Пугачев - Буганов Виктор Иванович - Страница 25

Масса «инородцев» Поволжья, Башкирии участвовала в восстании Пугачева. Они проживали на территории двух губерний — Оренбургской и Казанской. Первая делилась на четыре административно-территориальных

района — Оренбургский дистрикт, или уезд (сюда входили Илецкая и Зелаирская крепости, Сакмарский городок, Бугульминская земская контора с подчиненными ей слободами по большой московской дороге, Яицкое войско), три провинции: Уфимская (Башкирия и уезды Бирский, Мензелинский, Осинский и Куртамышский), Исетская (часть Башкирии и уезды Исетский, Шадринский и Окуневский), Ставропольская (населенная в основном волжскими калмыками). В южной части Оренбургской губернии кочевали казахи (их тогда называли киргизкайсаками), каракалпаки.

В Казанскую губернию входили шесть провинций — Казанская, Свияжская, Вятская, Пермская, Пензенская, Симбирская.

Число жителей в губерниях было неодинаковым. В Казанской губернии насчитывалось до 2,5 миллиона человек, русских и нерусских (не считая башкир, живших на северо-востоке губернии; их число неизвестно); в Оренбургской — тысяч 400—500. В основном это были нерусские ясачные люди (башкиры, татары, чуваши, мордва, удмурты, мари, ногайцы, мещеряки, калмыки, каракалпаки, казахи и др.), русские крестьяне разных категорий, заводские работные люди, казаки, всякие беглые (из крепостных крестьян, солдат и др.), скрывавшиеся от преследований, раскольники.

Характерную черту края составляло наличие военного элемента. Казаки, помимо Яика, жили с семьями по реке Самаре (переволоцкие, новосергиевские, сорочинские, тоцкие, бузулукские, борские и др. — по названиям крепостей), в Уфимской провинции (уфимские, ногайбакские, табынские, елдятские, красноуфимские), в Исетской провинции (челябинские, миасские, чебаркульские и др.). Обычно в каждом городе или крепости их насчитывалось от нескольких десятков до нескольких сот человек.

Почти три с половиной десятка крепостей Оренбургской губернии, где служили казаки, распределились по восьми дистанциям, или линиям: Самарской, Сакмарской, Рижне-Яицкой, Красногорской, Орской, Верхне-Яицкой, Верхне-Уйской и Нижне-Уйской. В них же находились и регулярные части из солдат, драгун — пять гарнизонных батальонов и три драгунских полка, всего более 6,7 тысячи человек. К началу 70-х годов Военная коллегия поставила вопрос об увеличении войск в губернии до почти 10 тысяч человек (пехота, кавалерия, артиллерия) в составе 10 гарнизонных батальонов и трех легких полевых команд (подвижных отрядов — для военных посылок). Переформирование и пополнение этих частей (после утверждения Екатериной II 31 августа 1771 года предложения Военной коллегии) было начато, но не закончено ко времени Пугачевского движения.

Все эти военные команды, иррегулярные казачьи формирования предназначались для охраны границ, отражения набегов кочевников и, конечно, для поддержания внутреннего спокойствия. А оно-то как раз нарушалось, и довольно часто. Хлопоты властям доставляли и русские и нерусские участники волнений, восстаний, которые именовались властями и помещиками, попами и заводчиками не иначе как «бунтами», «мятежами» «подлой черни».

Возмущения угнетенных людей, прорываясь то в одном месте империи, то в другом, вовлекая разные слои населения — русских и нерусских, крестьян и работных людей, сельских жителей и горожан, христиан и мусульман, буддистов и язычников, православных и раскольников, заполняют всю вторую половину XVIII столетия — время царствования «дщери Петровой» Елизаветы и Екатерины II, претендовавшей на славу, аналогичную славе Петра Великого; недаром на цоколе «Медного всадника» по ее указанию выбили золотом слова: «Петру Первому Екатерина Вторая». Сама она признавала, что при ее вступлении на престол, в первый год правления, в возмущении находилось 100 тысяч монастырских, 50 тысяч помещичьих и 49 тысяч заводских крестьян.

Протест против социальной несправедливости принимал различные формы. Массы крестьян и других обиженных судьбой людей бежали из родных мест на окраины, в том числе (и особенно) в Поволжье, Заволжье. В 1727—1741 годах, по неполным данным, в бегах скрывалось более 320 тысяч душ мужского пола. В последующие десятилетия побеги продолжались. Нередко бежали не только бедные, но и сравнительно богатые крестьяне, бежали подчас семьями, а то и целыми селами, деревнями.

Беглые крестьяне, солдаты и другие объединялись в отряды (так называемые «разбойничьи партии», по терминологии правительственных документов), вели борьбу с феодалами, со всеми богатыми, притеснителями. Эти «отряды» беглых, или, как их именуют чувашские легенды, «группы беглых», «вольных», расправлялись с помещиками, управителями их имений. За 60-е годы зафиксированы десятки таких случаев в разных местах. Так, в Московской губернии с 1764 по 1769 год жертвой гнева крепостных стали 30 помещиков из 27 имений, в их числе генерал-аншеф Леонтьев, отличавшийся крайней жестокостью. В тюрьме города Шацка в 1763 году находилось 23 колодника по обвинению в убийстве помещиков и их прихвостней. Императрица, знавшая о подобных расправах, однажды в связи с письмом писателя Сумарокова, заявившего, что крестьяне-де любят господ, спокойно проживающих в своих имениях, ответила: «и бывают отчасти зарезаны от своих», то есть от собственных крестьян и дворовых.

Многие беглые, «сходцы», собирались в отряды «понизовой вольницы» на Дону, Волге до, во время и после Пугачева. Отряд «казаков» атамана Иванова насчитывал до 100 человек из беглых крестьян, дворовых, рекрутов, солдат, бурлаков, посадских людей из городов. Имея ставкой Качалинскую пристань на Дону, они действовали с 1771 года на Волге. Из их рядов вышел И. Семенников — активный сторонник самозваного «императора» Богомолова, о котором выше уже говорилось.

В те же годы на Волге стало известно имя «славного разбойника» ( так его называли даже в официальных документах) Кулаги — на самом деле крестьянина К.В. Дудкина, крепостного княгини И.Я. Голицыной, бежавшего из ее нижегородского имения. Он собрал отряд в 1770 году, начал выступления против богатеев, но его арестовали. В августе 1774 года Кулагу освободили пугачевцы. Другие «понизовые» атаманы (Н. Филиппов, Д. Посконнов) начали свою борьбу со вступления в армию Пугачева, когда она шла вниз по Волге, и продолжили ее после его поражения, сколотив и возглавив действия отрядов «разбойных людей».

Отряды беглых крестьян громили помещиков и их имения по всей Европейской России. Их действия заметно усилились, особенно в Поволжье, в 60-е годы. Неурожаи, дороговизна хлеба в конце этого десятилетия сильно обострили обстановку в Поволжье и по всей стране. О росте числа «разбойных партий» и их действий, увеличении потока беглых, особенно с 1768 года, говорят правительственные акты, сообщения губернаторов (например, казанского фон Брандта, нижегородского Квашнина-Самарина и др.). Губернские и провинциальные канцелярии доносят в Сенат о нападениях на помещиков, старост, приказчиков, заводчиков. Так, в Уфимской провинции «воровские люди», приплывшие на лодках (до 30 человек), напали на имение помещика С. Каблуцкого в селе Лавошном, избили его, взяли имущество и ушли; с ними бежали некоторые помещичьи крестьяне. Нижнеломовские дворяне в наказе для Уложенной комиссии писали о «ворах и разбойниках» из крестьян, что они им «великое злодеяние чинят пожегом, грабежом, денным разбоем и лишением нас жизни».

То, о чем писали эти поволжские помещики, происходило повсюду. Тот же фон Брандт отметил в рапорте Сенату, что в «разбойничьи шайки» вступают многие беспаспортные беглые крестьяне, имевшиеся среди работных людей с «казенных и партикулярных заводов» и речных судов, а грабят и жгут эти «разбойники» тех, «кто деньги имеет»; человек же, «у кого их нет, тот бесстрашным остается». Когда нападают «разбойники», то, продолжает фон Брандт, «работные люди хозяев и приказчиков (которых громят „разбойники“. — В. Б.) и всякую поклажу не будут охранять», а, наоборот, присоединяются к напавшим или разбегаются во все стороны; соседи же (из крестьян) спокойно смотрят, как горят дома помещиков, приказчиков и старост.