Пугачев - Буганов Виктор Иванович - Страница 9

К 1767 году по Яицкой линии в целом проживало, по данным И. Георги, около 15 тысяч семейств. Форпосты и крепости имели укрепления, высокие каланчи для караула. В степи на возвышенных местах располагались маяки из деревьев, обвязанные травой и хворостом; здесь дежурили пикеты (реданки) из трех казаков на каждом — если приближался неприятель, то они зажигали маяк, давая знать другим маякам, форпостам и крепостям. Весть о приближении врага быстро доходила таким образом до Яицкого городка, и там принимали меры.

Служба по охране границ была очень обременительна и опасна. Ведь, помимо этого, казаки исполняли и другие обязанности (участие в походах, разные «командирации», подчас весьма дальние — на Волгу, в Оренбург, в Башкирию). В наказе в Уложенную комиссию 1767 года Яицкое войско жаловалось, что казаки с 1720 года по нарядам Военной коллегии «употреблялись уже в тех службах беспрестанно». К этому нужно добавить строительные работы, содержание дорог и мостов и др.

С целью усилить надзор за казаками в 1748 году войску дали новое деление — на семь полков (раньше — на сотни), в них стали царить армейские порядки. Часто появляются офицеры — ревизоры, присылаемые правительством. В том же наказе 1767 года говорилось, что офицеры «чинят расставку по форпостам старшинам и казакам по своей воле…, походных старшин штрафуют, а на место их других определяют, тако ж казаков наказывают, да и самих походных атаманов от команды отрешают». В отдельных случаях наказными атаманами власти без обиняков назначают тех же офицеров (в 1763 году — полковника Углицкого, в 1767 году — гвардии капитана Чебышева). Правительство в лице Военной коллегии, императрицы становится верховным арбитром во всех делах Яицкого войска.

К 1767 году Яицкое войско насчитывало 4,2 тысячи «действительно служащих» казаков, хотя, если было необходимо, могло выставить до 12 тысяч воинов, считая отставных и малолеток. Оренбургское начальство по распоряжению правительства с целью увеличения войска приписывало к нему так называемых сверхкоштных, то есть сверхштатных — таковыми соглашались быть беглые казахи, калмыки, татары и другие, убегавшие от своих феодалов. Из них собрали специальный корпус.

Так, в труде и невзгодах, в радостях и печалях, текла жизнь яицких казаков. Проходили годы, менялись столетия, люди и установления, которым они не могли не подчиняться. Неизменной оставалась их любовь и привязанность к своему Яику, окрестным землям, которые уже не одно столетие давали им приют и пищу. О Яике казаки складывали хорошие, задушевные песни:

Водилось в Яике много всякой рыбы — осетра, севрюги и белуги и другой — здесь и стрелядь, и сазан, и шип, и белая рыбица, и чехонь, и прочая, всего не перескажешь. Славились эти места рыбой и икрой не только в России, но и в окрестных странах. К. Плотто, ученый-экономист из немцев, писал, что только в Яике и Волге имеется рыба, «из которой добывают столь известную в Германии и всей Европе икру», а «яицкая икра считается самой превосходной».

Весной (для метания икры) и осенью (на зимовку) огромные косяки рыбы шли из Каспия в Яик-реку, нередко такой густой массой, что ломали учуги — заборы (заколы из бревен, вбитых в дно реки). Приходилось стрелять из пушек, чтобы отогнать ее. Трижды в год казаки собирались на лов красной рыбы — весной, осенью (плавни) и зимой (багренье). Промысловое рыболовство кормило казаков, давало немалый доход от продажи рыбы и икры. Недаром казаки посвящали Яику самые ласковые слова в своих песнях:

Добыча и продажа соли на Узенях и Индерском озере (километрах в четырехстах от Яицкого городка), добыча зверя, скотоводство, лесной промысел, зерновое земледелие, садоводство, бахчеводство, огородничество, разведение риса и хлопчатника, занятия ремеслом — все это давало дополнительные возможности для получения доходов. Для ведения хозяйства казаки, не все конечно, имели хутора в степи, более богатые — у старшины, победнее или попросту убогие — у основной массы хозяев.

Немалое место в жизни казаков занимала торговля. Продавали рыбу, икру, соль, лошадей, скот, шкуры, покупали хлеб, оружие, одежду, снасти. Товары с Яика шли не только на внутренний рынок, но и за границу (икра, рыба, лошади, армяки). На Яик привозили товары из Бухары, Хивы, Индии (ткани, пряности, оружие, сафьян и пр.).

К 70-м годам XVIII века на Яике проживало до 50 тысяч человек, в том числе в Яицком городке примерно 30 тысяч человек. Гурьев, остальные крепости и форпосты имели население небольшое. В них проживали, помимо русских, татары, казахи, башкиры, туркмены, калмыки и другие.

Ведущие позиции во всей войсковой жизни занимала старшина. К середине столетия она вышла, по существу, из-под контроля круга. Войскового атамана и его помощников назначало или утверждало правительство. Старшинские должности превращаются из выборных в несменяемые, переходят от отца к сыну — таковы фамилии Меркульевых, Бородиных, Тамбовцевых, Митрясовых, Логиновых и др. Богачи часто нанимали вместо себя на службу бедняков, взимали с казаков лишние поборы, присваивали деньги из казны. Тамбовцев и его помощники совсем не выдавали жалованье казакам, эксплуатировали бедняков (они охраняли хутора богатых, служили за них по найму). Они же получали наибольшую долю доходов от ловли и продажи рыбы, икры, лошадей, скота и пр. Неудивительно, что «капитальное» казачество скапливало немалые богатства. Некоторые его представители владели стадами лошадей и крупного скота во многие сотни голов, овец — в тысячи голов, получали доход ежегодно в десятки тысяч рублей. Тот же Тамбовцев, когда его выдвигали на должность атамана, рассчитывая на помощь капитана Чебышева, «учинил подарок» ему ни много ни мало в пять тысяч рублей! Для сравнения можно привести пример — казак за трудную военную службу по найму получал от «капитального» человека «на подмогу» от 10 до 30 рублей в год. На такие деньги нести службу было тяжело — оружие, лошадь, снаряжение и пр. стоили немалых денег; например, за лошадь среднего достоинства платили 7—10 рублей, за породистую — 50 рублей, за ружье — 4 рубля, простую саблю — 2 рубля (посеребренную — 8—10 рублей, позолоченную — 20 рублей). Нередко семьи казаков, несших службу в отдаленных местах, ходили по миру, питаясь именем Христовым. Многие, прежде всего пришлые, люди нанимались в работники к богатым односельчанам. Среди наемных немало было гулящих людей, беспаспортного люда, проживавшего, часто тайно, по хуторам и уметам. Принимали их не только богатые, но и бедняки, как, например, С. Оболяев (Еремина Курица). Паспорта он у них не спрашивал и в ответ на вопрос следователей (его арестовали по делу о Пугачеве) о причинах подобного снисходительного отношения к беглецам ответил:

— Да как же… не прийнять-та, вить слово божие повелевает странных призирать и питать, так же мне что нужды спрашивать прихожева, имеет ли он пашпорт или не имеет?

— Поэтому ты хоть разбойника, так примешь?

— Да мне… что до етова нужды, хотя бы он с виселицы был; вить не я в ответе — он; а я должен исполнить слово божие!

Таких работников из беглых на Яике было немало; здесь «каждому беглому пристань открытая», как сказал за два года до этого случая генерал-майор Фрейман — душитель Яицкого восстания 1772 года. Особенно много работников имели богатые казаки, старшины, нещадно эксплуатировавшие их почти даровой труд.