Геркулес и Гидра - Булычев Кир - Страница 11

Поэтому когда я заглянул в щель двери гаража, то увидел, что, освещенный лампочкой под потолком, стоит у пульта Макар. По его спине было мне понятно, как он взбешен и растерян. Неподалеку стоял Томат и не отрываясь смотрел на руки Макара, словно мог его проконтролировать.

Я не вошел сразу. Несмотря на то что я все знал заранее, оказалось, что я совершенно не представляю, что надо делать дальше. Вот я угадал, остановился, смотрю на них сквозь щель и не двигаюсь.

Машина щелкнула, и Макар ее выключил.

– Все, – сказал он и обернулся к Томату. И вдруг я увидел, что в его глазах горит опасный огонек. Я бы назвал его огнем торжества. Огнем благородного безумия. И ему в этот момент было плевать на институт, на научное будущее – на все. Он победил.

От удивления я не заметил, как отворил дверь и вошел в гараж. Но все так волновались, что меня не услышали и не заметили. Что же такое удалось сделать Макару, что он победил этого Томата? Чему он радуется?

– Давай! – сказал хриплым шепотом Томат. Его обычно приглаженные волосы растрепались, руки дрожали – он был кладоискателем, который вот-вот откроет крышку сундука. И я понял, что если все у него пройдет нормально, он никогда не остановится. Он будет отыскивать еще и еще для нас задания и каждый раз будет нас пугать…

Макар нажал кнопку, поднос медленно выехал из чрева машины.

Вот это номер!

На подносе лежало небольшое бревно, вокруг – кучка разноцветного порошка.

– Что? – спросил Томат. Он еще ничего не понял.

Я чуть не расхохотался. Как все просто! Если в той иконе и был второй слой, то Макар его игнорировал. Он вскрыл еще более глубокую память иконы – память о том, как она была просто деревяшкой. Бревнышком, из которого сделали доску.

– Где икона? – прохрипел Томат. – Где она, я спрашиваю?

– Вот она и есть, – сказал Макар и имел еще наглость улыбнуться. – Вот ее второй слой.

– Убийца, – сказал Томат и взял бревно с подноса. И даже перевернул его в руке, заглядывая на другую сторону, словно там могла сохраниться первоначальная живопись.

– Чего хотели, то и получили, – сказал Макар.

– Ну нет! – голос Томата вдруг поднялся. – Издеваешься? Или ты немедленно вернешь все на старое место…

– Нельзя, – сказал Макар. – И не кричите, люди спят.

– Ах нельзя! – И вдруг Томат поднял бревно и замахнулся им. – Заговорщики! Вредители!

Макар испугался за машину и бросился к нему, но Томат был сильнее. Он отбросил Макара в сторону и кинулся к машине.

До того момента я стоял, как пришпиленный к месту. Я был как во сне, как зритель, который знает, что вмешаться в то, что видишь, невозможно. Анна Каренина все равно бросится под поезд. Но когда Макар со стоном упал на пол, а Томат бросился к машине, я пришел в движение. Бессознательно.

Я даже не помню, как мне удалось подставиться под удар, направленный на пульт. Он просто чудом не сломал мне плечо – ведь бил он как сумасшедший, изо всей силы. Рука сразу онемела, но я все равно закрывал собой машину и старался при этом одной рукой вырвать у него дубинку-икону.

Не знаю, чем бы это кончилось, – но на помощь ко мне пришел Макар и сонный Кролик. Оказывается, он услышал шум в гараже и пошел проверить.

Когда мы скрутили Томата, к этому времени уже пол-экспедиции сбежалось к полю боя. Рука болела страшно. Томат никак не мог прийти в себя, он все еще ругался и совал всем в лицо дубинку, крича, что это – Андрей Рублев. Дубинку у него отобрали. У меня жутко болела голова, а про руку и говорить не приходится. Я даже плохо соображал. Как сквозь воду, до меня доносился сбивчивый рассказ Кролика, в котором все получалось наоборот. Оказывается, это злоумышленник Томат ворвался в гараж, а я, оказывается, жертвуя собой, спас эту машину.

Кто-то побежал за врачом, Донин смотрел на меня как на героя, и мне очень хотелось остаться героем, но я понимал, что это уж будет слишком. Поэтому я сказал:

– Да не спас я ее, а чуть не погубил. Я во всем виноват.

– Бредит, – сказал Кролик. – По голове ему дали, вот и бредит. Я сам видел, как он машину спасал.

– Это я уже потом, – сказал я. – Потом, понимаете?

– Такой худенький, а герой, – сказала Шурочка.

– Нееет! – закричал я.

Но они меня не слушали.

Только на следующий день все стало на свои места.

Это был не очень приятный день.

Но два утешения все же были.

Во-первых, из экспедиции нас все же не выгнали.

Во-вторых, Томат уехал. И полагаю, что навсегда. А Люся переживет. Завтра она обещала прийти на танцы в экспедицию.