Сезон штормов - Асприн Роберт Линн - Страница 40

— Что происходит? Я был в казармах. Никогда еще я не видел Темпуса испуганным, но он явно боялся этой девочки, что была в его комнате. Он с раздражением велел мне поставить ,свою лошадь в конюшню и проваливать. — Шедоуспан внезапно умолк, показав, что не хочет продолжать, и пнул ногой дыню, лежавшую на дороге, которая раскололась, явив кишевших внутри личинок мух.

— Может быть, он хотел уберечь тебя от неприятностей.

А может, посчитал, что его долг тебе уплачен сполна и ты не должен бродить в лагере, когда тебе вздумается, и поливать нас грязью подобно другим илсигам.

Потоки брани явились неоспоримым доказательством верности курса на «Распутный единорог», это подтверждали и некоторые другие признаки, незаметные с первого взгляда. (Нико не смотрел, вдет ли за ним Ганс. Если ему не удалось предостеречь вора, то, может, хоть чувство обиды удержит Ганса на расстоянии от Нико и его командира некоторое время. Этого будет достаточно.) Прошло довольно много времени, прежде чем Нико увидел вывеску с изображенным на ней удовлетворяющим самого себя единорогом, скрипевшую под напором влажного зловонного бриза, дувшего с гавани. Выбросив из головы мысли о Гансе, Нико приблизился к полуразвалившимся лачугам и не увидел ни одного дружелюбного лица. Улыбнись он — и он услышит поток проклятий, сопровождаемый плевками, свирепыми взглядами и соответствующими жестами. Посетители «Единорога» явно не обрадовались, увидев пасынка. Когда он вошел, в зале повисла тишина, густая, как рэнканское пиво, и, пока она рассеялась, времени прошло больше, чем ему хотелось бы. Он направился к бару, на ходу оглядев зал, набитый местными скандалистами, и поблагодарил бога за то, что утром пренебрег бритьем. Похоже, он выглядел более грозным, чем считал сам, когда повернулся спиной к угрюмой, враждебной толпе, возобновившей свою болтовню, и заказал бочковое пиво у бармена. Крупный сильный мужчина стукнул перед ним кружкой, ворча, что как было бы хорошо, если бы он выпил и убрался раньше, чем начнет собираться толпа, иначе он, бармен, не отвечает за последствия и Нико получит счет за любой ущерб, причиненный бару. Выражение глаз этого крупного мужчины было явно недружелюбным.

— Ты тот, кого зовут Стеле, не так ли? — предъявил ему обвинение бармен. — Это ты сказал Гансу, что один из лучших способов убийства — удар ножом сзади снизу вверх, под лопатку или же мечом между ног противника, тогда он умрет прежде, чем увидит твое лицо?

Нико уставился на него, чувствуя, как от гнева у него немеют конечности.

— У меня нет сейчас времени разубеждать тебя, — сказал он тихо. — Где Беспалый, бармен? У меня есть для него сообщение, которое не может ждать.

— Здесь, — ухмыльнулась гора в фартуке, бросив тряпку на обитый край керамической раковины бара. — В чем дело, сынок?

— Он хочет, чтобы ты отвел меня к леди — ты знаешь, о ком идет речь.

Действительно, Темпус велел Нико сообщить Беспалому о намерении Ашкелона противостоять Сайме и получить информацию, которую женщина сочтет нужным передать Темпусу. Но он был обижен, и он опоздал.

— Я должен быть в гильдии магов до захода солнца. Нужно торопиться.

— Ты говоришь не с тем Беспалым, и это плохая идея. Кто это — он?

— Бармен, я оставляю это на твоей совести. — Нико отодвинул кружку и отступил на шаг от стойки бара, но понял, что не сможет уйти, не выполнив приказания, и протянул руку, якобы взять кружку снова.

Рука грузного бармена без большого пальца оказалась вывернутой в запястье, уложив его самого на стойку бара. Он стал умолять потерпеть.

— Разве он не сказал тебе, чтобы ты не входил сюда нагло, как какая-нибудь шлюха? Он стал небрежным или забыл, кто его друзья? Почему ты не вошел с черного хода? Что ты предлагаешь мне — уйти с тобой в середине дня? Я…

— Я счастлив, что вообще нашел твой писсуар, риггли. Идем или ты собираешься потерять остальные пальцы?

К стойке подошел посетитель, и Беспалый, потирая вывихнутое запястье, пошел обслуживать его, велев девице, чья блуза на груди была испещрена серыми пятнами пыли и розовато-белыми там, где она эту пыль вытирала, отвести Нико в служебную комнату.

Теперь Нико наблюдал за человеком, назвавшимся Беспалым, через стекло, которое с другой стороны было зеркалом, и очень беспокоился. Спустя некоторое время дверь позади него, о которой он думал, что она ведет в клозет, открылась, и вошла женщина, одетая в замшевые краги илсигов. Она сразу спросила:

— Какое сообщение мой брат передал для меня?

Оглядев ее, Нико отметил, что глаза у нее серые, а волосы черные, хотя и тронуты сединой, и что она в любом случае не похожа на Темпуса. Закончив свой рассказ предупреждением о том, что она ради сохранения собственной жизни ни при каких обстоятельствах не должна никуда выходить в этот вечер празднества гильдии магов, он в ответ услышал смех. Его сладостный .звон не соответствовал похолодевшей вдруг спине Нико.

— Передай моему брату, чтобы не боялся. Он, должно быть, недостаточно хорошо знает Ашкелона, чтобы принимать его угрозы всерьез. — Она пододвинулась ближе к Нико, и он утонул в ее глазах цвета штормовых туч, в то время как ее рука подобралась к его портупее и притянула к себе.

— У тебя есть деньги, пасынок? И время, чтобы их потратить?

Сердце Нико пробило поспешный отбой в ответ на ее насмешку. Горловой хохот Саймы преследовал его, пока он бежал по лестнице. Она крикнула ему вслед, что только хотела передать с ним любовь к Темпусу. Услышав, как хлопнула дверь на лестнице наверху, Нико бросился вон так быстро, что забыл заплатить за свое пиво, и только на улице, отвязывая лошадь, вспомнил про это, но никто не выбежал, чтобы догнать его. Глянув на небо, Нико решил, что может успеть в гильдию магов вовремя, если, конечно, не заблудится снова.

Глава 4

Возвращаясь в мыслях на десять месяцев назад, Темпус понял, что ему следовало ожидать чего-то подобного. Вашанка слабел день ото дня: исчезло его имя с купола дворца Кадакитиса; строительство храма бога-Громовержца было заморожено — его основание было осквернено, равно как и сам верховный жрец; ритуал Убиения Десяти был прерван Саймой и последовавшим за этим пожаром; Темпус и Вашанка произвели на свет мальчика, о чем бог решил умолчать; Абарсису разрешено было покончить с жизнью, несмотря на то, что он был первым из воинов-жрецов Вашанки. А теперь полевой алтарь, который построили наемники, был сброшен на землю у Темпуса на глазах одним из учителей Абарсиса, энтелехией, выбранным, чтобы уравновесить беспредельное влияние бога, а сам Темпус был заточен в собственных апартаментах Дочерью Пены с совершенно человеческим намерением воздать ему по заслугам.

Он мрачно размышлял о том, что раз уж его бог подвергался гонениям, значит, и на его долю должны выпасть испытания, поскольку Вашанка и он были связаны Законом Гармонии. Но заявление Джихан о намерении изнасиловать его ошеломило Темпуса. А ведь его ничто не удивляло уже многие годы.

— Насильником зовут они тебя, и на то есть веские причины, — сказала она, пытаясь дотянуться под кольчугой до корсета, чтобы освободиться от него. — Посмотрим, как это понравится тебе самому. — Он не мог ни остановить ее, ни заставить себя не реагировать на нее. Ее совершенное тело было выбрано в качестве женского возмездия. Позже она сказала ему, стирая нежной рукой следы от кольчуги со своих бедер:

— Ты никогда не слышал, чтобы женщина одерживала верх?

— Нет. — Он был неподдельно удивлен. — Джихан, я был плох?

— Любовь без чувств, ум без ласки, возбуждение от колдовства… У меня нет опыта в плотских наслаждениях. Надеюсь, ты хорошо наказан и раскаиваешься, — коротко хихикнула она.

— Предупреждаю тебя: те, кто полюбит меня, умирают от любви, а те, кого полюблю я, обречены отвергнуть меня.

— Ты самонадеян. Думаешь, я испугалась? Мне следовало бы ударить тебя посильнее. — Она игриво шлепнула его ладонью внизу живота. — Я хочу его (она имела в виду Ашкелона), но он только смотрит на меня взглядом голодного мужчины. Ты видел его запястье, там, где Сайма пронзила его своей шпилькой?..