Новая кровь - Асприн Роберт Линн - Страница 26

Рукоять была необычной и, пожалуй, неудобной, но самым необычным в этом кинжале было его лезвие.

Чем тверже сталь, тем более она хрупка. Величайшая тайна искусства оружейников — это способы отпуска и закалки стали, после которых клинок не разбивается вдребезги при ударе, а становится достаточно прочным, чтобы разрубить доспехи или оружие противника.

Секрет заключался в том, чтобы сварить пластину мягкого железа с пластиной стали, более твердой за счет большего содержания углерода. Раскаленную полосу проковывают, потом перекручивают. Процедура повторяется до тех пор, пока железо и сталь не превратятся в тысячи слоев, тонких, как лезвие бритвы.

Если проделать все правильно, в результате получится клинок, в котором твердые слои чередуются с более мягкими и податливыми. Эти мягкие слои поглощают силу удара и придают клинку упругость. Но перед каждой поковкой необходимо очень тщательно очищать поверхность наковальни, иначе окалина попадет между этими слоями, при ударе в клинке будут возникать мельчайшие трещины, и в конце концов он сломается. Лишь у немногих кузнецов хватало искусности и терпения для того, чтобы ковать такие клинки. И лишь у немногих покупателей хватало денег, чтобы оплатить такую работу.

Похоже, чужак считал, что Сэмлор входит в число таких покупателей — караванщик действительно мог бы заплатить за этот клинок.

Кинжал был великолепен. Он был обоюдоострым, как нож Сэмлора, и примерно равен ему по длине, только иной формы. В середине он был несколько толще, чем по краям, — это увеличивало жесткость лезвия. И еще — вся поверхность клинка была покрыта мерцающими переливами — такие образуются при умелом соединении разных металлов.

Поскольку слои накладывались друг на друга и проковывались множество раз, соединительные линии между железом и сталью были такими же сложными, как швы на человеческом черепе. После того как клинок был откован и заточен, кузнец отполировал его, а потом на мгновение окунул в сильную кислоту, затем быстро ее смыв.

Сталь успешно противостояла кислоте, а вот на более мягкое железо та подействовала даже за такое короткое время. Теперь сталь сверкала, словно солнечный свет на горных вершинах, а железо создавало едва уловимую тень. Лезвие с такими разводами уже само по себе говорило об огромной стоимости оружия.

Сэмлор почувствовал резь в глазах, невольно сморгнул. В колеблющемся свете ламп тончайшие разводы на клинке казались письменами.

Улыбка незнакомца сделалась еще шире.

— Дя… — начала было Стар, дернув караванщика за рукав.

Посередине клинка змеилась сделанная сирдонскими буквами надпись: «Он нападет». За мгновение до того эти буквы были всего лишь завитками металла.

А еще мгновение спустя рукоять кинжала, выставленная до этого напоказ, скользнула в ладонь незнакомца, и тот наискось ударил, метя Сэмлору между глаз.

Сэмлор не поверил возникшим на сзади словам. Он даже не поверил, что действительно увидел их. Но часть его нервной системы — приписать мозгу рефлексы, действующие на таком глубинном уровне, было бы не совсем точно, — успела отреагировать на внезапный выпад чужака.

Сирдонец выбросил левую руку и отвел удар вверх, при этом ощутимо заехав чужаку по пальцам. На мгновение он коснулся рукоятки кинжала. И медное навершие, и деревянные накладки на рукояти оказались неожиданно холодными, хотя незнакомец держал до того кинжал под плащом.

Одновременно с этим Сэмлор одним движением правой руки, в которой держал нож, располосовал чужаку грудь. Нож остановился лишь тогда, когда рукоять уткнулась в грудину. Караванщик мог разоружить своего противника и не всаживая тому под ребро фут стали, но рефлексы и инстинкты потому и являются таковыми, что действуют быстрее здравых размышлений.

Чужак, — которого теперь уже уместнее было бы называть покойником, поскольку его грудная клетка была вскрыта от горла до диафрагмы, — приподнялся с коротким, резким выдохом. Его голова откинулась назад — на губах при этом все еще играла улыбка, — и ударилась об обод колеса, к которому были прикреплены лампы. Из ламп выплеснулось масло, фитили погасли.

— Стар, за спину! — скомандовал Сэмлор в ту же секунду, как погас свет, и попытался выдернуть свой нож из тела незадачливого убийцы. От этого рывка незнакомец подался вперед, увязший нож выходить не желал.

Кто-то швырнул пивную кружку и разнес вдребезги висевший над стойкой бара фонарь. В «Распутном Единороге» сделалось темно, словно в Аду.

Сэмлор быстро пригнулся и попятился к стойке, одновременно вновь рванув свой нож. Таким рывком можно было швырнуть на колени верблюда.

Раздалось какое-то ворчание, с треском разлетелся дубовый стол. Кто-то закричал так пронзительно, словно его раскроили от горла до паха, — что, кстати, вполне могло оказаться правдой. Темнота в таком заведении, как «Распутный Единорог», для кого-то была причиной паники, а для кого-то — лишь подходящим случаем. И то и другое могло привести к кровопролитию.

Нож Сэмлора никак не желал покидать тело покойника. Караванщик не чувствовал скрежета ножа о кость, когда лезвие входило в тело, и сейчас у него не было ощущения, что нож застрял между ребрами или в позвоночнике чужака. Но клинок сидел мертво. Это выглядело так, словно Сэмлор воткнул нож в свежий бетон, а день спустя вернулся и теперь тратил время в напрасных попытках извлечь его.

Одним из преимуществ драки на ножах было то, что если с твоим оружием что-нибудь случилось, ты всегда можешь попытаться завладеть оружием противника. Сирдонец левой рукой выхватил кинжал из безвольно раскрывшихся пальцев только что убитого им человека, а правой попытался притянуть к себе племянницу.

Брошенный кем-то нож оттянул рукав Сэмлора гораздо чувствительнее, чем минуту назад ребенок. Его лезвие было слишком тупым, чтобы воткнуться в деревянную стойку, а потому оно просто раскололо дерево, словно арбалетный болт.

А Стар на прежнем месте не оказалось. Ее вообще не было в пределах досягаемости Сэмлора. Он в отчаянии позвал малышку по имени, но ответа не получил.

По всему залу сталь звенела о сталь, высекая яростные оранжевые искры. С улицы, от двери, донесся предостерегающий возглас, но на пути к единственному выходу на улицу разгорелась нешуточная драка.

Оставалась дверь, выходящая в переулок; она располагалась с другой стороны таверны. И еще была лестница, ведущая на верхний этаж, которую Сэмлор не мог разглядеть в кромешной темноте. И был еще третий вариант — более быстрый и безопасный, чем первые два, хотя если по-хорошему, его никак нельзя было назвать ни быстрым, ни безопасным.

Сэмлор схватил тело своей жертвы под мышки и ринулся напролом, используя труп в качестве щита и тарана одновременно.

Его племянница, возможно, все еще находилась в «Распутном Единороге», но Сэмлор никак не смог бы отыскать Стар в такой темноте, поскольку она не отвечала — или не могла ответить, — на его призыв. Стар была весьма уравновешенной девочкой. Она могла закричать от испуга, но никогда не испугалась бы до потери дара речи.

Сэмлор был более чем уверен, что Стар отскочила двери в тот же миг, как погас свет, и сейчас находилась руках какого-нибудь типа, отлично представлявшего сколько можно выручить в этой чертовой дыре за девственницу возраста Стар.

Кто-то столкнулся с Сэмлором и отлетел прочь взвыв от ужаса. Караванщик пока не пускал новый кинжал в ход — ведь была вероятность, что Стар могла находиться рядом…

Сэмлор предпочел бы заколоть себя, чем по ошибке убить ребенка.

Сирдонец споткнулся о распростертое на полу тело. Лежавший даже не дернулся, когда Сэмлор наступил на него, — видимо, ему было уже все равно. Потом труп чужака в руках караванщика врезался в решетку, расположенную справа от двери. Сэмлор собрал все силы и попытался высадить сплетенную из ивовых прутьев решетку.

Решетка рассохлась от времени, и многие прутья уже покрылись сетью мелких трещин и нетвердо держались в раме. И в: 5 же прутья оказались более упругими, чем ожидал караванщик, и Сэмлор почувствовал немалую отдачу от своего яростного удара.