Волчицы - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 15

— С этим, может быть, не стоит торопиться, — возразил я. — Поскольку сестра в «Отель де Бресс», я хочу сейчас же повидаться с ней.

— Дайте ей время устроиться! — воскликнула Элен. — Только что вы и слышать о ней не желали, а теперь готовы бежать!

Я поднял чемодан. Элен и Аньес пошли со мной. По дороге одна из них захватила вешалки, другая — колодки для обуви.

— Все же, я думаю, лучше приготовить бабушкину комнату, — решила Элен. — Хорошего же она будет мнения о нашем гостеприимстве, если мы позволим ей ночевать в гостинице!… И не спорьте, Бернар. Это никого не стеснит.

Время шло. Если Жюлия вернется… Я вновь стал терять голову. Моим единственным шансом, последней отчаянной ставкой было признаться во всем Жюлии. У меня было ощущение, что уж она-то меня поймет. Судя по тому немногому, что поведал мне о ней Бернар, Жюлия не была кисейной барышней. Когда она узнает обо мне, о том, почему я скрываюсь у Элен, она согласится молчать. Или даже поможет. Я заранее был согласен на все ее условия. В конце концов, я был лучшим другом ее брата. А она не разлюбила его, судя по тому, что не раздумывая примчалась, стоило ей узнать, что он жив. Жюлия могла меня спасти… при условии, что я увижусь с ней наедине. В противном случае — катастрофа. Она войдет и скажет: «Добрый день, месье». Я почувствовал, как от лица у меня отливает кровь. Элен распаковывала чемодан. Аньес, стоя у нее за спиной, смотрела на меня; казалось, предсказанный ею приезд Жюлии веселит ее; возможно, она в какой-то мере догадывалась о моем затруднительном положении и была не прочь утвердить свою власть. Вдруг, словно желая еще больше смутить меня, она сказала:

— Ваша сестра нисколько на вас не похожа, Бернар. У нее гораздо более выраженный овернский тип лица, чем у вас.

— Верно, — отозвался я. — Вот уже более пятнадцати лет я слышу об этом.

— Оставь Бернара в покое, нечего его раздражать, — сказала Элен и принялась разбирать вещи. Аньес относила их на кровать, расставляла ботинки рядком. Два новых костюма довольно-таки элегантного покроя, галстуки, белье, пуловер, несессер свиной кожи с туалетными принадлежностями…

— Вы ни в чем себе не отказывали, — с ноткой уважения заметила Элен. — Вот ваш бумажник.

Это был черный кожаный бумажник с двумя серебряными инициалами Б. П. Я раскрыл его, в нем была пачка банкнот — десять тысяч франков. Проворные руки сестер доставали из чемодана все новые предметы: бритву в чехле, сафьяновые домашние туфли, носовые платки… Элен развернула пальто; по движению губ, которое она сделала, было видно, что она оценила вещь.

— Бедняжка Бернар, к сожалению, вы утонете в своих костюмах. Мне кажется, они стали очень велики вам, — тихо сказала Аньес.

— Не имеет значения, — отрезал я, теряя терпение.

— И все же! — запротестовала Элен. — Вам лучше не выглядеть смешным, а уж выделяться не следует и подавно. Ну-ка, примерьте этот темно-серый пиджак. Ну же, доставьте мне удовольствие, Бернар!

Пробило половину одиннадцатого. Помимо моей воли у меня перед глазами так и стояло: Жюлия выходит из отеля и направляется к нашему дому.

— С ума сойти, до чего вы похудели! — удивилась Элен. — В плечах еще ничего, но пуговицы нужно будет переставить. Пройдитесь-ка немного, Бернар… Что скажешь, Аньес?

— Скажу, что Бернар производит впечатление переодетого человека. Пиджак словно с чужого плеча.

— Да нет же! Вечно ты преувеличиваешь!

Они суетились вокруг меня, снимали мерку, прикидывали. Я ненавидел и ту и другую. Не будь нелепой затеи с женитьбой, не было бы и письма в Сен-Флур, с которого все началось. Удел Бернара, суливший счастье ему, уничтожал меня. Я скинул пиджак.

— Ну все, я, с вашего позволения, пошел!

— Обождите, Бернар! — воскликнула Элен. — Помогите мне еще перевернуть матрац на бабушкиной постели. Это минутное дело.

От нетерпения, злости, страха мне не стоялось на месте. Казалось, стоит прислушаться, и я услышу за окном шаги Жюлии. И вдруг у меня возникло еще одно опасение: повстречав Жюлию на улице, я ее, вероятней всего, не узнаю. Нужно во что бы то ни стало застать ее в гостинице. В противном случае по возвращении я буду разоблачен. Бежать! Но Элен сообщит о моем исчезновении. К тому же более-менее продолжительный разговор обо мне двух сестер в присутствии Жюлии приведет к тому, что мой обман откроется. В чем только меня тогда не обвинят!

— Подай простыни, Аньес… Натягивайте с той стороны, Бернар. Бог мой, какой вы

неловкий! А еще считаете себя ловкачом!

— Вы сказали, площадь Карно, я не ошибаюсь?

— Правильно. Сразу за поворотом налево.

— Ну все, я пошел, — сказал я. — Скоро одиннадцать.

— Второй завтрак будет в половине первого. Не опаздывайте, — бросила мне вслед Элен.

Я опрометью скатился с лестницы и побежал к набережной. По пути мне попадалось довольно много прохожих, я вглядывался в брюнеток, помня, что Жюлия чуть постарше Бернара и у нее овернский тип лица — довольно неопределенная примета. С чего начать? До того как признаться, что я выдаю себя за ее брата, я должен известить ее о смерти Бернара. Чтобы описать ей свое положение и завоевать ее симпатии, в моем распоряжении чуть больше часа. Ну что ж, ничего другого не остается. Дело мое швах. И какая сила в мире помешает Жюлии расплакаться при известии о смерти Бернара? Она явилась сюда веселая, улыбающаяся, а от моих слов лицо ее побледнеет, глаза станут красными от слез. Нет, все это безумие. Не знаю даже, зачем я продолжал двигаться по направлению к гостинице, настолько очевидным казалось мое бессилие что-либо объяснить. Пройдя поворот, я увидел вертикальную вывеску: «Отель де Бресс». Жюлия там! В полнейшей растерянности я остановился у входа. Конечно, я буду внушать ей, что Бернар приказал мне занять его место, но она почувствует, что это ложь. Если же я скажу, что мне хотелось освободиться от самого себя, избавиться от своего прошлого, от того испорченного, капризного, несчастного ребенка, каким я был, если я скажу, что моя жена утонула прямо на моих глазах и я намеренно не помог ей, если я признаюсь Жюлии во всем — в самых затаенных своих муках, в попытках что-то создать, в терзающих меня угрызениях совести, в своем несовершенстве — словом, всего себя выставлю напоказ, почему это должно ее тронуть? Почему она должна стать моей сообщницей? Разве, напротив, я не внушу ей ужас?

Я двинулся дальше, прошел мимо регистратуры. Там, за кассой, между двух пальмовых деревьев в кадках, зевал портье. Я еще раз поставил перед собой вопрос: почему я все же занял место Бернара? В этот момент мне было необходимо выстроить еще один ряд причин — из-за Жюлии. Но их не было. Или скорее была целая россыпь мелких доводов, ничтожнейших мотивов: тогдашнее мое изнуренное состояние, отвращение ко всему, желание обрести крышу над головой, потребность в женской заботе и много чего еще, гораздо более необъяснимого и всесильного, чего мне самому никогда не разгадать. Жюлия не поймет. У нас не было времени сделать шаг навстречу друг другу. И в то же время я не преступник — я это отлично чувствовал. Небольшое усилие, пустяковый рывок — и я могу стать великим человеком. Увы, мольбы мои будут напрасны… Тем хуже! Раз уж все равно пропадать, отчего не попробовать? Я вошел. Портье рассеянно взглянул на меня.

— Мест нет.

— Мне не нужна комната. Я хотел бы видеть мадемуазель Прадалье.

— Номер пятнадцать. Третий этаж по коридору налево. Лифт не работает.

Портье смахивал на полицейского; мой необычный наряд и наружность молодящегося старика задержали его невыразительный, но цепкий взгляд. Оробевший, с подступающей к горлу тошнотой, раздавленный, я поднялся по лестнице. Второй этаж. Третий. Было четверть двенадцатого. Вот и номер пятнадцать. На память пришли слова Аньес: «Женщина, которая желает вам зла», и рука моя бессильно повисла на полпути от двери. Сейчас моя авантюра кончится. Бернар уберег меня от голода, плена. Но уберечь меня от Жюлии не в его силах. Я постучал тихо-тихо, надеясь, что она не услышит и я смогу уйти.