Кольца духов - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 41

– Его голос я запомнила на пиру. А голоса второго не знаю. Ферранте называет его Никколо. По-моему, они в помещении под замком.

– Амброз, смени ее! – Монреале кивнул на рот-тамбуринчик.

«Я пишу не хуже него, отче!» Фьяметта одернула себя, промолчала и передала поддержание заклятия Амброзу. Его губы беззвучно зашевелились, и он опустился на бочонок.

– Так насколько, – спросил голос Ферранте, – мы осмелимся придать ему сил, прежде чем я действительно подчиню его своей власти?

– Его надо кормить, – угрюмо ответил Никколо. – И само кормление приближает его к нам. Все предусмотрено. Не спорю, я предпочел бы, чтобы мы отыскали его чертовы записи о кольцах с духами. Мы бы легче всего овладели им с помощью его собственной магии. Но навряд ли он знает много больше моего. И скоро он будет наш.

– Чем скорее, тем лучше. Хватит с меня этой полуночной возни! – И Ферранте выразительно сплюнул.

– Великие свершения требуют некоторых жертв, ваша милость. Повесьте эти три мешка на те крючья. Будьте особенно осторожны с кожаным.

– Поостерегусь.

Шелест, шорохи, пока эти двое располагали те таинственные предметы, которые принесли с собой. Глаза аббата Монреале сощурились, а губы полуоткрылись от напряжения: он, как и Фьяметта, пытался отгадать, какие действия кроются за этими звуками.

– Да говорите же, чтоб вам провалиться! – пробормотал он.

– Теперь бы послать голубку! – вздохнул Амброз.

– Они – дневные птицы. А отправлять нетопыря нет времени, да он бы услышал и увидел немногим больше этого. Шшш! – Монреале сделал ему знак молчать, потому что тамбуринчик снова зазвучал.

– Что же, – раздался голос Ферранте. – Так вызовем Бенефорте сейчас же и вынудим его открыть нам тайну этой его солонки?

– Я уверен, что понял тайну соли, ваша милость. Наши опыты с животными и пленниками не оставили никаких сомнений. Одна только ее способность определять яды уже сделала бы ее неоценимым сокровищем для вашего стола. Но свойство очищать… чистейший гений!

– Очень хорошо. Но я не понимаю тайны перца. И не намерен доверять свою жизнь тому, кто от меня утаивает что-то. Соль бела, перец черен. Так лишь логично заключить, что соль воплощает белую магию, а перец черную.

– Клевета! – прошипела Фьяметта. – Дурак! Он что, думает, что батюшка пал бы… – Рука Монреале сжала ее плечо, и она подавила свое негодование.

– Возможно, конечно, – согласился Никколо. – Однако Бенефорте пришлось бы отвести глаза этому ханже Монреале.

– Быть бы Монреале инквизитором! С таким-то длиннющим носом!

– Духу не хватает.

– Или он хочет, чтобы о нем так думали, – кисло заметил Ферранте.

– Я знаю этот голос, – пробормотал Монреале над ухом Фьяметты. – Никколо… Никколо какой?

– У сеньора Ферранте, – сообщил Амброз, – есть секретарь, отче, Никколо Вителли. Ходят слухи, что он тень Ферранте. Мне говорили, что служит он у Ферранте четыре года. Люди Ферранте его боятся. Я полагал, из-за коварства и пронырливости, но, как видно, за этим кроется и еще что-то.

– Я имел в виду… – Монреале покачал головой. – Но полагаю, именно этот Вителли – причина того, что Ферранте, который в дни своего кондотьерства как будто к магии особо причастен не был, теперь, несомненно, совсем ей предался.

– Животным перец вреда не причинил, – вкрадчиво произнес голос Ферранте с пергамента.

– Еще бы! – пробормотала Фьяметта. – Они ведь лишены дара речи.

–.. и заклинание, выгравированное на дне солонки, отлично воздействовало на соль, – продолжал Ферранте. – Значит, второе должно воздействовать на перец. Думаю, нам надо попробовать еще раз, но на том, кто сможет сообщить о результатах больше, чем собачка мадонны Джулии.

– Мы? – опасливо переспросил Вителли.

– Я произнесу заклинание, – сказал сеньор Ферранте, – а ты положишь перчинку на язык. Только не глотай ее.

– Ах, так! – последовало уязвленное молчание. – Ну что же. Тогда приступим. Нас в эту ночь ждут дела поважнее.

Теперь шорохи и позвякивание подсказывали Фьяметте ясные образы: Ферранте в свете свечи вглядывается в дно солонки ее отца, возвращает солонку на подставку из черного дерева и кладет щепотку перца в миниатюрный греческий храм под золотой рукой богини. Быстрым шепотом она истолковывала звуки для Монреале и Амброза. И действительно, вскоре голос Ферранте произнес нараспев по-латыни заклинание перца.

– А теперь попробуй! – приказал сеньор Ферранте. Мгновение спустя голос Вителли, видимо, старавшегося не сбросить перец с языка, промямлил:

– Я ничо не чусую, вамилось.

– Не может же он бездействовать! Перец. Язык. Ты не испытываешь прилив красноречия?

– Нет.

– Хм. Ты не чувствуешь, что можешь подчинить чужие мысли? Солги мне и убеди меня, что ложь – это правда. Какого цвета у меня волосы?

– Шерпы, вамилось.

– Скажи: рыжие.

– Ры… шерны! – Последнее слово было выкрикнуто так, что могло сместить перец.

– Но скажи: рыжие!

Краткое молчание.

– Бог мой! – прошептал Ферранте. – Перец заставляет говорить правду?

– Наконец-то сообразил! – проворчала Фьяметта.

– Видимо, правда в его мыслях занимает мало места, – заметил Амброз.

– Нет, не выплевывай! – приказал голос Ферранте. – Я должен убедиться. Сколько… сколько тебе лет?

– Тридцать два года, ваша милость.

– Где ты родился?

– В Милане.

– Как… э… тебя зовут.

– Джакопо Шпренгер.

– Что-о! – Голос Ферранте слился с голосом Монреале в возгласе изумления, когда аббат стукнул кулаком по столу, вскричав:

– Что-о! Этого не может быть!

Из тамбурина донеслось перханье и бурчание человека, отчаянно вытирающего рот полотенцем.

– Заклинание вынуждает говорить правду? – спросил Ферранте у секретаря.

– Видимо так, ваша милость, – ответил Вителли-Шпренгер с явной злостью. После недолгой паузы под, кто знает, каким яростным взглядом сеньора Лозимо, секретарь продолжал неохотно:

– Фамилию Вителли я взял… в юности. После… после маленького недоразумения с законом в Болонье.

– Ну… Половина негодяев в моих отрядах напридумывала себе новые фамилии. Но я не предполагал, что ты что-то от меня утаиваешь, милый мой. – Тон Ферранте был снисходительно-прощающим, но в нем пряталась опасная холодность стали.

– Все люди что-то утаивают, – с тревогой сказал Вителли, затем его голос стал вкрадчивым:

– Вам угодно самому проверить перец, ваша милость?

– Нет, – ответил Ферранте с той же иронией в голосе. – Я вполне полагаюсь на тебя. Или на Бенефорте. Но, дьявол, какое сокровище! Только вообрази, каким он будет подспорьем при допросе пленных? Или людей, припрятавших свое золото и драгоценности… – От этой мысли у него даже голос прервался.

– Господи! – простонал аббат Монреале совсем иным тоном. – Неужели не существует магии, самой белой, человеческих намерений, самых чистых, которые невозможно извратить? Если даже сама правда не божественна… – Его губы растянулись в гримасе боли.

– Кто такой Джакопо Шпренгер? – прошептал Амброз. Видимо, как и Фьяметта, он не мог одолеть ощущения, что раз они слышат Ферранте, то и Ферранте может их услышать.

– Возможно ли? Тот в красном на башне… но он стал таким худым! Я расскажу вам, но позже, шшш! – Монреале наклонил ухо над тамбуринчиком, как и Фьяметта, пытаясь угадать, какие новые приготовления Ферранте и Вителли скрываются за различными шорохами. Однако на этот раз случайное слово, приказание, скрип, казалось, говорили ему гораздо больше, чем Фьяметте, потому что он начал тихо высказывать догадки Амброзу и ей.

– По-моему, они чертят на полу магическую фигуру. Линии, сдерживающие мистические силы планет или их металлов… священные имена, чтобы подчинять себе или сдерживать силы их духов. Должен сказать, очень странное сочетание высшей и низшей магии.

– Они стараются подчинить дух батюшки этому жуткому кольцу с личиком младенца? – расстроенно спросила Фьяметта.

– Нет… то есть не этой ночью, мне кажется. Я не слышал ни единого звука, указывающего, что они устанавливают тигель. А ты? Видишь ли, кольцо должно быть отлито заново, чтобы металл был жидким в момент заклятия и принял внутреннюю форму духа.