Вечнозеленое поле жизни - Бубукин Валентин Борисович - Страница 3

– Да? Ну, тогда пошли…

Чрезвычайно преданный футболу человек. Болел за московское «Торпедо». Дал мне три хорошо накачанных мяча и сказал:

– Сделай мне из-за штрафной пять ударов.

Я, честно говоря, боялся, что он заставит меня обводить стойки, и запорю я экзамен. А с ударом у меня все в порядке было. Но поразило другое. Шапинский пошел в ворота, прихрамывая на одну ногу. А когда встал на ленточку, и вовсе отстегнул протез. Инвалидом войны был мой будущий тренер.

Я, конечно, уверенно положил все пять мячей, хотя он и совершал акробатические прыжки на одной ноге, удивительные для инвалида. Шапинский надел протез и только сказал:

– Иди в каптерку, спросишь Сергеева, администратора команды, получишь форму…

И стал я играть по очереди за все юношеские команды на позиции центрального нападающего. Соперникам по четырнадцать-пятнадцать лет, а ворота мужские. Как получу мяч возле штрафной, в сторону чуть откачу и верхом бью с двадцати-тридцати метров. За сезон забивал больше тридцати мячей. А в сорок девятом, по-моему, наколотил аж пятьдесят шесть голов. На стадионе даже выпустили стенгазету с дружеским шаржем – я со здоровенной бутсой на ноге во весь рисунок. Поставили за молодежную, я и там забивал. И тогда уже решили выпускать меня сразу за первую мужскую, потому что она давала больше всех очков в клубную копилку. Было мне семнадцать лет. Пришлось довольно тяжело, потому что били меня мужики нещадно. Но, с другой стороны, с раннего возраста учился отбиваться.

В то время я уже работал на заводе. Последний, седьмой, класс благополучно завершил в вечерней школе рабочей молодежи. Учиться, работать, играть в футбол, баскетбол и бегать за завод восемьсот метров было невмоготу. Работал токарем на этом же заводе. Предприятие режимное, за опоздание в пятнадцать минут отдавали под суд. Чуть позже меня спасал от неприятностей сам Василий Сталин.

В сорок девятом году произошло одно из самых главных событий в моей жизни, я познакомился со своей будущей супругой Зоей. Она училась в соседней 201-й школе, за которую я играл в баскетбол. Но встретились мы на танцах. Я не устаю повторять, что благодарен и ей, и судьбе, которая свела нас, потому что полюбила меня Зоя не тогда, когда я стал известным футболистом, а когда еще на заводе работал токарем, и не был обеспечен.

По средам и пятницам в клубе машиностроительного завода играла радиола. В субботу выступал полузапрещенный тогда живой джаз. «Радиола» стоила тридцать копеек, «джаз» – пятьдесят. Мать все время выкраивала деньги из семейного бюджета. А если не было, то занимала у соседей, потому что танцы считались культурным времяпровождением. И танцевал я подходяще. В танго у меня пять-шесть переходов было. Вальс, фокстрот, падеграс, падепаданер, «девочка Надя», вальс Бостон, краковяк – все танцы освоил. Лысеть я начал довольно рано, но тогда еще у меня была залихватская волна на голове. Девчата все не верили, что волосы такие от природы, думали, что завиваюсь. Пришлось один раз облиться водой и продемонстрировать им высохшие кудри. Самым серьезным делом было – правильно на танцы нарядиться. Бедные девушки в любую погоду приходили в нейлоновых чулках. Эти чулки прилипали, у них ноги мерзли, но надо было держать фасон. А у нас обязательно были кепки «восьмиклинки» – из восьми кусков. Вот сейчас все хотят быть крутыми, а раньше все хотели быть блатными. Раз блатной, то никто не тронет. И ходили: сапоги хромовые, обязательно немного «жуковатые» гармошкой, фикс должен быть золотой.

Мы на заводе делали фиксы из латуни и надраивали их до блеска пастой ГОИ. Еще, конечно, нужна была тельняшка, но она дорого стоила. Мы тельняшку в складчину человек на десять-пятнадцать купим, вырежем по куску и пришьем на верхнюю видимую часть рубашки. Так и идем в сапогах хромовых, кепке, тельнике, с двумя фиксами по бокам и улыбаемся в разные стороны, чтобы все видели. Из-за этой чертовой кепки я уши себе зимой отморозил, когда Зою провожал. Опухли, даже вода пошла, но красота требует жертв.

Зоя жила подальше, у санатория «Лебедь», и между нашими домами был небольшой лесок. Возвращался я как-то со свиданки часа в три-четыре утра. Подошли четверо, хотели меня раздеть, но узнали и пропустили. А утром мама мне рассказала, что на том месте ночью троих ограбили. Это, наверное, одна из положительных сторон популярности. Я уже в «Крыльях» был «звездой» районного масштаба, а хулиганами верховодили знакомые по расшибалочке Петька Цыган и Юрка Шмидт. Почему, «наверное»? Да потому что лет через пять я в аналогичной ситуации чуть не попал в довольно неприятную историю.

«Локомотив» отправлялся на матч в Ленинград. Поезд отходил часов в двенадцать ночи. Я выехал за час, сел на двадцать третий трамвай до Сокола. Вагон полупустой – человек семьвосемь, а у меня с собой было тысячу двести рублей – прихватил, чтобы купить в Ленинграде телевизор КВН. И вдруг с задней и передней подножек заходят по два бандита с ножами и начинают отбирать деньги. Ко мне подошли, и один вдруг и говорит подельнику: «Не трогай, это свой». Болельщиком оказался. Остановки через три они выскочили. У них там своя поделенная сфера действия была – четыре пролета. Как подъехали к Соколу, меня милиция и схватила. Потерпевшие показали, что я чуть ли не наводчик, что их обобрали, а «своего» не тронули. Слава богу, на месте оказался какой-то начальник, посмотрел мое удостоверение, билет, словом, быстро разобрался. Если бы задержали до выяснения обстоятельств, опоздал бы на выезд. А тогда с этим делом строго было…

Так прошла моя юность. В начале 1952 года я не явился на ответственную встречу по баскетболу, потому что в это же время играл за «Крылья». Тренер, Наталья Константиновна, выслушала мои объяснения, и к ее большой чести сказала:

– Да… Я вижу, душа у тебя лежит к футболу. Пойдем.

И повела меня на стадион «Красный Балтиец», на улицу Владика Волкова, где тренировалась команда ВВС…

3. Сталинский сокол

Было это ранней весной, в начале марта. На «Красном балтийце» нас встретил сам Гайоз Иванович Джеджелава – старший тренер ВВС. Он просматривал молодежь перед отъездом на сборы в Сочи. Тренировка проходила в зале, но то ли сквознячок дул, короче, Джеджелава выглядел очень эффектно. В кедах, трусах, гетрах и своем полковничьем кителе. Грузин все-таки, любил показаться. И опять судьба мне помогла, проверяли меня на ударах. Поставили в ворота молодого парня, а Джеджелава взял несколько мячей и стал накатывать с интервалом в две-три секунды, чтобы я бил по воротам. Затем удар с полулета, затем с отходом назад и разворотом… Закончился просмотр тем, что я сбил оконную решетку – такую рейчатую, как стеллаж в бане, под душ. Тренер, посмотрел на обломки и сказал:

– Ну что ж. Пускай ходит ко мне.

Неделю я посещал вечерние тренировки, потом прибегал домой, поем, посплю чуть-чуть и, тоже бегом, на завод в ночную смену. Через неделю Джеджелава подозвал меня и тихо сказал: «Я тебя беру с собой на юг, на сборы, но если ты кому-нибудь скажешь, то вместо тебя поедет именно он». Я, конечно, был вне себя от счастья. Мне тогда и потом снился кошмарный сон, как на зеленом газоне вдруг появляется здоровая заводская стружка. Вскакивал в холодном поту. Написал заявление, чтобы мне дали отпуск за свой счет на месяц по семейным обстоятельствам. Так бы не отпустили: режимное предприятие.

Дней через десять, явился, как и было велено, в так называемое здание Варшавского договора на Ленинградском проспекте, где была резиденция Василия Сталина. Собралось много народу, но, к своему ужасу, я не увидел Джеджелавы.