Черный завет - Булгакова Ирина - Страница 53

– А в самом деле, можешь?

Берт коротко вздохнул.

– Не знаю. Исидор не согласится отдать лучших воинов. А приказывать – выше моих полномочий. Для этого нужны веские основания. Была бы ты девкой, все было бы проще… Этак я буду по поселкам разъезжать и лучших сманивать. Не сегодня-завтра выступаем… Ты тут всех мужиков за пояс заткнула. Кого Исидору в армию вести?

– Скажешь тоже, – покраснела Доната.

Берт махнул рукой.

– Не отдаст тебя Исидор. А нажать на него я не могу… Пока.

– Отдаст.

– Точно?

– Отдаст.

– Ладно. Раз ты так думаешь, попробую сослаться на то, что мне нужен телохранитель, метающий ножи. В порядке дружеской услуги со стороны Исидора, которую я никогда не забуду. По крайней мере, целых два месяца…

– Без Ладимира я не поеду.

– Понятно. Ладимир.

Его светлость размахнулась, и из холеной руки в черной перчатке вырвался нож, как птица, наконец-то получившая свободу. С силой воткнулся в середину многострадальной мишени и расколол деревяшку пополам.

Они навалились на нее скопом. Дюжий Вавила накинул ей на голову куртку, стянув на затылке. В то время как кто-то вцепился ей в пояс, срывая пуговицы со штанов. Задыхаясь, полузадушенная, Доната пнула его ногой, удовлетворенно отмечая, что попала по лицу. Раздался сдавленный хрип, но окрыленную надеждой на спасение Донату постигло разочарование. Место поверженного противника тут же занял другой, с жадностью шакала вцепившийся ей в ноги.

Доната шарила под подушкой, пытаясь обнаружить нож, заботливо сберегаемый по ночам, но рука наткнулась на пустоту.

– Ножик ищет, гад, – услышала она громкий шепот, и ее тут же схватили за руки, сжимая с двух сторон.

– Крепче руки держи.

Она извивалась как змея, тщетно пытаясь вырваться из цепких рук. Она ногами расталкивала особо суетливых, но когда уходил тот, кому досталось, его место тотчас занимал следующий.

Их было много. Их было слишком много.

В темноте, задыхаясь от недостатка воздуха, она билась в потных руках, ловя действительность ускользающим сознанием. На нее навалились сверху и придавленная тяжестью здорового тела, она с ужасом почувствовала, как разорванные у пояса штаны ползут вниз.

– На живот, переверни его на живот, – услышала она приглушенный шепот, и страх заставил ее выгнуться дугой, сбрасывая с себя тяжелое тело.

– Сопротивляется, гаденыш.

– Дави его, Вавила.

– Будет знать.

Легкие разрывались от желания дышать, но открытый рот ловил остро пахнущую чужим потом ткань подкладки. Ярость разрывала грудь пополам, ярость током крови душила горло, ярость придавала нечеловеческую силу желанию освободиться. Но она не могла помочь вырвать тело из цепких, как шакальи укусы, рук.

Раздался грохот, звук тяжелого удара, чей-то жалобный вой – все это уловило сознание, готовившееся скользнуть в небытие.

– Влад!

– Ты сдурел!

– А! Дружка милого пожалел!

– Сейчас мы его все тут… любить будем!

– Вали его!

– Ах ты, гад!

Крики, ругань, вой, треск, грохот опрокидываемых лавок задавил Донату сильнее куртки, что по-прежнему закрывала голову. Драка, по всей видимости, приблизилась к ней. Ненавистная куртка исчезла, и Доната судорожно втянула в себя воздух.

Вокруг стояла темнота. Доната дернулась с новыми силами, но державшие ее не дремали. В руки ей впились чьи-то ногти, разрывая запястья.

– Не рыпайся, голубок, – хриплый шепот, надвинувшийся на лицо, навис над нею запахом перегара. – Поздно рыпаться!

– Пусти! – пронзительно крикнула она, но потная ладонь закрыла ей рот.

Доната сцепила зубы, заставив хриплый шепот смениться криком боли.

– Кусается, гаденыш!

И страшный удар под дых выбил из нее дыхание.

– Добавь ему еще, Вавила, сговорчивей будет!

И еще один удар слева в бок заставил всхлипнуть от боли, что сложила тело пополам. Она обмякла в чужих руках, из последних сил пытаясь вернуть дыхание, но воздух со свистом вырывался из легких, не давая вздохнуть. Страшная боль вывернула тело наизнанку, скрутила живот и отдавалась иголками в спине.

– Будет знать, сопляк, – и еще один удар обрушился справа на лишенное чувствительности тело.

Она слабо стонала, вместо боли теперь ощущая, как с нее срывают нижние штаны.

Их было много. Их было слишком много для двоих.

– Братцы! Это девка! Тьма возьми! Девка!

И крик, подхваченный воем десятков голосов, толкнул Донату. Она из последних сил, подбросив тело вверх, вырвалась их цепких рук. В одной рубахе, оставляя в потных руках клочья сорванных штанов и собственные волосы. Развернулась, успев увидеть рот, перекошенный в крике, чьи-то глаза, расширенные в радостном удивлении, и ткнула пальцем в один из этих глаз, выдавливая радость из ошалевшего от боли лица.

Она еще успела пнуть самого настырного коленом в пах, и с разворотом ударить кого-то кулаком в лицо, отмечая хруст сломанной кости.

Но их было много. Со всех сторон к ней тянулись потные руки, слюнявые рты и сальные глаза.

– А ты бы хоть спасибо сказала!

– Я сказала…

– Сказала она, – не сдержался Исидор. Встал с лавки и подошел к окну, заложив руки за спину.

И долго молчал, наблюдая за тем, как над горизонтом, разгоняя снежные облака, лениво встает Гелион.

– Я-то думал, что всякого повидал на своем веку. Но поверь, когда я вошел в казарму…

– Избавь меня от подробностей, господин десятник, – ехидно скривила губы Доната.

Исидор от удивления обернулся быстрее, чем намеревался.

– Теперь я понял, что мне в тебе нравилось, Донна…

– Неужели моя роскошная грудь? – съязвила она, едва переживая острую боль, что скрутила внутренности узлом. Какое стеснение после того, чему он был свидетелем? И тут же подняла голову, смущенная его молчанием.

В его глазах плескалась искренняя обида, как будто он слышал эти слова от того мальчика, которым она была еще вчера. Словно прежним Доном она пришла к нему и стала говорить непотребные, кощунственные вещи.

– Непростым ты была мальчиком, Донна, – хрипло сказал он. – Но девочкой получилась и вовсе странной. Зачем нужен был весь этот маскарад? Все-таки объясни. Да после тех шакалов я бы тебе…

– Отдельное место в Веселом домике. Благодарствую. Мне кажется, я не достойна такой чести.

Его черные брови сошлись у переносицы.

– А что ты вообще забыла в лесу, Донна? Я как-то не брал это в голову: мало ли парней в лесу бродят? Одних Истина немилосердная из дома гонит, других беды. Война все выправит… Но чтобы девочка по лесу одна бродила… Чего ты одна в лесу забыла, Донна?

– У меня тоже Истина, – выдохнула Доната, передернувшись от отвращения. Если ему требовалось назвать черное черным, а белое белым, грех в этом отказать.

– Иди ты! – не поверил он. – Кто ж это постарался, неужто мать родная?

– Не имеет значения. Я устала от болтовни, господин десятник.

Он опять дрогнул и уставился на нее, что-то разглядывая.

– Да, – его голос потерял выражение. – Теперь я понял, что и девчонкой ты мне нравишься. Оставайся, Донна. Чего ты забыла с графом? Я в обиду тебя не дам. Обещаю, ни в каком Веселом домике жить не будешь. В этой комнате живи…

– С тобой? – вырвалось нечаянно.

Пауза.

– Со мной, – тяжкий выдох.

Она поворочалась на лавке, устраиваясь удобнее, чтобы ток крови оставил в покое ее многострадальные бока.

– Я с графом поеду, в Славль.

– С графом? Думаешь, лучше тебе будет с графом? – он постепенно распалялся, и подходил ближе. Бритый череп блестел, отражая лучи Гелиона. – Думаешь, где ты окажешься после того, как граф натешится с тобой? Там же окажешься – только в Славле не домик, нет – бери выше, Веселый дом! Представляешь себе? Здесь на пару сотен мужиков – десять девок! А там десять девок – на тысячу! Хоть на миг представь себе, скольких надо за ночь через себя протащить! Так где лучше тебе будет?! Донна! Где лучше? Оставайся, последний раз тебя прошу!