Лишний близнец - Булычев Кир - Страница 5

Пожилая регистраторша была мне знакома, она приходилась приятельницей моей покойной маме, и поэтому я говорил с ней почти доверительно.

– Дорогая Даша! – обратился я к ней, сунув голову в полукруглое окошко. – Мы к тебе с несколько необычной просьбой.

Дарья Тихоновна высунула голову в окошко, узнала Колю и обрадовалась.

– Поздравляю тебя с первенцем! – сказала она. – Пускай растет богатырем на радость нашей Родине. Пускай им будет гордиться наш город, как новым Павликом Морозовым.

Дарья Тихоновна всю жизнь провела в пионерах. Сначала председателем совета дружины, потом пионервожатой, затем инструктором райкома комсомола по пионерским вопросам, а постепенно, через гороно и совет ветеранов, превратилась в почетную пионерку нашего города. Поэтому ей были свойственны восторженность и громкий голос.

При упоминании об отце Павлика Морозова Коля сразу слинял, сгорбился, исчез, а я затолкал лбом обратно голову Дарьи и перешел на другой, понятный ей тон:

– Слушай, Даша, у нас проблема.

– Давай, дружок, слушаем, – ответила Дарья.

– Ты, наверное, слышала по телевизору, что начался отбор в школу передового пионерского опыта?

– А что? Где?

– В самой Москве, – ответил я. – Записывают с рождения, с первого дня.

– Ну уж они в Москве перегибают палку! – заявила Даша.

– Актив, – прошептал я. – В наши тяжелые времена актив надо готовить с пеленок. Ты же знаешь, какие проблемы с активом.

– Не актив, а сплошная пассивность, – согласилась со мной Даша. Она тряхнула головой, и коротко остриженные скобкой седые волосы рассыпались по лбу.

– Решено создать при центральном совете пионерской организации спецшколу. Отобранных детей фиксируют с момента рождения, а затем подвергают специальному облучению. Нет, не пугайся, все под контролем. Облученные развиваются лучше других детей…

– Какое еще облучение! – рявкнул за моей спиной Коля. – Не позволю моим детям делать облучение.

– Но вот, ты же понимаешь. – Я сурово нахмурился, и Даша послушно прикрыла глаза.

– Сейчас ты дашь нам историю болезни Клавы Стадницкой. Мы спишем все данные на ребенка. Ведь на него отдельную карточку еще не завели?

– Сейчас посмотрим, – сказала Даша.

Конечно, у нас в больнице все попроще, чем в каком-нибудь московском родильном доме, но все документы подшиты как положено.

Коля жужжал мне в ухо:

– Какое еще облучение?

Даша сказала:

– Видно, история болезни еще в родильном отделении или в консультации у Дины Иосифовны. Ты там, Сеня, посмотри.

– А Дина Иосифовна пришла?

– По расписанию с девяти.

– Ну тогда – будь готов! – Я сделал ей ручкой пионерский салют, и старая пионерка серьезно сделала мне ручкой в ответ:

– Всегда готов!

Я велел Коле сидеть внизу и ждать, а сам пошел в родильное отделение. Там была только сестра, незнакомая, она сказала, что документов на рожениц они не держат. Мне ничего не оставалось, как отправиться к Дине Иосифовне.

Я постучал.

Дверь открылась, и из кабинета вышла высокая рыжая худая женщина. Она уколола меня зеленым взглядом и пошла, хромая, прочь по коридору.

– Простите, – спросил я, – вы Дину Иосифовну не видели?

– Я теперь Дина Иосифовна, – сказала женщина.

– А у вас нет истории болезни Клавдии Стадницкой? – спросил я.

Не оборачиваясь, та женщина помахала тетрадкой, которую держала в руке, и сказала:

– Получите в регистратуре.

Я все-таки заглянул в кабинет. В кабинете было пусто.

Конечно, та женщина не была Диной Иосифовной, но, с другой стороны, она уже не первый раз претендовала на место Дины Иосифовны. И, конечно, она была связана с тайной близнецов.

Размышляя, я спустился на первый этаж. Коля все еще сидел на стуле у гардероба.

– Ты никого не видел? – спросил я.

– А кого я должен был видеть? – спросил Коля.

Я не успел ответить, как меня окликнула Дарья:

– Сеня! Дина Иосифовна вернула мне Клавкину историю болезни. Она тебе нужна?

Дарья протянула мне в окошко историю болезни.

Мы с Колей отошли к окну.

Я перелистал страницы. Оказывается, Клава переболела свинкой, у нее была грыжа и некоторые неприятности с менструальным циклом, – но я не стал задерживаться на мелких деталях – я листал и листал, пока не дошел до последней записи: «25 апреля 1968 года родила двух близнецов мужского пола, вес идентичен – четыре кило двенадцать граммов, длина тела…»

– Ну вот, – сказал Коля, который читал через мое плечо. – Я же говорил, что она родила их вместе.

Он вытер со лба выступивший пот.

– Спасен, – пробормотал он.

– Да, ты спасен, – сказал я без убеждения. Ведь я-то был уверен в том, что еще позавчера у нас был лишь один близнец. А второй появился с опозданием.

Я сел на стул и перелистал все данные о близнецах. При этом я внимательно посмотрел, не был ли вырван лист и заменен другим. Но следов подмены я не обнаружил. Да и не ждал особенно. Ведь если они самого младенца смогли нам подкинуть, неужели они страницу не смогут сделать чисто, как шпионский паспорт.

Я вернул историю болезни Даше, и она по моей просьбе выписала нам справку для ЗАГСа. Ведь нам надо получить на детей метрики.

Как мы вышли на улицу, Коля сразу отобрал у меня справки на близнецов. Он на глазах распухал от гордости.

Смешная вещь – судьба. Она на моих глазах играла человеком.

Навстречу нам шли два мужика в подпитии, они, видно, работали или учились вместе с Колей. Один из них сказал:

– Говорят, ты богатыря родил?

– Не богатыря, – ответил Коля искренне, – а двух богатырей.

– Неужели близнецы? – спросил приятель.

Коля вытащил из бумажника справку, и они втроем начали ее читать.

– Это надо обмыть, – сказал другой приятель.

– Давай справку назад, – сказал Коля и неуверенно поглядел на меня.

– В свете обстоятельств я бы вернулся домой. Порадовал бы Клаву.

– А чего Клавку радовать? Она уж свое отрадовалась, – сказал приятель.

– Мы тебе, дядя Семен, парня не отдадим.

– Тогда отдай справку.

– А что же мы тогда обмывать будем? – удивился второй приятель.

– Коля! – сказал я строгим голосом.

Коля раздумывал. Потом протянул мне справку и сказал:

– Дядя Семен, вы справку домой отнесите, а мы с ребятами пойдем по пиву шарахнем.

– По пиву шарахнем, – поддержали его друзья. – Бочковое привезли, «Бавария», рязанского розлива, не то что наша бурда.

Только мы Колю и видели.

А я принес справку и положил ее перед Клавой.

Конечно, ее беспокоило исчезновение Коли в такой день, но справка ее утешила.

Она стала допрашивать меня, как удалось ее добыть? Кого я подкупил?

– Никого я не подкупал и никого не обманывал, – ответил я. – В твоей истории болезни и в самом деле написано, что ты родила близнецов.

– Но ведь я второго не рожала, – сказала Клава, правда, не очень уверенно.

Вот так на глазах и создаются легенды.

– А в справке написано, что рожала, – сказал я.

– Может, во сне? – спросила Клава. – Может, был наркоз?

– Значит, одного ты родила без наркоза, – съязвила моя жена, – а второго через несколько минут под наркозом. Может, ты его и зачинала под наркозом?

– Нет, что вы, Нианила Федоровна! – покраснела Клава.

Клава всегда хранила верность Коле, впрочем, на ее верность никто и не посягал.

Малыши лежали в кроватке, они казались здоровыми мальчиками, крупными, розовыми, нормальными детьми.

– Но один из них ненормальный, – сказал я Нианиле Федоровне, когда мы остались одни и пили чай.

– И должно же быть этому объяснение, – сказала Нианила. – Скорее всего мистическое.

В этом и заключалось наше противоречие. Я оставался на точке зрения, что все события в природе имеют объективное и научное объяснение. Однако Нианила как более эмоциональная натура допускала существование в природе мистических сил и даже колдовства. И если я, идя по улице VI Съезда комсомола, видел приклеенное к столбу объявление о том, что в Веревкине начинаются выступления члена Международной академии черной и белой магии, излечивающей заговорами и взглядом от онкологических и гинекологических заболеваний, а также наводящей и снимающей порчу, всемирно почитаемой Марьяны Форсаж, я лишь скептически улыбался, а моя жена, хотя на сеансы не ходила, задумчиво замечала: