Смерть сказала: может быть - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 34

– А ведь я советовал ей молчать, – опять прервал его Лоб.

– Вы ее очень плохо знали, ее тоже. Одно только предположение, что Зина завела любовника, вызвало в ее душе возмущение, которое должно было найти себе выход… Ей казалось грязным уже само это слово. Поначалу я струхнул… Я подумал, что она все поняла… А между тем я прибегнул к мерам предосторожности – Зина сняла виллу на свое имя. И мы всегда ездили туда порознь…

– Да… да… – нетерпеливо прервал его Лоб. – И как же вы поступили?

Нелли уселся поглубже, как будто нуждался в опоре. Он поставил стакан, не в силах унять дрожь в руках.

– Мне оставалось предоставить Мари-Анн свободу действий. Она собиралась поехать на «симке», взяв Зинин плащ… Мне оставалось только найти благовидный предлог для того, чтобы задержать Зину на фабрике… Я вам уже сказал: все шло гладко как по маслу… Все думали бы, что покушались на Зину, поскольку Мари-Анн как бы ее подменила… И вы первый подтвердили бы, что я даже не был в курсе дела.

– Ну и сильны же вы… Так называемое безупречное убийство… Преступление, которое совершается как бы само собой.

– Я отказываюсь вам объяснять… – сказал Нелли. – Вы все толкуете превратно. Для такого иезуитского ума, как ваш, да… это может казаться силой… А между тем события разворачивались сами по себе, как болезнь…

– А взрывчатка? Что ни говори – а ведь вам пришлось собственноручно поместить ее на нужное место!

– Динамита и прочего в деревне хоть отбавляй. Когда мы купили хутор, я обнаружил на участке целую кучу разных взрывных устройств – их закопали во времена макизаров [10]. Знаете, заложить динамит в дверной проем – дело нехитрое!

– Значит, в этом и состоит ваша система защиты?! – воскликнул Лоб. – Вы предоставляли событиям развиваться своим чередом, а затем лишь наносили на эту картину ретушь… Последний штрих мастера!

– Глупец! – проворчал Нелли.

– Не хватает только, чтобы вы стали утверждать, будто ваша жена сама и повинна в своей гибели от несчастного случая…

Нелли грустно кивнул.

– Я начинаю понимать, – сказал он, – что тут есть нечто за пределами нашего разумения… нечто такое… Назовите это как вам угодно… Но это истинная правда: с того самого момента, как Зина пыталась покончить самоубийством, все происходило так, будто ее желание умереть заражало других… То, что сделал я, занимает в этом ряду, разумеется, свое место… Но и то, что сделали вы…

– Что?

– Да это бросается в глаза! Не будь вы таким, какой вы есть… занудой… маньяком… мучителем… Вам бы оставить Зину в покое. Так нет же! Вам понадобилось пойти в ее комнату именно в тот самый день, когда я завез ей лампу, которую она захотела поставить у себя. У меня есть вторые ключи… Она страшно перепугалась. Подумала, что я еще не ушел… что вы обо всем догадаетесь… И вы решили установить за ней слежку, обнаружив виллу, предупредили Мари-Анн. А сегодня утром… Зина со мной уже поделилась… Вы все ей рассказали, раскрыли перед ней то, о чем она и не подозревала. Сказать такой девушке, как Зина, что ее любовник – убийца! Да отдаете ли вы себе отчет? Боже мой! Возможно, я и заложил взрывчатку, но бикфордов шнур подожгли вы.

– Выходит, по-вашему, я виновен?

– Все невиновны и все виноваты!

– Вы кое-что забываете, – возразил Лоб. – Отбросим в сторону мое утреннее вмешательство… И вот вы с Зиной остались один на один… Разумеется, она не знает, что вы – убийца Мари-Анн, что кто-то покушался на ее жизнь. Но как вы рассчитывали ее успокоить? Как доказали бы, что ей больше никто не угрожает?

– Не ваше дело… – отрезал Нелли. – Если бы вы любили хоть единожды в жизни, вы бы знали, что два существа, считавшие, что они… увидев, как распахиваются двери тюрьмы, не задаются вопросом: а кто же их открывает?.. Они думают лишь о том, чтобы выйти на волю и подышать свободно…

– Возможно, я маньяк и зануда, – сказал Лоб голосом, который ему уже не удавалось контролировать. – Но вы, похоже, страшно самодовольны… невероятно тщеславны, если никогда не догадывались, что ведь Зина любила и меня.

– Вас? – вскричал Нелли.

Парочка, отпрянув друг от друга, смотрела уже на них. Услышав разговор на повышенных тонах, бармен повернул голову в их сторону.

Нелли захохотал.

Лоб почувствовал, что краска заливает его щеки. Огонь, полыхавший внутри, обжег его лицо.

– Замолчите, – прошипел он.

– Не смешите меня!

– Да замолчите же, наконец!

– Эх вы! Шут гороховый!

Рука Лоба потянулась к графину, и пальцы сжали горлышко. Размахнувшись жестом завзятого преступника, Лоб изо всех сил обрушил графин на голову Нелли. В ушах так гудело, что он и не услышал, как тот раскололся. Сноп осколков рассыпался по бару. Послышались крики. Лоб выронил горлышко и пососал ладонь, на которой кровоточил глубокий порез. Потом повалился в кресло и выдохнул.

Где-то хлопали двери, кто-то бежал галопом. Что же это такое сказал сейчас Нелли по поводу Зины?.. Лоб уже не мог припомнить… Но теперь он был уверен: истоки происходящего – в далеком прошлом… очень далеком… Он снова увидел кабинет своего отца, его ледяное лицо. В глубине памяти прочно гнездилась картина этого суда… И вот наконец круг замкнулся… Он перестал страдать… В каком-то смысле он сбросил с себя страшную тяжесть. Капля падала за каплей… не то воды… не то крови…

В бар ворвалась гудящая толпа – словно мощный поток прорвал запруду. Свет люстры слепил глаза. Лоба поставили на ноги. Потащили к двери. За его спиной прозвучал голос:

– Бедняга!… Уведите его… Осторожно! Он свое получил!

В тот самый момент, когда Лоб шагнул за порог, зазвонил телефон.