Черная вдова. Ученица Аль Капоне - Крамер Марина - Страница 52

Новый Год они встречали вдвоем. Марина все еще плохо чувствовала себя, сидела у камина в теплом свитере и меховых тапочках. В углу переливалась огнями небольшая елка, наряженная заботливыми руками мужа. Все было так мило, семейно, спокойно… Любимый человек был рядом, согревая Коваль своей улыбкой и постоянным вниманием. А что еще нужно для счастья каждой женщине?

Егор сидел с бокалом виски у ее ног и оживленно расписывал красоты Венеции, куда собирался свозить жену, как только она поправится окончательно:

– Это же город любви! Представь только, как замечательно заниматься ею, глядя на воду…

– Ну да, – смеялась она. – На глазах изумленных гондольеров, например, – ведь ты это имел в виду?

– А пусть завидуют!

– Малышев, ты маньяк!

– Знаю, детка, знаю!

Он погладил ее по ноге, прижался к ней лицом. Марина примерно догадывалась уже, к чему он клонит, и чем хотел бы заняться прямо сейчас – ему подарили шикарную медвежью шкуру, она лежала перед камином, занимая огромное пространство, и Егор поглядывал на нее оценивающе, словно что-то прикидывал в уме. Коваль с улыбкой наблюдала за ним.

Муж подбросил в камин еще дровишек, стало совсем жарко. Марина решилась стянуть с себя свитер, Егор с удовольствием помог, стащив заодно и брюки с тапочками. Из-под кресла появились белые лодочки на шпильках. Коваль сидела в белом французском белье и этих туфлях, лицо без косметики казалось совсем бледным. Егор осторожно опустил жену на шкуру, изогнув в какой-то причудливой позе, а сам отошел к стене, выключив свет и любуясь отблесками горящего в камине огня на ее теле.

– Тебе не холодно?

– Даже жарко уже, – прошептала Марина, чувствуя щекочущее прикосновение меха к коже.

– Как же ты хороша, детка, – вздохнул муж, продолжая смотреть на нее. – Как же я хочу тебя, такую вот…

– И в чем дело? Что останавливает тебя?

– Твое новое белье! Не люблю белое белье, оно не годится для тебя, дорогая, – пробормотал он, раздирая дорогое лионское кружево в клочья.

Они занимались любовью до утра, прерываясь только на текилу, виски и сигарету, причем непременно одну на двоих.

– Хорошее начало года, – усмехнулась Марина, пробежав пальцами по седым волосам мужа. – Похоже на то, что весь год только этим и будем заниматься!

– Чем этот год отличается от предыдущих? – засмеялся утомившийся Егор. – По-моему, нам с тобой все равно – где, когда, как…

– Я вышла замуж за какого-то полового гиганта, – констатировала Коваль, кладя голову на влажную грудь мужа.

– Насколько я помню, это ты затрахала меня чуть не насмерть при первой встрече, – напомнил он, шлепнув ее по заду. – Ты уже тогда была та еще штучка!

– Ты еще скажи, что тебе тогда со мной было плохо! – пригрозила жена, улыбаясь.

– Мне?! Да мне было уже никак! Я не соображал, где у меня что, и это я-то, от которого плакали все бабы! Никогда и никто не выдерживал моего темперамента, а тут я занемог под девчонкой! Ужас!

Коваль хохотала до слез, глядя на его притворно-печальное лицо. Они вообще любили вспоминать свою первую встречу, словно черпали в этих воспоминаниях новые и новые эмоции, как сейчас… Казалось, что все плохое в этой жизни уже случилось, осталось только хорошее.

После новогодних праздников маринины проблемы напомнили о себе с новой силой. Клубы один за другим трясли менты, регулярно находя торговцев дурью, правда, сплошь залетных, но ей от этого не легчало. Коваль пошла на хитрость, заключив договор с кинологами, которые за нормальные деньги приезжали к открытию с обученными собаками. Но и это не помогало. Она готова была рвать на себе волосы, понимая, что проигрывает. Пресса поливала ее на чем свет стоит, а Егор советовал не обращать внимания. Легко ему было говорить…

Маринины люди с ног сбились, рыли землю, пытаясь отыскать хоть какой-то след, и все безрезультатно. Было ощущение, что героин возникает сам по себе. В довершение всего, директора одного из клубов расстреляли прямо в его квартире, не пожалев жену с сыном-подростком, а на трупе оставили записку: «Подумай, Коваль, пока у тебя есть время!». Что это значило – ей не надо было объяснять.

Все разрешилось в марте. Коваль возвращалась с очередной стрелки, от Сереги Строгача, который предложил ей помочь разрулить ситуацию. В его планы тоже не входило пускать чужаков в подконтрольный ему регион. Внезапно «мерин» закрутило по дороге, как волчок, и он, не слушаясь руля, рухнул с эстакады вниз, пролетев с высоты метров пять и приземлившись на крышу.

Раненый Рэмбо выволок Марину из машины буквально за минуту до того, как рванул бензобак. И опять, опять судьба пожалела ее – на ней не было ни одной серьезной царапины, только разве пара синяков. Зато Касьян и водитель сгорели заживо, да у Рэмбо была сломана ключица и разбита голова.

Вместо второй своей машины Коваль вдруг увидела «девятку», из которой выскочили трое вооруженных людей. Один из них сразу выстрелил в здоровую руку Рэмбо, которой тот попытался достать пистолет. Они запихнули Марину вместе с телохранителем в машину и, надев на головы мешки, повезли прочь с места аварии. Коваль даже не успела сориентироваться, в каком направлении.

«Ох, елки-палки, опять встряла! – думала она, задыхаясь под плотной тканью мешка. – Ну, что это за жизнь такая, когда, едва отделавшись от одних неприятностей, сразу попадаешь в другие! Как там Рэмбо, интересно? И кто это упаковал нас?».

Поняв, что машина остановилась, Марина попыталась стряхнуть с головы мешок, но получила удар в живот, заставивший сложиться пополам. Ее выбросили на улицу и поволокли куда-то. Когда же мешок сдернули, она увидела комнату с зарешеченными окнами. Если бы не эти решетки, то вполне обычный гостиничный номер. Пейзаж за окном ничего не напоминал.

В голову закралась мысль о том, что уж на этот раз она не позволит коснуться себя и пальцем – пусть лучше пристрелят, чем еще раз вынести такое… Ручка двери зашевелилась, и перед изумленной Мариной появился Илья. Как ни странно, мастифов племянник еще не удолбался окончательно.

– Привет, Коваль! – радостно произнес он. – Снова к нам?

– Да пошли бы вы… – пробормотала она, понимая, что жизнь как-то внезапно приблизилась к финалу.

– И пошли бы мы, да ты вот все время на дороге стоишь! – засмеялся Илья, садясь на кровать. – Да не смотри ты так, на сей раз никто тебя не тронет – Воркута велел любить и заботиться. Так что не переживай за свое шикарное тело, никто к нему близко не подойдет. Хотя желающих много. Но я здесь как раз для того, чтобы с тобой ничего не сделали.

Интересно посмотреть, что будет толку от вечно торчащего под кайфом тщедушного пацана, если вдруг кому-то из охраны при виде ее тела сведет яйца? Очень сомневалась она в своей безопасности, очень сомневалась…

– Кстати, – спросил он, вспомнив что-то. – Не в курсе, куда пропали Муравей и Лютый?

– Кто это?

– Как – кто? Приятели твои, которых ты ублажала тогда. Забыла, что ли?

– Дай сигарету, будь человеком, – попросила Марина. – Курить хочу – сил нет.

Он бросил ей пачку и зажигалку. Смотрел, улыбаясь, как она курит, затягиваясь с наслаждением. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на сочувствие, и Марину посетила шальная мысль: «Может, попробовать надавить на жалость, дядю покойного вспомнить, мол, любила старичка больше жизни… Да только вряд ли этот гаденыш купится на сентиментальные байки.

– Так расскажешь про пацанов наших? – напомнил о себе Илья. – Я не сомневаюсь, ты знаешь, что с ними произошло.

– Знаю. Но расскажу только в обмен на информацию о моем телохранителе, – отрезала Марина, закурив вторую сигарету.

– Жив твой бугай, не будешь дурой – ничего с ним не случится.

– Спасибо, сынок! – с чувством сказала она. – А быков ваших я, как и обещала, на тот свет отправила, отстрелив яйца – ни к чему они им там. Так и передай хозяину своему.

– Не ерепенилась бы ты, Коваль! – попросил Илья. – Опять нарвешься, подумай – оно тебе надо?