Замок отравителей - Брюссоло Серж - Страница 34

Жеан бежал без оглядки. Еще немного, и он поддался бы соблазну и его ждала бы участь бедных котов. Боже! Как же ловко зверь играл людьми!

Жеан никогда не возвращался к тому дому и постился, благодаря Жильбера за то, что святой предостерег его от искушения.

Это неудачное приключение на три дня наполнило его сон ужасными кошмарами. Жеану снилось, что его оглушили на повороте улицы и он очнулся в шкуре озлобленного зверя: таинственный враг воспользовался его беспамятством, чтобы пришить к нему одеяние, в котором он сеял ужас в Кандареке. Напрасно Жеан отбивался, шкура медведя была прочной. Он звал на помощь, но на его крики прибежали стражники и пускали в него подожженные стрелы. Он бежал, а медвежья шкура горела, обжигая тело. И каждый раз, когда он открывал рот, пламя проникало в горло, сжигая его легкие. Жеан умирал, как Гомело, но на странном костре, разгоравшемся при стремительном беге.

Жеан проснулся в поту, запутавшись в плаще.

В воскресенье, когда Дориус служил мессу, в церковь ворвалась разъяренная толпа.

— Долой неумех! — кричали мужчины и женщины. — Не нужны нам солдаты-евнухи! Пусть нам самим дадут расправиться с озлобленным зверем! Сделаем на него облаву, как на кабана! Проткнем его вилами и рогатинами!

Потрясенный Дориус дал согласие. С момента появления дьявольского отродья он постоянно выглядел как полупьяный.

Образовалась компания отъявленных крикунов; набив ранцы копченой сельдью и плетенками с вином, они отправились в поход куда глаза глядят. От ходьбы все проголодались и захотели пить. Сели, перекусили, набрались сил в предвидении великой освободительной битвы.

Часом позже упившиеся предполагаемые убийцы монстра с боевым кличем неслись на коров, дабы проткнуть их чем попало, словно перед ними были порождения того чудища. Вино затуманило их разум, и они потеряли всякую осторожность. Напившись вина, они стали пить прямо из пруда, так как после копченой селедка их мучила жажда. Трое трактирщиков и пять грузчиков умерли там, где помочился зверь. Ужас обуял других вояк, и они возвратились ни с чем, удивляясь, что остались в живых.

Дориус пригласил Жеана.

— Надо кончать со всем этим, — сказал монах, — иначе город опустеет. Мне доложили, что многие семьи покинули свои жилища и уехали искать более надежное убежище. Твоя задача: притащить мне шкуру чудища. Если ты будешь медлить, все станет известно наверху, и к нам пришлют легион изгонителей бесов, а также отряд солдафонов, которые не будут вдаваться в детали. Мне шепнули, что некоторые почтенные горожане уже отправили почтовых голубей с посланиями в архиепископство. Эти глупцы не соображают, к чему это приведет. Когда в каком-нибудь городе начинаются сильные дьявольские проявления, значит, там совершалось много серьезных грехов. Допустить, что Кандарек — город содомистов, — плевое дело! Люди умирают вокруг нас. Надо действовать. Набирай еды и напитков и ставь ловушки вокруг города. Речь идет о наших жизнях!

Было видно, что монах действительно боялся.

Жеан попробовал представить его в образе монстра, идущего отравлять водоемы и фруктовые сады с наступлением ночи… Нет, это предположение решительно не годилось.

— Я ухожу, — заявил он Иране. — Дориус посылает меня за город ловить зверя.

— Дурачок, — презрительно отозвалась молодая женщина. — Он разлучает нас, чтобы удобнее было расправляться с нами поодиночке. Наша песенка спета. Как только ты уйдешь, он велит страже арестовать меня под тем предлогом, что обнаружил в моей котомке шкуру монстра. Будь внимателен. Ночью спи на своей провизии. Не оставляй без присмотра еду и вино. Не трогай ничего вокруг себя. Сам собери свою котомку… Никому не позволяй готовить тебе еду, даже повару Кокевину.

— Да знаю я, — вздохнул Жеан. — Не беспокойся. Ирана бросилась к нему и обняла. Ее теплые губы прильнули к губам проводника.

— Спаси тебя Господь! — взволнованно проговорила молодая женщина. — У меня плохое предчувствие. Ты можешь не вернуться.

— Я вернусь, — твердо пообещал Жеан.

Он хотел обнять ее, но Ирана уже отступила. Сохранился обжигающий отпечаток ее живота и груди на его теле; к нему словно прижалась каменная статуя, ежедневно нагреваемая жарким летним солнцем. Жеан понимал, что должен бежать, пока не взял Ирану за плечи и не бросил на стол, чтобы взять ее силой, как это обычно делалось с женщинами в периоды войн.

Жеан ушел из города, неся на себе свою экипировку. Взять с собой мула или другое вьючное животное — значит однажды увидеть, как животное отравилось, пощипав травы, и найти его утром валяющимся ногами вверх и с животом, раздутым, словно бурдюк, наполненный гнилой водой.

Повернувшись спиной к крепостной стене, Жеан поднялся по пыльной дороге, пересекавшей поле и уходившей в лес. Вокруг не было ни души. Овец и коров теперь пасли подальше от города, надеясь, что озлобленного зверя вполне удовлетворят смертельные забавы у городских стен.

Жеан пошел проселочной дорогой, чтобы устроить засаду в гуще плодовых деревьев, — все знали, что монстр любил облизывать яблоки и груши своим черным языком. Может быть, удастся застать его за этим занятием. Жеан не решался расставаться с котомкой, в которой находилась провизия, но груз этот, давивший на спину, стеснял движения.

Было очень жарко. Приближалась середина лета, пятнадцатое июля. Но в этой дате Жеан не был уверен; только ученые монахи и торговцы по-настоящему вели отсчет дней, пользуясь календарями.

Он вынул меч и положил на колени. День был изумительный, а за золотистыми плодами не видно было листвы — ну все, как в легендах Круглого стола. Плоды притягивали взгляд, от них слюнки текли. Жеан внимательно осмотрел грушевое дерево, возвышавшееся над ним. Которые из этих груш отравлены? Ведь злые дела зверя в этом и состояли — играть на людском обжорстве, предоставляя им шанс наесться и не отдать Богу душу. Какова степень риска? Одна смертельная груша из десяти? Из пяти? Из трех?

Дети, прислушиваясь только к голосу своего желудка, чаще всего становились жертвами этой смертельной игры. Напрасно их увещевали, упрашивали избегать фруктовых деревьев, но всегда находились такие, кто пропускал слова мимо ушей и… падал замертво с ядовитым плодом в зубах, не успев прожевать яблоко или грушу.

Жеан прождал до захода солнца. Все это время он сидел неподвижно, стараясь слиться с природой и надеясь тем самым обмануть зверя.

Уже темнело, когда ему почудилось, будто между деревьями движется какая-то тень. Луна находилась на исходе, и трудно было точно определить, что это такое. Тень передвигалась медленно, но это мог быть мул или корова, вырвавшаяся из загона… Жеан прислушался и уловил, как похрустывают веточки и поскрипывают мелкие камушки. Оно приближалось…

Жеан медленно распрямился, положил потную ладонь на головку эфеса меча и пошел навстречу. Котомку с едой, во избежание риска, он взял с собой. Жеан осторожно понюхал воздух. Говорили, что от исчадий ада исходил крайне неприятный запах, но в воздухе его сейчас не ощущалось. Если зверь вышел из геенны, то вонял не больше, чем добропорядочный семьянин.

Стало уже совсем темно. Жеан убедил себя, что различает когти, клыки. Он поднял меч, но ударить не решался… А если это не та цель? Не размозжит ли он голову какому-нибудь пастушку, пришедшему волочиться за юбками в сельской местности?

Силуэт удалялся. Нельзя было позволить ему уйти. Жеан вонзил меч в землю, вынул кинжал и прыгнул на тень, опрокинув ее на землю. Разочарование тотчас постигло его: под пальцами оказалась материя, а не шерсть… И принадлежала она человеку, а не чудищу. Жеан схватил его за шею.

— Не двигайся, а то перережу глотку! — сдавленно произнес он. — И повернись, чтобы я видел твою морду. Его противник слабо отбивался, он явно не был силен, и Жеан подумал, не девчонка ли это или мальчишка… Он почувствовал, как под его пальцами разорвалась материя. Выведя пленника на открытое место подальше от деревьев, он осмотрел его при свете звезд. Это оказался молодой человек в грубой одежде, вцепившийся в ржавый меч, служивший ему больше не оружием, а поводом для смущения. Жеан вырвал у него меч.