней помощью, возможен элементарный речевой контакт. Двигательные нарушения в правых конечностях исчезли полностью, в левых выражены умеренно.

Учитывая предшествующие и имеющиеся в настоящее время проявления эмоционального дисбаланса, отсутствие признаков сенсорной афазии и отсутствие даже речеподобного ответа – в форме ответа на вопросы какими-либо звуками, была заподозрена поведенческая реакция типа негативизма. Кроме того, было решено, прежде чем делать реваскуляризационную операцию (подшивка сальника), попробовать «вытянуть» собственные резервы мозга больного путем магнитной чрескожной стимуляции тех областей мозга, которые, по данным наших предыдущих работ, могли замещать нарушенные двигательные функции, в том числе и речедвигательные. Предположение о негативизме подтвердилось при консультации психиатра: чрескожная магнитная стимуляция способствовала улучшению двигательных функций…

Как нумизмат любуется каждой своей добычей, как настоящий коллекционер по очереди влюбляется в каждую новую картину или скульптуру или вдруг заново открывает для себя уже известную, так и исследователь, рассматривающий изображения мозга, полученные с помощью ПЭТ, по очереди (или сразу) «влюбляется» в возможности какой-то клинической и/или научной линии.

Ну разве не потрясающие данные получены при исследовании мыслительной деятельности, мозгового обеспечения речи? А выявление только с помощью Н215O аневризмы, обкрадывающей кровоснабжение остального мозга и никак не обнаруживающейся с помощью дезоксиглюкозы (еще бы, при чем там обмен в самой аневризме)? Совершенно удивительная возможность обнаруживается при сосудистых поражениях мозга. Виден «бассейн страдания» (недостаточности кровотока, недостаточности обмена). Видна положительная динамика в зависимости от эффективно подобранного лечения в случае наличия резервных возможностей – при всем том, что мы часто обозначаем как функциональные нарушения. Видна неэффективность (или эффективность) лечения, зависящая и от неэффективности консервативного и/или оперативного лечения. С помощью функциональных проб принципиально возможна дифференцировка так называемых органических и так называемых функциональных страданий.

Как бы ни была интересна локальная диагностика опухолей и других очаговых поражений – и даже несмотря на то, что ПЭТ дает существенно более полные данные о сущности и перспективах очагового патологического процесса, – то, что удается увидеть при нарушениях мозгового кровообращения, далеко не менее интересно. Взять хотя бы пример с лечением больных, принимавших участие в ликвидации чернобыльской катастрофы, с их огромным количеством жалоб и скудостью неврологической симптоматики. Какое действительно чудо происходит в мозге этих больных при приеме дилантина, нейтрализующего эмоциональный дисбаланс! Здесь и пути лечения, и дифференциальная диагностика, и выявление главного дестабилизирующего фактора.

Приборов для изучения мозга немало. Надо думать, что в ближайшее время появятся и новые. Но сегодня именно ПЭТ и развивающаяся ФМРТ – главные методики, определившие наряду с предшествующим нейрофизиологическим опытом возможность объявления Международной декады изучения мозга человека.

Замок нашей мечты

Я помню периоды в моей жизни в науке, когда единственной «реальностью» была мечта. Повседневная работа как бы делалась сама собой. Еще почти ничего нет, со стороны кажется – и начала-то нет, а Замок Мечты уже построен, и вижу его во всех основных деталях так ясно, что почти любуюсь им. Сейчас, когда моя жизнь подошла так близко к естественному концу, могу сказать: мечтали, создавали, а когда что-то уже было создано, любоваться, как правило, либо времени не было, либо казалось: все было так просто – чем здесь любоваться? Дальше, глубже, дальше… Вот впереди… А любоваться было чем – и жаль, что такие праздники как-то выпадали из ускоряющегося ритма нашей жизни. А может быть, так получалось потому, что самым лучшим было само научное творчество, мечты и их воплощение с хорошо известной коррекцией мечты – реальностью. Главное из того, что удалось, описано в наших книгах (см. примечания в конце этой книги), да и в этой, хотя здесь – при некотором упрощении.

Но главная мечта научной юности казалась абсолютно несбыточной, нереальной. Вместе с уже ушедшим из жизни Генрихом Вартаняном мы в середине и конце 60-х рисовали на песке – даже не здание, а что-то, что позволило бы безраздельно заняться раскрытием общих и частных принципов работы мозга.

Сама физиология человеческого мозга тогда еще была только слабеньким подростком, и потому речь, естественно, шла о мозге высших животных и человека.

Мы работали в многопрофильном Институте экспериментальной медицины (ИЭМ), и, так как меня вскоре после прихода явочным порядком (директор института Д.А. Бирюков: «Уж прости ты меня, старика, назвал тебя своим замом по науке, так уж вышло») приобщили к администрации, много сил уходило на узнавание других дисциплин, в том числе сил творческих, особенно когда формировалось что-то вроде общей стратегии этого многопрофильного института. В чем-то можно было скользить по верхам, а во что-то другое надо было вдумываться, буквально вгрызаться. Сил было много, свое дело если и страдало, то все-таки быстро двигалось. А хотелось, очень хотелось заниматься только им!

Жизнь, к сожалению, показала наряду с нашими традициями «право на существование» и американской формы организации научного труда: во главе большей или меньшей лаборатории – творческая личность, остальные, за редким исключением, – и разного уровня стажеры, и более или менее способные исполнители, при нередкой смене этих вспомогательных сотрудников. Дело в том, что сил на воспитание «своих» уходит много, отдача поначалу кажется стоящей затрат, движение вперед как будто бы ускоряется и идет более широким фронтом, однако далее все происходит по одной из тривиальных схем: действительно одаренные сотрудники находят свою научную нишу и рядом или на отдалении работают как друзья, а часто и единомышленники, что, конечно, прекрасно. К сожалению, этот оптимальный вариант реализуется далеко не всегда. Чаще сотрудникам менее одаренным начинает казаться, что и они всё могут сами, более того, они порой весьма переоценивают свой, в общем-то ручной, труд… Далее – известно… Уж лучше им с самого начала пути быть исполнителями американского варианта. Всем меньше невротизирующих ситуаций – в том числе и руководителю.