Смерть сказала: может быть - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 12

Тем не менее такое откровенное признание потрясло Лоба. Отныне он знал, что будет неизменно проигрывать в игре «кто кого несчастнее». И поскольку Зина пережила больше испытаний, нежели он, Лоб уже не мог без нее обходиться. Он забронировал комнату для Зины в семейном пансионе по подсказке Флешеля. Однако ему пришлось добиваться согласия Зины. Как только ей чудилось, что он хочет как-то проявить нежность, она становилась колючей. Он призывал на помощь Мари-Анн и самого Нелли.

Мари-Анн с присущей ей властностью уладила все детали обустройства девушки на новом месте.

– Она славная, эта малышка, – сказала Мари-Анн Лобу. – Приведите ее ко мне, когда она выздоровеет окончательно. А главное – предоставьте решать финансовые проблемы мне… Вы очень умны… но в том-то и беда, что некоторые женщины не слишком ценят ум. Им требуются сообщники, а не исповедники.

Лоб занес эту фразу в свою тетрадку, сопроводив восклицательным и вопросительным знаками. Но он не огорчился тем, что его избавили от забот, которых он никогда не проявлял даже в отношении самого себя. И игра продолжалась. Он заезжал за Зиной в пансион и увозил на холмы. Они гуляли, обедали в случайных кафе под зелеными сводами ветвей, занятые каждый только собой.

– Я… – начинал Лоб.

– А я… – подхватывала Зина. Мало-помалу ему открывалось детство Зины на ферме, тяжелая физическая работа и слишком часто пропускаемые уроки в школе.

– Я училась всему, чему хотелось, – говорила Зина. – И это им не нравилось.

– Все же они не обращались с вами, как с Золушкой?

– Нет, не совсем. Они не щадили себя. И поэтому не щадили меня. Они не понимали разницы.

– Какой разницы?

– А как же? Я была дочерью своего отца. Они должны были послать меня в колледж. Вы, разумеется, получили все сполна!

– О-о! Зина!

– Да-да. Вам-то никогда не отказывали в книгах. Может, вам и случалось голодать, но вам была неведома жажда пищи духовной. А вот мне – да. Непрестанно.

Вокруг летали осы; воздух был наполнен сладостью. Тени от веток шевелились, подобно ласковым рукам. Они сходились, ничего не видя, ничего не чувствуя, и каждый ненавидел озлобление другого и силился сохранить в неприкосновенности свое собственное. Возвращаясь вечером в отель, Лоб чувствовал себя обессиленным, но тем не менее не мог дождаться прихода завтрашнего дня. Наверняка кончится тем, что Зина откроет ему правду, назовет имя мужчины, из-за которого… Он раскрывал тетрадку, закуривал сигарету и писал с прилежанием школьника, от которого так и не сумел избавиться.

На этом Лоб остановился и подошел к окну взглянуть на рыбака, выходившего в море на своей лодке – помеси фелуки [3] с тартаной [4]. И думал: «Ну а разве сам я нормальный и уравновешенный?» И тут он снова принимался экзаменовать свою совесть, не переставая сравнивать, тщательно взвешивать Зинины испытания и свои, иногда даже завидуя тем, что выпали на долю Зины. Но была ли она по-настоящему искренна? Не подавала ли она правду так, чтобы разжалобить его, взволновать, завлечь? Лоб не без тревоги задавался вопросом, насколько Зина его интересует.

Или же, подходя к проблеме с другого конца, он спрашивал себя: «А что, если она назавтра исчезнет? Чем это для меня обернется?» Он чувствовал, что это стало бы для него трагедией. В сущности, глядя на вещи хладнокровно, если он потерпит неудачу, если не сумеет заставить Зину принять его доводы в пользу жизни, что-то рухнет в нем самом. Каждое мгновение она являлась для него риском, угрозой. Поэтому необходимо было найти способ заставить ее разговориться. Он составлял в уме список вопросов и старался заучить их наизусть, чтобы не дать себе отвлечься, когда несколько часов спустя повезет ее дышать свежим воздухом под предлогом ускорить выздоровление. Но теперь Зина уже опережала его самого.

– Заметьте себе, – говорила она, – я на родственников не в обиде. Когда я захотела их покинуть и перебраться в Страсбург, они меня ничем не попрекнули.

– Они вас ссудили деньгами?

– И не подумали. Мне пришлось выходить из положения без посторонней помощи. Вначале я работала в магазине «Книги – пластинки».

– У кого?

– У Лонера. Зарабатывала не Бог весть какие деньги, но у меня под рукой оказались книги, о которых я могла только мечтать. Я читала запоем, а это нелегко, поверьте, – читать в промежутке между двумя покупателями… А еще в моем распоряжении оказались пластинки «Ассимиль» [5]. Таким путем я выучила итальянский.

– Немецкий вы уже знали?

– Да. По-немецки разговаривали у нас на ферме.

– И долго вы проработали там?

– Два года.

– Почему вы от него ушли?

– Ему было тридцать пять, и у него серьезно болела жена.

– Ну и что?

– Вы и вправду хотите, чтобы я вам разжевала? Лоб сильно покраснел.

– Извините! Продолжайте… Потом?

– Потом я служила в туристическом агентстве. Побывала в качестве гида в Германии, Италии… Знаете… озера, Венеция. Веронские любовники. Миланский собор… Вам знакомы эти организованные туры?

– Нет. Лично я предпочитаю индивидуальные поездки дикарем. Однако легко могу себе вообразить.

– Не думаю, – грустно сказала Зина. – О! Попадались и симпатичные группы, например учителя. Они робкие, дисциплинированные, держатся в рамках, но даже и с ними приходилось тяжело. Всегда найдется желающий влюбиться. Как правило, они довольствуются тем, что на ходу сунут вам в руку пламенное послание. Назначат свидание.

– Правда?!

– Бедняжка Эрве! Вы что, с луны свалились? Конечно же правда. Уж я молчу о тех, кто преследует вас, как охотник – дичь.

Эти откровения были для Лоба сущей пыткой из-за волнующей интимности, которую они внезапно порождали. Но ему необходимо было знать…

– А как же вы себя вели в таких случаях?

– Неизменно любезно. Сопровождающая ничего не слышит, ничего не понимает, никогда не сердится. Ей платят за то, чтобы она улыбалась. Если она не способна защитить себя, ее увольняют.

– Но в конце концов, ведь эти ухаживания далеко не заходили?

Зина призадумалась. Лоб остановил машину на опушке сосновой рощи. В просвете между стволами проглядывала морская синь.

– Я бы не хотела, чтобы вы считали меня не такой, какая я есть на самом деле. Думаю, всем женщинам нравится ощущать себя жертвой. У меня еще с детства сложилось впечатление, что я – жертва насилия. Уже на ферме… Не будем об этом.

– Напротив! – вскричал Лоб. – Ведь вы доверяете мне, правда?

– Не знаю. Я никому не доверяю.

Лоб хотел уже включить мотор. Зина остановила его, положив руку ему на запястье.

– Подождите, – пробормотала она. – Я не хотела вас обидеть. Вы меня спрашиваете. Я отвечаю. И не моя вина, если…

– Послушайте, – оборвал ее Лоб. – В вашей жизни есть мужчина. Все дело в этом?

– Ничего подобного.

Они снова вступили в противоборство. Зина оказалась уступчивой.

– Я вам еще не рассказала про аварию.

– Какую аварию?

– Экскурсионного автобуса… Туристического автобуса, который сорвался в пропасть. В прошлом году мне предстоял тур в Швейцарию и к Восточным Альпам на новом автобусе. В кои-то веки маршрут меня манил. Но в последний момент сопровождающей назначили другую девушку… действительно, в самый последний момент – я настаиваю на этом обстоятельстве, поскольку все произошло так, как если бы мою роковую судьбу застали врасплох… Я уже стояла одной ногой на подножке, когда у меня вдруг закружилась голова и я потеряла сознание… сказалось переутомление предшествующих недель… Я проходила выматывающий курс лечения… Короче говоря, автобус отправился без меня и разбился в тот же день, свалившись в овраг… Об этом писали газеты. Были погибшие и раненые. Сопровождающая, сидевшая на моем месте, впереди, погибла. Теперь вам понятно?