Черный завет - Булгакова Ирина - Страница 43

Доната мчалась по горной тропе, не чуя ног. Она успевала досадовать на себя за то, что потратила столько времени на Лесника. Те слова, которые она бросила ему в морду, по всей видимости, вскрыли горькую для него правду, что пряталась в самом его имени. Лесник, оторванный от корней, от природы, в горах он растерял былую силу.

На узкой тропе шел неравный бой. Ладимир отбивался сразу от двух наседавших противников. Доната заметила у подножья скалы, от которой начиналась тропа, человека, лежащего на спине с широко раскинутыми руками. Голова его была залита кровью, а рядом лежал маленький топорик. Судя по всему, этим убийством ознаменовалось начало жаркой схватки. Рядом с телом сидел раненый, прижимая к груди окровавленные руки.

Ладимир отбивал удар за ударом, но еще двое охотников, не имея возможности добраться до него, пытались атаковать. У одного в руках имелся обнаженный меч, второй пытался пустить в ход нож. На узкой тропе Ладимир умело прятался за чужими спинами.

Пока Доната мчалась вниз, она с досадой отметила, как устал Ладимир. То, что давало ему некоторое преимущество в обороне, постепенно загоняло в тупик. По левую руку распахнула голодную пасть пропасть, от нетерпения захлебывающаяся влажным туманом. По правую – высоко вверх вздымалась отвесная скала. Методично отражая удар за ударом, Ладимир вынужден был подниматься по тропе, не имея возможности одолеть сразу двоих противников. У одного из них темнела рана на плече, второй прикрывал поврежденную руку. Но и Ладимиру не удалось избежать этой печальной участи. Стоило ему чуть развернуться, отражая удар противника, и Донате бросилась в глаза рубаха, на которой расплывалась кровь.

Силы постепенно оставляли Ладимира. И противники не могли этого не понимать.

Доната попыталась с ходу избавить Ладимира от одного из нападавших, но в последний момент одумалась. Сразу такой удар может не получиться. У нее оставалось два ножа. И каждый должен достичь цели – потому что второй попытки может и не быть. Она опять прицелилась и опять передумала. То, что давало преимущество в обороне, обернулось недостатком в нападении. Широкая спина Ладимира постоянно двигалась, и нанести меткий удар, не задев при этом его, было невозможно.

Заскрипев от досады зубами, Доната выжидала, решив действовать наверняка.

Но враги не ждали. Один из них воспользовался усталостью противника. Скользнув по мечу, нападавший острием задел предплечье Ладимира. Доната зашипела от боли за него, сам он не проронил ни звука. Только монотонно отбивал участившиеся удары.

И тут судьба смилостивилась. Ладимир, не имея возможности обернуться и посмотреть себе под ноги, оступился и мягко осел на землю. Тот, что был левее, победоносно вскрикнул, но нанести смертельного удара не успел. Нож, что послала Доната, нашел свои ножны у него в сердце, плотно войдя по рукоять между нашитыми на куртку железными пластинами. В последний момент Доната взмолилась, чтобы враг не вздумал упасть в пропасть, унося с собой любимое оружие. Пока он медленно оседал, еще не сознавая того, что умер, его товарищ широко взмахнул мечом и сделал широкий выпад, вложив в него все силы. Но Ладимир оказался проворнее. Он выставил перед собой меч, и противник всей тяжестью навалился на острие.

Напиравшие сзади не поняли, что произошло. Они так и не успели разобраться, какая сила заставила одного из охотников опуститься на колени. Удивление еще сохранялось в их глазах, когда очередной охотник, прижимая к шее последний нож Донаты, споткнулся на бегу и стал тяжело заваливаться набок. Меч выскользнул из ослабевших рук и со звоном полетел в пропасть.

Последнего, оставшегося в живых, сбило с ног тело его товарища, отброшенного ударом ноги Ладимира. Как только он поднялся на ноги, ему хватило одного взгляда, чтобы здраво оценить свои шансы на спасение. Не сводя глаз с Донаты, он сделал шаг назад, потом еще. А потом повернулся и кинулся бежать.

– Не упусти его! – крикнул Ладимир, пытаясь подняться на ноги. Подвернувшаяся нога заставила его сесть на прежнее место.

Но Доната опередила крик. Нагнувшись, она выхватила нож из распростертого у ее ног тела: чужая кровь залила руки. Пришлось вытереть их о рубаху, чтобы рука не скользила по рукояти. Она не бросилась догонять убегавшего охотника, это сделал за нее нож. Словно нарочно показавшийся из-за туч Гелион блеснул лучом по летевшему лезвию и на миг ослепил Донату. Но попасть ножом в широкую спину убегавшего совсем не то же самое, что попасть в глаз летящего в прыжке Мусорщика. Однако воспоминание о смешном и болтливом старике Селиване заглушило совесть, поднявшую усталую голову.

– Лесник мертв? – первое, что спросил Ладимир, как только отдышался.

– Не бойся, ничего твоему Леснику не сделается, – пошутила она, невольно оглянувшись назад, где в пещере их терпеливо дожидалась помешанная на обилие ртов напасть.

– Ты думаешь, жалкая тварь, что всю жизнь сможешь от меня в горах скрываться? – черные дыры ртов открылись и закрылись, на Донату пахнуло запахом прелой листвы.

– И что ты мне можешь сделать? – отмахнулась Доната, на всякий случай стараясь держаться от него подальше. За последние два дня Лесник надоел ей так, как не надоедал никто. – Разве только покусать.

– Не зли его, – в который раз Ладимир делал ей замечание. Чудовище, растерявшее за последнее время былую подвижность, слабо дернулось, уходя от острия его меча.

– Я не злю его. Но сколько можно ко мне приставать? – огрызнулась Доната. – Не можешь ничего сделать, молчи себе в тряпочку. А этот не умолкает ни на миг.

– Дождался… Про Лесника, которым детей пугают, такое говорят, – безглазые выпуклости, подернутые пленками, уставились на Донату.

– Вот детей ты вполне можешь напугать, в это я верю, – не удержалась Доната.

– Я тебя, тварь, только леса дождусь, не сожру – нет, я сначала все кишки из тебя выпущу и по деревьям развешу…

– Опять он за свое, – пожаловалась на Лесника Доната. – Сколько можно это слушать?

Она легко перепрыгнула через расщелину в скале, недобро покосившись на Лесника: знала, как тяжело ему даются такие препятствия. Созданное для скорого передвижения по лесу тело с трудом перебиралось по острым камням. С трудом-то с трудом, а темп, взятый Ладимиром, выдерживал легко. И, наверное, не раз обогнал бы путников, но ему нужна была Доната.

– Почему бы мне не поговорить? – Лесник заструился, не отставая от нее ни на шаг. Кровожадная пасть захлопнулась рядом с ее ногой, но она оказалась проворнее. После того, как он дважды ее укусил, больше для острастки, она была внимательна. Понимала, тварь, что с больной ногой до вожделенного леса Донате идти дольше, чем со здоровой. – В лесу, только ближе подойдем, я с тобой разговаривать не буду. Дай мне силы почувствовать. Голову тебе откушу и в город понесу. Вот и доказательства будут…

Что-то внутри гибкого червеобразного тела неприятно заурчало. Доната нахмурилась.

– Смотри, как бы тебе самому во сне башку не откусили, – снова не сдержалась она.

И едва успела отскочить в сторону. Лесник поднялся на задние лапы, намереваясь придавить ее собственной тяжестью, но наткнулся на меч Ладимира. Пронзить толстой шкуры он не мог, хотя, начиная с первой встречи в пещере, пытался не раз.

С тех пор Лесник тащился рядом с Донатой, не отставая и не обгоняя ее. Покоя от него не было ни днем, ни ночью. По ночам приходилось спать по очереди. Гадкая тварь больно кусалась, стоило подпустить ближе. У Донаты до сих пор болела голень. Синяя круглая отметина – напоминание о собственной неповоротливости. Но один сильный удар по выпуклостям, заменяющим Леснику глаза, и тот откатывался до следующего удобного момента.

А днем он доставал Донату бесконечными угрозами, раз от разу становившимися более изощренными и изобиловавшими все новыми кровавыми подробностями. Как она предполагала спасаться в лесу от Лесника, где любые корни питали его силой – на этот вопрос не было ответа. Лесник угрюмо бубнил, выдумывая новые виды расправы, но двигался уже не так споро, как раньше. Доната время от времени огрызалась, украдкой жалея о том, что нельзя вызвать черную гадину и попросить ее избавить от общества Лесника. Хрен редьки не слаще, но из двух зол самое злое не закрывало своих многочисленных ртов ни на мгновенье. Хорошо хоть, говорили они одно и то же, а не все сразу – разное.