Черная вдова. Ученица Аль Капоне - Крамер Марина - Страница 36

– Ты от этого только выиграла, как я смотрю, – произнес старик, изучая ее лицо. – Не рассчитал я, что ты окажешься сильнее меня, вырвешь из моих рук все – деньги, власть, людей моих. Тогда, с Черепом, я попытался сломать тебя, лишить человека, который стал тебе опорой, защитой. Череп всегда был безбашенный. Не думал я, что сопливая девчонка окрутит его так, что он попрет против меня. А он даже умереть согласен был – за тебя. Конечно, я мог его просто пристрелить, но хотелось мне тебя испугать, чтоб рот открыть не смела без моего ведома. А ты… Ты только сильнее стала, ввязалась в войну с Сеней, и мои люди за тобой пошли, поверили тебе, подчинились, гибли… Даже ублюдок Рэмбо убежал к тебе, виляя хвостом. Ну, еще бы – Коваль позвала! Я один остался, теперь ты рулишь всем, и я с этим не в силах уже бороться… – Он замолчал, и Марина увидела, насколько тяжело дался ему этот монолог, как он болен, стар и слаб.

Но даже осознание этого не заставило ее пожалеть его и отказаться от мести. Не заслуживал Мастиф жалости. Черепу, когда его приговорили у нее на глазах, было всего тридцать два, вдвое меньше, чем этой усохшей мумии, он мог еще долго жить, с Коваль или без, это уже подробности, но жить… И она должна сделать то, что задумала.

К лету следующего года «Веселый берег» был готов к открытию. Коваль по-прежнему встречалась с Малышом, он практически жил у нее, даже тайком заказал в Париже сумасшедшей красоты свадебное платье, это ей по секрету выболтал поправившийся Касьян. За то, что Марина спасла ему жизнь, он готов был спать на коврике у двери ее спальни, не отходил не на шаг. Правда, из-за пробитой голосовой связки разговаривать он теперь мог только шепотом. Но ведь еще имелся Рэмбо, у которого глотка была луженая… Они вдвоем отлично справлялись со своими обязанностями.

За сутки до открытия комплекса Коваль навестила Мастифа, предвкушавшего завтрашний триумф. Но в ее планы его присутствие на празднике жизни не вписывалось. Он лежал под капельницей, выглядел неважно. Сиделка при виде Марины встала было, но потом нерешительно спросила:

– Марина Викторовна, может, вы зайдете позже? Там еще в шприце лекарство, его после капельницы вводят в вену.

– Идите отдыхать, Наташа, – велела Коваль, за локоть выпроваживая ее из комнаты. – Я останусь здесь на ночь и сама все сделаю, не волнуйтесь, ведь я врач.

Девчонка радостно ускакала – не зря Касьян охмурял ее по марининой просьбе уже третью неделю.

Улучив момент, когда старик задремал, Коваль вынула из кармана шприц с сильнодействующим препаратом, вызывающим спазм сердечной мышцы. Эту ампулу она раздобыла давно, отвалив за нее две тысячи «зеленых», но оно того стоило – ни одна экспертиза не обнаруживала даже следов этого лекарства. Осторожно Марина ввела содержимое шприца в капельницу, вылив в раковину то, что на самом деле нужно было вводить, и села ждать результатов. Кроме того, ей было, что сказать Мастифу перед смертью. Он открыл глаза и удивился:

– Случилось что-то? Зачем ты здесь?

– Случилось, – спокойно отозвалась Коваль. – Ты умираешь.

– Ты что, опять текилу глушила? – спросил он, поведя носом.

– Нет, я трезва, как стекло. Успею на поминках надраться. А тебе остался от силы час, поэтому будь добр – заткнись и послушай. Я терпела тебя долго, но теперь с этим покончено. Ты был прав – я сильнее тебя, поэтому мне удалось все. Завтра открытие, но ты его пропустишь, к сожалению. Это тебе за Олега. Он меня любил, готов был на все и из-за меня погиб. Это ты его убил, ты – руками ублюдка Корейца, но и с ним я тоже разберусь, теперь меня не надо этому учить, я все могу сама, даже глазом не моргну. Ты хотел повязать меня какими-то кассетами? Ничего глупее придумать не смог? Малышу все равно, какая я, главное, чтоб его была. А я и так его, вся, до последнего волоска. Извини, на свадьбу не приглашаю – боюсь, несподручно тебе будет являться на нее с того света. Короче, папашка, отдельное тебе спасибо за власть, данную мне, и за Малыша, которого люблю.

– Дура ты, – вздохнул Мастиф, не усомнившийся в ее словах ни на секунду – уж слишком хорошо он успел узнать эту женщину за то время, что она провела рядом с ним. – Тебя порвут, когда выяснится все. Даже Малыш не спасет.

– Ох, не ценил ты мой ум никогда, а зря. Никто ничего не докажет, это не осуществимо. А если в образе народного мстителя ты видишь Корейца, то забудь – его я тоже грохну. Прощай, босс! – Марина легонько поцеловала его в морщинистую щеку.

Мастиф смотрел на нее широко открытыми глазами, и вдруг его пронзила одна мысль – он вспомнил, как сказал зарвавшемуся коммерсанту Рифату перед тем, как отправить его на тот свет: «Не родилась еще та баба…» Выходит, родилась. Вот она, эта баба – всех подмяла, а теперь и его, Мастифа, списала со всех счетов…

Но было еще кое-что, чем старый лис мог уязвить перед смертью способную ученицу… Облизав пересохшие губы, он заговорил, глядя в уверенное лицо сидящей рядом с ним женщины:

– А ты не хочешь узнать, кто же все-таки отправил на тот свет твоего Волошина?

Марина удивленно вздернула брови:

– Насколько я знаю, он погиб в случайной перестрелке. Ты ведь мне сам это сказал…

– Да, сказал, – усмехнулся Мастиф. – И ты поверила? Ты, такая умная, попалась на это фуфло. Да, твой Волошин погиб в случайной пьяной драке. Но кто заказал эту драку, как ты думаешь?

У Марины все похолодело внутри. Но она быстро взяла себя в руки и дрожащим от ненависти голосом проговорила:

– Жаль, что я не могу убить тебя дважды! Жаль, что уже не могу сделать что-то похуже того, что уже сделала – иначе позаботилась бы, чтобы ты хорошенько помучился перед смертью…

– Ну, хоть в чем-то я переиграл тебя, – перебил Мастиф, закрывая глаза.

…Через пятнадцать минут его не стало. Выждав для верности еще полчаса, Коваль подняла крик на весь дом, перепугав всех. Началась суета, беготня, Марина изображала убитую горем, рыдала абсолютно натурально, ее успокаивали. Только Кореец, напряженно следя за убивающейся красоткой узкими щелками глаз, кажется, заподозрил легкую фальшь в ее слезах. Улучив момент, он подкрался и злобно прошипел:

– Я знаю, сучка, что это твоих рук дело. Я к Строгачу пойду, и, когда он отдаст тебя мне, ты позавидуешь своему Черепу!

– Уберите от меня этого урода! – завизжала Коваль во весь голос, но Кореец уже испарился. И напрасно розановские пацаны рыли землю, пытаясь его найти – уж что-что, а дураком Кореец не был.

У себя дома, выпив полбутылки текилы прямо из горла, чтобы не возиться долго со стаканами, Коваль уснула сном праведницы. Даже кошмары не мучили. Зато утром мучило похмелье…

Рэмбо обзвонил за ночь всех, кого следовало, отменяя открытие и назначая дату похорон. Телефон стал разрываться от звонков с соболезнованиями, но Марине они были нужны примерно так же, как кошке очки, и она велела отвечать, что страшное горе не дает ей возможности вести беседы. Только на один звонок ответила.

– Да, любимый мой! – сказала она бодрым голосом.

– Как ты, моя девочка? Сильно переживаешь? – озабоченно спросил Егор.

– Ты издеваешься? Это лучший день в моей гребаной жизни! – захохотала Коваль, шокировав этим ответом собеседника.

– Ты что? – не поверил в услышанное Малыш.

– А что? Все идет так, как мне и нужно.

– Ненормальная! – заорал догадавшийся, о чем речь, Малыш. – Что ты наделала?!

– Малышев, ты меня разочаровываешь! – жестко произнесла она. – Что за тон? Лучше приезжай-ка сюда и лично вырази соболезнования. Мне это нужно сейчас, как никогда.

– Через час, – вздохнул он, кладя трубку.

…Расстегивая его пиджак, Марина заметила, как странно Егор смотрит на нее, словно что-то ищет в лице и не найдет никак.

– Печать дьявола пытаешься рассмотреть?

– Думаю, где, когда и как ты научилась этому, девочка моя? Ведь по размаху и жестокости в городе у тебя нет конкурентов.

– Я клянусь тебе, что все закончилось. Я сделала то, чего не могла не сделать, то, что пообещала себе. Отомстила. Теперь все. Осталось только одно… – она заглянула ему в глаза. – Я должна рассказать тебе все о себе, чтобы никто не сделал этого за меня. И если потом ты не передумаешь, через сорок дней мы поженимся.