Николай Кузнецов - Лукин Александр Александрович - Страница 32

Иного выхода не было. В городе действовали десятки разведчиков отряда с отличными документами, до сих пор никто к ним придраться не мог. Но в понедельник кража будет обнаружена, гестапо немедленно отменит все старые документы, начнутся облавы и проверки, введут новые печати, их образцы достать удастся не скоро. Ровенские разведчики попадут в опасное положение, так как их документы окажутся недействительными.

Вот почему Ларисе и приказали в тот же день вернуться в город, в понедельник прийти на работу пораньше и положить все в стол до прихода шефа. Командование понимало, что посылает Манжуру на риск, но рисковать жизнью многих людей, выполнявших чрезвычайно важные задания, оно не имело права. К счастью, лее обошлось благополучно.

Николай Иванович Кузнецов, кроме обычного офицерского удостоверения, имел еще один документ – подлинный гестаповский жетон за № 4885, добытый в схватке с гестаповцами. Трофей представлял тяжелую овальную пластинку из черненого металла, прикрепленную к длинной цепочке. Такие гестаповские жетоны предоставляли их обладателям очень большие полномочия. Николай Кузнецов должен был пользоваться жетоном лишь в исключительных случаях.

Положение Кузнецова – Зиберта было особенным: мало того, что он не был настоящим офицером фашистской армии, он не имел никакого отношения к какому-либо официальному учреждению гитлеровцев в Ровно, да и ко всему вермахту вообще. Нужные для него знакомства с гитлеровцами он заводил частным образом. Почти каждый новый знакомый рано или поздно представлял Зиберта своим друзьям уже как приятеля.

Из-за нелегального положения Кузнецов не мог пользоваться постоянными квартирами – это было связано с регистрацией в военной комендатуре и полиции, а самая элементарная проверка непременно установила бы, что никакой обер-лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт в составе «Викдо» не числится. Поэтому некоторые знакомства Зиберт заводил лишь с целью получения квартир, где можно было бы без риска остановиться в случае необходимости.

Николай Струтинский останавливал машину у кромки тротуара в каком-нибудь оживленном месте и начинал копаться в моторе, устраняя несуществующую поломку. Зиберт же выходил из автомобиля и прогуливался рядом со скучающим видом. Так проходило иногда пять минут, иногда полчаса, пока мимо не проходила женщина, достойная внимания молодого, элегантного обер-лейтенанта с несколькими боевыми наградами. Остальное было просто – пустячный предлог для начала разговора всегда находился. А потом шофер устранял неисправность, и обер-лейтенант предлагал новой знакомой подвезти ее к дому. В машине у Зиберта для подобных случаев всегда находились небольшие подарки: шелковые чулки, хорошая пудра, духи, шоколад…

При схожих случайных обстоятельствах Кузнецов познакомился на улице и с молодой красивой немкой по имени Лотта Хайне. Николая Ивановича в этом знакомстве привлекала возможность бывать еще в одной безопасной квартире, к тому же Лотта сказала, что служит в штабе начальника тыла германской армии генерала авиации Китцингера. Это уже было интересно…

Они недолго погуляли по Дойчештрассе, болтая о всяких пустяках. Зиберт немного ухаживал, Хайне немного флиртовала. При прощании договорились встретиться на следующий день, в восемь часов вечера, у сквера на Дойчештрассе.

Минули сутки. И с каждым часом приближения условленной встречи Николая Ивановича все сильнее охватывало чувство смутного беспокойства. Ни в словах, ни в поведении Хайне не было вроде бы ничего особенного, странного, но все же он не мог отделаться от неосознанной тревоги. В какой-то миг он даже готов был отказаться от свидания, но тут же прогнал эту мысль. Кузнецов в определенной мере считался со своей интуицией разведчика, но никогда не позволял ей брать верх над разумом и волей.

К месту встречи с Лоттой Николай Иванович подходил без десяти восемь, предельно собранный. По вошедшей в кровь и плоть привычке еще издали с обостренным вниманием обежал взором сквер и прилегающие дома. И – неприятно екнуло сердце. Хайне его ожидала. Но, кроме нее, были и другие: три эсэсовца прогуливались по тротуару у входа в сквер. Еще двое в штатском стояли на углу возле большого черного автомобиля, а неподалеку от Хайне кто-то в штатском, сидя на скамейке, читал газету…

Чувствовалось, что эти люди друг с другом связаны, кого-то встречают, кого-то ждут.

Что делать? Первая мысль – повернуть назад. Невозможно. Не исключено, что сзади уже кто-нибудь только и ждет, что он остановится, к тому же эсэсовцы на тротуаре его заметили и вели уже тяжелыми, цепкими взглядами… Продолжая неторопливо приближаться к скверу, Кузнецов думал: если он разоблачен, то отступать поздно. Но если немке просто показался подозрительным ее новый знакомый, тогда… Накануне Хайне видела Зиберта в мундире. Сейчас на нем была темная офицерская пелерина без знаков различия, скрывавшая особые приметы, которые могла бы она запомнить: ордена и знаки ранений.

Спокойно, как ни в чем не бывало, не ускорив шага и не повернув в сторону немки головы, он прошел мимо места свидания. Краем глаза уловив на одном из эсэсовцев шитье штурмбаннфюрера, первым выбросил руку в приветствии. Теперь только не оглядываться, только не спешить…

Преследования не было. Хайне не узнала обер-лейтенанта Зиберта, когда тот прошел мимо нее.

После возвращения Кузнецова в отряд через несколько дней в штабе обсуждали эту историю, пытались в ней разобраться.

Три версии имели право на существование. Первая – совпадение, эсэсовцы ждали на этом месте и в это же время кого-то другого. Вторая – Хайне действительно лишь служащая штаба Китцингера, но она заподозрила в чем-то своего случайного знакомого и дала знать в СД. Наконец, третья, самая серьезная: фашистская служба безопасности взяла на заметку общительного обер-лейтенанта и специально подставила ему для знакомства свою сотрудницу. Последнюю версию можно было бы снять, если бы Кузнецов был твердо уверен, что именно он сделал первый шаг к знакомству с Хайне, но у него такой уверенности не было. История с Лоттой Хайне так и осталась неясной.

Подводя итог обсуждению, Дмитрий Николаевич Медведев со свойственным ему чувством юмора заметил: «Всегда считал, что знакомства с женщинами дело опасное. Даже в мирных условиях… Тут надо быть очень осторожным».

…Кузнецов после «встречи» с Хайне вернулся к себе, лишь убедившись, что «хвоста» за ним нет. А на квартире его уже с нетерпением ждал связной из отряда – Алексей Глинко со срочным пакетом. Задание было необычным.

Накануне в отряд пришла группа бывших советских военнопленных. Их, как обычно, допросили, подвергли санобработке, накормили и разбили по взводам. И вдруг один из вновь прибывших, очень взволнованный, попросил дежурного по лагерю срочно отвести его к командиру отряда. В штабном чуме новичок заявил, что среди бойцов он опознал человека, которого ранее видел в гестапо, где сам находился некоторое время до отправки в концлагерь (откуда ему чудом удалось бежать). По его словам, опознанный им человек был в гестапо своим, он участвовал в очных ставках, изобличал патриотов, помогавших подпольщикам и партизанам.

По описанию определили, что речь идет о бойце Питанине, якобы тоже бывшем пленном, недавно принятом в отряд. За ним тут же послали несколько бойцов комендантского взвода. Те вернулись ни с чем: Питанин исчез, не оказалось на месте в землянке и некоторых его вещей.

Все дозорные посты и дежурные на «маяке» были немедленно оповещены о бегстве провокатора. Командование было встревожено: Питанин мог видеть в лагере Кузнецова и других разведчиков, мог собрать сведения об отряде вообще.

В Ровно срочно отправили связного с указанием Кузнецову: Питанина перехватить. Было ясно, что предатель, стремясь уйти от погони, отправится в Ровно кружным путем. Достигнув города, он свяжется с гестапо лишь поздним вечером.

Была уже полночь, когда разведчики из группы Николая Кузнецова – Николай Куликов, Дмитрий Лисейкин, Василий Галузо, Дмитрий Баланюк и другие выполнили приказ. Позднее стало известно, что по подозрению в убийстве Питанина фашистская служба безопасности расстреляла в Ровно нескольких сослуживцев предателя.