Дурной глаз - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 12

— Вы правильно понимаете, — сказал дядя. — Я критикую. Но не успеваю я открыть рта, как сразу оказываюсь неправ. Ладно, теперь никто уже не будет неправ. Я собираюсь уйти из вашей фирмы, мой мальчик. На этот раз решение принято. Потому что с меня довольно — на протяжении двадцати лет таскать каштаны из огня.

Пока Клементина раскладывала омлет, он раздраженно плеснул себе вина.

— Каштаны из огня, — сказал Реми. — Это слишком сильно сказано.

— Дурачок, — бросил дядя. — У меня нет привычки бросаться словами. Чья идея была перекупить склады Буассаров и заключить интерколониальное соглашение, а? Я не заканчивал университетов. И я не юрист. Но я умею обращаться с людьми. Где бы теперь оказался твой отец, если бы меня не было рядом, чтобы предотвратить все те глупости, которые он мог сделать? А ведь он даже не может навести порядок в собственной семье. И что я получил взамен? Мне даже не сказали спасибо. Все заслуги приписывались мосье Воберу. Даже наша бедная матушка его боготворила. О, он был такой важный, такой изысканный! Семейная гордость! Так вот, есть такие вещи, о которых ты и не догадываешься, сопляк. Я могу тебя просветить.

Реми был бледен. Не отрываясь от дяди, он пил, решив держаться до конца.

— Я хотел бы их услышать, — пробормотал он. — Особенно в вашем изложении.

— Наглец… Клементина, что там дальше?.. А впрочем, нет. Подай мне кофе.

Он беспорядочно затолкал бумаги в портфель, отодвинул от себя тарелку. Тихо, как мышка, Клементина внесла ветчину. Уже давно опустилась ночь. Только три человека, склонившись над своими тарелками, сидели за громадным столом, и позади их на стенах шевелились тени. Дядя выбрал сигару.

— Я ухожу, — сказал он. — Понятно? Ухожу… Это дело в Калифорнии, которое твой отец проигнорировал, я беру на себя. Само собой разумеется, я забираю свой капитал. Я уже давно его предупредил. Пусть выпутывается сам. Хватит мне изображать из себя цепного пса. К тому же, мой дорогой Реми, я убежден, что скоро ты меня полностью заменишь, и фирма от этого только выиграет.

— Я в этом не сомневаюсь, — холодно произнес Реми.

Дядя сжал кулаки; мешки под его глазами тряслись от сдерживаемого гнева. Он зажег свою сигару.

— Вы должны уехать со мной, мадемуазель Луан. Там мне будет нужна хорошая секретарша. И я вас уверяю, что вы ничего не потеряете от такой замены.

Сквозь прикрытые веки он наблюдал за Реми.

— Мы будем путешествовать, — добавил он. — Мы полетим на самолете в Нью-Йорк… В Лос Анжелес, вам это ни о чем не говорит?

Клементина поставила перед ним чашку, полную дымящегося кофе, и он начал рыться в сахарнице.

— Теперь, когда мосье мой племянничек выздоровел, вы не сможете больше служить ему сиделкой.

Он ухмыльнулся и выпустил носом дым.

— Это будет не совсем прилично.

Реми бросил вилку на скатерть и так резко встал, что одновременно на всех свечах колыхнулось пламя.

— Блеф! — бросил он, сжав зубы. — Это блеф! У вас нет ни малейшего намерения уезжать. Вы это говорите, чтобы произвести впечатление на Раймонду. Вам хотелось бы узнать, поедет ли она с вами, а? Так вот, и в этом вы тоже проиграли. Во-первых, вы ей не нравитесь.

— Может, она тебе это сказала?

— Совершенно верно.

Дядя проглотил свой кофе, промокнул носовым платком усы и встал из-за стола.

— Завтра я уезжаю в семь утра, — обратился он к Раймонде. — К этому времени вы должны быть готовы.

— Она не поедет, — закричал Реми.

— Посмотрим.

Он остановился перед племянником с сигарой в одной руке, заложив под мышку большой палец другой.

— Ты меня презираешь, не так ли?.. Да, да, ты меня презираешь. Вот на что вы больше всего годитесь — презирать людей. Если бы я не был твоим дядей, и если бы ты не был таким слабаком, я отлично знаю, что бы ты сделал.

Внезапно открылась дверь кухни, они обернулись и увидели на пороге Клементину.

— Я могу убрать? — спросила она.

Дядя пожал плечами, с головы до ног смерил взглядом Реми.

— Позволь мне пройти… Спокойной ночи, Раймонда. Не забудьте, в семь часов.

Он поставил свои наручные часы по настенным и тяжело начал подниматься по лестнице. Испытывая необъяснимую внутреннюю дрожь, Реми наблюдал, как он идет. Да, у него было желание схватить канделябр и со всего размаха… О, какой паскудный человек! Дядя добрался до площадки и подошел к перилам. Они едва доставали ему до пояса… Один толчок и…

— Доброй ночи, — сказал он.

Потом они услышали, как закрылась дверь, и под потолком заскрипели половицы — он, видимо, шагал по комнате из угла в угол.

— Ты ничего не съел, — прошептала Клементина.

Реми вцепился пальцами в свое лицо и замотал головой, словно ему только что ударили в лицо, и он таким образом хотел избавиться от боли.

— Все в порядке, — сказал он. — Оставь графин и стакан.

Они не осмеливались громко говорить. Раймонда села первой. Реми попытался зажечь сигарету, но спички ломались одна за другой в его руках.

— Свеча, — сказала Клементина. — Зажги от свечи.

Возможно, она была единственной, кто сохранил хладнокровие. Она унесла на подносе посуду. Реми пододвинул к себе стул.

— Вы не уедете, — пробормотал он.

— Ну да, конечно, — произнесла Раймонда.

Он взял один из подсвечников, приблизил его к ее лицу.

— Что вы делаете?

— Это чтобы убедиться, — сказал Реми. — Если бы вы сейчас солгали, я бы это увидел по вашему лицу. Вы просто неспособны понять, Раймонда; если вы уедете, я думаю…

Он поставил на место подсвечник и резким движением рванул на себе галстук.

— Дайте мне одну из ваших таблеток, — добавил он. — Иначе мне предстоит бессонная ночь.

Она сама растворила таблетку в стакане воды. Реми выпил и немного расслабился. Он попытался улыбнуться.

— Не рассказывайте отцу о том, что произошло сегодня вечером. Он придет в бешенство, когда узнает, что дядя нас покидает.

Тихонько потрескивали свечи. Теперь ночь была повсюду: за оконными стеклами, в коридорах, в пустынных комнатах. Он наклонился к Раймонде.

— Вы слышали, что он только что говорил? Он утверждает, что отец неспособен навести порядок в семье. Что он имел ввиду? Вас должна была удивить вся эта галиматья.

— Нет, — коротко ответила Раймонда.

Она подавила зевок и протянула руку к подсвечнику.

— Вы устали, Реми. Все-таки я несу за вас ответственность.

— Хорошо. Я иду спать. У меня такое впечатление, что до конца моих дней кто-то все время мне будет говорить: "Просыпайтесь… Ложитесь спать… Кушайте… " Раймонда, разве вам меня не жалко?

— Ну вот! Вы снова начинаете себя изводить. Спокойной ночи.

— Поцелуйте меня.

— Реми!

— Поцелуйте меня. Если вы хотите, чтобы я заснул, вам нужно меня поцеловать… сюда.

Он показал пальцем точку на лбу между своих глаз.

— После этого я вам что-то скажу. Что-то очень важное.

— Реми!

— Вы не любопытны?

— Обещаете мне тотчас же пойти в свою комнату?

— Да.

— Господи, вы начинаете меня раздражать, мой бедный Реми.

Она его быстро поцеловала и, словно опасаясь с его стороны какой-либо дерзкой выходки, она отступила на несколько шагов.

— Это вам не поможет, — каким-то утробным голосом медленно произнес Реми. — Смотрите на меня. Признайтесь, что вы меня поцеловали просто так, из любопытства. Так вот, я вам скажу всю правду: только что я пожелал, чтобы дядя умер. Я пожелал это изо всех сил, как я желал, чтобы сдохла собака… Это все. Спокойной ночи, Раймонда.

Он захватил ближайший канделябр и поднялся по лестнице, оставляя за собой изломанную на ступеньках тень. Ему действительно хотелось спать. Комната показалась ему какой-то необъятной, неуютной и даже враждебной. Так как он боялся летучих мышей, он закрыл окно и разделся. Кровать была просто ледяной и слегка влажноватой. От жуткого холода он чуть было не застучал зубами. Чтобы хоть немного согреться, он растер себе ноги. А если завтра они снова откажут? Да нет. Достаточно только захотеть… Достаточно захотеть… Как вечерний туман, на него уже накатывал сон. Он подумал о лежащем на шкафу портрете. Но ему нечего бояться мамы. Напротив. Она будет охранять его сон… На площадке скрипнули половицы. Это прошла Раймонда. Потом где-то на окраине деревни пролаял пес. «Я сплю, — подумал Реми. — А может, я ошибаюсь?» Он с замешательством вспомнил, что забыл закрыть на ключ дверь, но он был слишком опустошен, чтобы сделать малейшее движение. Пускай. Ничего не случится. Ничего не может случиться. Ничего.