Николай Кузнецов - Лукин Александр Александрович - Страница 30

Утром следующего дня Ясневский сообщил, что Ходаковский за две тысячи рейхсмарок (что равнялось двадцати тысячам оккупационных) готов при переезде через мост сбросить мину с тамбура своего вагона. Командование приняло этот план и выдало в качестве задатка десять тысяч оккупационных марок. Однако указало, чтобы за Ясновским и Ходаковским следили: не ведут ли они двойной игры. Ничего подозрительного установлено не было. Однако «честный и бескорыстный» патриот Ясневский (как и следовало ожидать) выдал Ходаковскому лишь половину полученных им денег. Вторую половину он попросту присвоил.

По плану перенести взрывчатку из тайника в доме Шмерог на квартиру Жоржа Жукотинского должна была Ванда Пилипчук.

Утром \ 1 августа девушка отправилась на улицу Франко к Шмерегам.

В гостиной с окнами, задернутыми шторами, находились уже трое – братья Шмереги и Дмитрий Красноголовец. Девушке указали на стоящий возле стола большой коричневый чемодан.

– Донесешь?

– Донесу, – уверенно сказала девушка, взялась за ручку и… тут же пожалела о своей самоуверенности. Чемодан словно прирос к полу, было в нем килограммов пятьдесят.

– Надо донести, Ванда, – негромко сказал Красноголовец.

И он, и братья Шмереги, и тем более Анастасия прекрасно понимали, что чемодан со взрывчаткой слишком тяжелый груз даже для такой крепкой дивчины, как Ванда. Однако другого выхода не было. Им, троим сильным мужчинам, было стыдно перед ней, но перенести смертоносный груз все же должна была именно она. И они молчали.

Девушка с усилием оторвала чемодан от пола и, не сказав ни слова, шагнула к двери. Все облегченно вздохнули: эта донесет.

Путь на Длугу улицу был для Ванды действительно долгим. Тяжеленный чемодан оттягивал плечо. То и дело девушка вынуждена была менять руку. Она шла одна, но одинокой себя не чувствовала, так как понимала, что боковыми улицами, сзади, справа, слева идут незнакомые ей люди, готовые в соответствии с приказом командования защитить ее в случае необходимости с оружием в руках.

– Могу я просить панну об услуге? – Резкий мужской голос с немецким акцентом словно толкнул ее в грудь.

Девушка охнула и невольно опустила чемодан на землю. Перед ней, широко расставив ноги в лакированных сапогах, стоял пехотный обер-лейтенант с «Железным крестом» первого класса на мундире. Из-под козырька низко надвинутой горбатой фуражки на Ванду, не мигая, смотрели бесцветные, как ей показалось, холодные глаза. Ванда почувствовала, как у нее пересохло горло, словно комок застрял в груди, который ни протолкнуть и ни выдохнуть.

Обер-лейтенант небрежно бросил к козырьку два пальца и спросил на том уродливом немецко-польско-русском жаргоне, который употребляли оккупанты при общении с местными жителями:

– Как пройти на Длугу улицу?

Ванда указала дорогу. Обер-лейтенант кивнул головой, повернулся и зашагал прочь какой-то деревянной походкой. Взглянув на мерно покачивающуюся, обтянутую узким серым мундиром спину гитлеровца, девушка вздохнула и смахнула ладонью со лба капельку пота. И снова взялась за ручку чемодана.

Так Ванда Пилипчук в первый и последний раз в своей жизни встретилась с Николаем Кузнецовым. Обер-лейтенант Зиберт появился в Здолбунове не случайно – чтобы выручить Ванду, если другая охрана не сумеет отвести беду.

Чемодан со взрывчаткой был благополучно доставлен на место, где Николай Гнидюк и Жорж окончательно снарядили мину.

В конце дня мина была передана Генеку Ясневскому, и тот ранним утром на глазах Ванды отдал ее Михалю Ходаковскому. Несмотря на все опасения, Ходаковский выполнил свое обещание: 12 августа 1943 года, в два часа дня, когда эшелон проходил сквозь гулкий пролет железнодорожного моста через Горинь, он сбросил чемодан с миной ударного действия. Оглушительный взрыв расколол воздух… Важный мост вышел из строя. Хвостовые вагоны поезда с грохотом полетели в реку вместе с гитлеровскими офицерами и солдатами, танками и орудиями, спешно отправляемыми на Восточный фронт.

Две недели ушло у гитлеровцев только на то, чтобы растащить обломки моста и вагонов…

Гестапо напало на следы участников операции. Но поздно. Своевременно предупрежденные, все они были уже вывезены в отряд.

До самого естественного прекращения деятельности здолбуновской организации в феврале 1944 года, когда город был освобожден Красной Армией, гитлеровцы так и не сумели до нее добраться, хотя по подозрению в связи с партизанами они арестовали и продержали некоторое время в заключении Дмитрия Красноголовца. Видимо, из-за чьего-то предательства (точно это не выяснено до сих пор) погиб только один Авраамий Иванов. Он долго отстреливался, окруженный в своем домике целым отрядом жандармов и гестаповцев, убил семерых. Будучи сам уже тяжело раненным, Авраамий пытался последним патроном покончить с собой, но неудачно. Потерявшего сознание, обливающегося кровью разведчика бросили в кузов грузовика и доставили в гестапо. Авраамий выдержал самые чудовищные пытки, не проронив ни слова. Потом его расстреляли…

Погиб и Леонтий Клименко, не дожив до освобождения совсем немного. Буквально за несколько часов до вступления в Здолбуново Красной Армии он решил обезвредить заложенные им на железнодорожном полотне два фугаса. Друзья уговаривали Леонтия не выходить на линию: «Придут наши, покажешь им, где заряды. Без тебя обойдутся…»

Но Леонтий не мог, чтобы обошлись без него, не захотел подвергать опасности жизни советских солдат. Первый фугас он снял благополучно. Что произошло со вторым, мы уже никогда не узнаем…

Посмертно Авраамий Иванов и Леонтий Клименко были награждены орденами Отечественной войны 1-й степени.

ГЛАВА 11

Прыгая во вражеский тыл, Кузнецов знал, что его ждет трудная и опасная работа, но все-таки он не представлял, какого огромного напряжения духовных и физических сил потребуют от него долгие месяцы пребывания во вражеском тылу.

Он уже почти не играл роль гитлеровского офицера – обер-лейтенант Зиберт постепенно и незаметно для Кузнецова становился реальной личностью, со сложившимся характером, укладом жизни, привычками, манерой поведения. И все же разведчика никогда не оставляла мысль, достаточно ли точно он играет взятую роль, не выдал ли он себя неосторожным словом или жестом.

Постоянно настроенный на опасность, он подсознательно взвешивал все: слова, которые произносил при покупке пачки сигарет, газеты или билета в кино, размер чаевых официанту в кафе, сумму, которую можно, не вызывая подозрений, проиграть в казино нужному человеку. Ведь малейшая ошибка, фальшь, малейшая непохожесть на того, кем ой должен был быть, могли привести к провалу.

Кузнецов никогда не забывал, что гитлеровцы предполагают существование советских разведчиков и предпринимают соответствующие меры – ищут, что для этого у них существуют служба безопасности, гестапо и контрразведка, где работают не дилетанты, а опытные профессионалы. Понимал, что для успеха своей работы должен обдумывать не только свои поступки, но и предвидеть действия противника.

В разведке ничто не делится на особо важное и второстепенное. Важно все. Роль офицера вермахта Зиберта Кузнецов готовил много недель, но только в Ровно обнаружилось, что знает он далеко не все, потому что там, за линией фронта, на своей стороне просто невозможно учесть каждую мелочь, с которой приходится считаться здесь.

Николай Кузнецов впервые приехал из отряда в Ровно, одетый безукоризненно по форме. Однако – что он уловил уже через полчаса – лейтенант Зиберт все же привлекал внимание (хотя и не вызвал подозрения) встречных военных: на голове его красовалась пилотка, обычная офицерская пилотка. По неписаному, но само собой разумеющемуся в вермахте обычаю пилотки носили только на фронте. В тылу же офицеры ходили в фуражках. Точно так же неуместным оказался в тылу и тяжелый парабеллум – его носили лишь при исполнении служебных обязанностей. В другое время гитлеровские офицеры предпочитали более легкий пистолет – «вальтер».