Лабиринт фараона - Брюссоло Серж - Страница 13

— Объяснись, — милостиво произнес Анахотеп. Архитектор развернул чертежи.

— Это новая система будущих лабиринтов, — шепотом поведал он. — По мере углубления в коридоры незваный гость, сам того не зная, приводит в действие противовесы, спрятанные под плитами. А они, в свою очередь, задействуют систему шестерен, передвигающих некоторые подвижные перегородки, смонтированные на поворотных стержнях. Так что направление лабиринта постоянно меняется при его прохождении. Бесполезно и ставить метки, поскольку все стены выкрашены в одинаковый цвет. Даже если он захочет начертить крестик на полу, это окажется ненужным, потому что прохода, который он только что миновал, уже не существует.

Дакомон все больше возбуждался и потел, излагая свой проект, но пот его приятно пах мелиссой. Анахотеп понял, что молодой человек очень заботился о своих внутренних жидкостях, и даже спросил себя, такой же ли приятный запах у его спермы. Кровь вдруг прилила к его пергаментным щекам. Он сам поразился тому, что в его возрасте еще можно испытывать физическое желание, так как давно уже не предавался любовным играм. В молодости он часто следовал известной пословице людей пустыни: «Женщина — для произведения потомства, мальчик — для наслаждения, коза — по необходимости». Познал он все, кроме последнего.

Что с ним произошло? Стоя одной ногой в могиле, он влюбился в юношу, который мог бы быть его внуком?

— И все это действует? — спросил он, с усилием отвлекшись от ненужных мыслей. — Из чего сделаны подвижные перегородки? Если из сырого кирпича, то их легко пробить киркой.

— Нет, господин, — возразил Дакомон с ноткой нескрываемого раздражения, которое другому стоило бы жизни. — Это крепкие гранитные блоки, насаженные на оси. Поворачиваются они мягко и почти бесшумно. Причем в разные стороны, так что при каждом нажатии на поворотный механизм стенка может принимать любое направление, окончательно запутывая проход по лабиринту. Везде начнут возникать тупики, и вконец заблудившийся грабитель рано или поздно потеряет голову и умрет от жажды.

Анахотеп потребовал показать ему действие механизмов. Дакомон выполнил его просьбу, но на уменьшенной модели. Зато номарх смог оценить эффективность ловушек, которые архитектор соорудил в своих садах.

— Идея соблазнительна, — подумав, произнес номарх. — Она мне подходит, только как же я сам буду передвигаться внутри лабиринта? Когда я буду мертв, мой ка, мое второе я, как тебе известно, продолжит хождение между двумя мирами. Ночью он выйдет из саркофага, чтобы пройтись по городу, посетить живущих, помочь им или покарать, это зависит…

Дакомон нахмурился, ему непонятно было, куда клонит старик.

— Я боюсь, — сказал Анахотеп, — я боюсь, как бы мой ка сам не попал в западню, приготовленную для кладбищенских воров… или не заблудился бы в запутанных коридорах, потеряв дорогу к моему саркофагу.

— Ка должен уметь проходить через стены, — возразил архитектор. — Я предполагаю, что он может видеть сквозь предметы и вполне может распознать ловушку. Так я, по крайней мере, думаю…

— Ты предполагаешь, но ты в этом не уверен, — прохрипел номарх. — Никто точно не знает, что происходит в головах мертвых, — жрецы не больше других. Наши предположения ничего не значат. Если мой ка и мои смертные останки не смогут воссоединиться, моя загробная жизнь будет отравлена. Меня будут хулить, я буду отвержен и обречен на бесконечное блуждание. Именно это меня ужасает: мысль о моем двойнике, затерявшемся в лабиринте, кружащем, кружащем без надежды найти мумию, из которой он вышел… и в результате оказавшемся в одной из ловушек!.. Твоя система превосходна, даже слишком… Она может обернуться против своего хозяина и сделать его пленником гробницы.

— Но у вас будет план ловушек, плит с противовесами, — возразил Дакомон. — Вы сможете запомнить все места…

— Будучи мертвым, сохраню ли я эти воспоминания? Знать нужно все досконально, а мне кажется, что мозг мертвых не в состоянии что-либо вспомнить. Их мысли мне представляются в виде дымки, неощутимой и постоянно меняющейся, колышимой ветром и готовой рассеяться. Нет… Я не в состоянии заучить твой план наизусть. Нужно найти что-то другое. Способ пометить маршрут, с указанием ловушек. Способ оставить метки, которые будут видимы только мною… Мною одним…

Анахотеп закрыл глаза. Да, так и надо сделать. Усеять дорожку лабиринта маленькими камушками, не видимыми никому, кроме него. Только при этом условии он будет спокоен. И его ка сможет уходить и приходить, не подвергая себя опасности. Он будет покидать саркофаг, чтобы шпионить за живыми и приносить ужасные болезни тем, кто осмелится проклинать имя Анахотепа, усопшего номарха.

С тех пор как он почувствовал приближение конца, он много размышлял над этими вещами и на целые дни погружался в свои мысли. Он с какой-то одержимостью занимался своим переселением. Иногда он упорно думал о деталях вроде той, которая возникла в данный момент. Невыносимая тоска сжала его сердце при мыс-Ли, что его ка может заблудиться в защитном лабиринте и будет бесконечно бродить по нему вечным пленником запутанных дорог, которые постоянно будут изменяться, подобно следу змеи на песке.

— Господин, — настаивал Дакомон, уловив тревогу номарха. — Есть обычай рисовать на стенах гробниц двери и окна, через которые ка может выходить из погребения. Многие прибегают к такому способу, ведь предполагается, что ка нематериален.

Молодой архитектор произнес слова, огорчившие старика: «многие» и «ка нематериален»…

Анахотеп не имел ничего общего с обыкновенными людьми; кроме того, ему нужна была уверенность, а не разглагольствования.

— Я знаю, что мы сделаем, — спустя немного времени сказал старик архитектору. — Чтобы пометить места ловушек в гробнице, мы используем благовония, запах которых можем ощутить только ты и я. Таким образом, мой ка сможет избежать ловушек, и лабиринт не будет менять свою форму. Благовония — предпочитаемый богами язык, а это значит, что своим чутьем можно пользоваться даже в потустороннем мире. Да, именно так и следует поступить.

Дакомон едва удержался, чтобы не пожать плечами. В конце концов, какое ему дело до этой прихоти старика, раз соглашение достигнуто, деньги будут получены и он сможет приступить к строительству лабиринта.

— Прекрасная идея, господин, — одобрил он, — а для вашего обоняния эти благовония будут вечными. Даже через десять тысяч лет вы будете чувствовать их запах.

Но Анахотеп оказался хитрее, чем предполагал Дакомон. Он купил планы ловушек, план изменяющегося лабиринта, наметил новый путь, добавив к нему собственные усовершенствования, и заставил группы военнопленных сооружать все это по частям.

Анахотеп, как прораб, лично наблюдал за работами, отчего здорово утомился и наверняка сократил оставшиеся ему дни. Его каменщики не общались с другими рабочими, а главарь убийц избавлялся от них по окончании строительства очередной части лабиринта. Когда все было готово, Анахотеп сам пометил благовониями плиты с противовесами, или люки.

В предвидении будущей похоронной церемонии он развернул на полу длиннейшую красную ленту, материализовав таким образом путь, отделявший гранитный гроб для саркофага от входа в гробницу. Эта лента укажет жрецам нужную дорогу. Они не должны ни в коем случае сходить с нее, иначе лабиринт изменится. Возложив саркофаг, кортеж удалится, сматывая за собой ленту, дабы не осталось никаких знаков, которые могли бы указать путь к погребальной камере. После принятия этих предосторожностей вход в гробницу должен быть опечатан и денно и нощно охраняем отборными стражами, пока не умрет будущий номарх Сетеп-Абу.

Тут только Анахотеп вздохнул свободно. Он слишком устал. Строительство лабиринта вызвало у него нервное возбуждение, какого он не знал уже давно. И тем не менее удовлетворенность его была недолгой, потому что очень скоро в нем пробудилась его обычная подозрительность. Дакомон знал уловку с благовониями…