ОСС 117. Совершенно секретно - Брюс Жан - Страница 23

– Я весь в дерьме, – сказал он.

– Понимаю.

Глазовский сильно махнул рукой.

– Это не то, о чем вы думаете! На это мне наплевать... Нет, не из-за этого.

Он нерешительно замолчал, потом, глядя на свои ботинки и понизив голос, спросил:

– Скажите, Николе, мы ведь друзья, да?

– Конечно! – ответил Юбер.

– Хорошо. Я хотел спросить... Тогда, после неудачи... вы увезли Ирину, так?

– Да...

– Что она вам говорила?

Юбер удивленно поднял брови.

– Что она говорила? О чем?

Глазовский раздраженно прищелкнул языком.

– Обо всем этом, конечно. Должна же она была говорить с вами по дороге, сказать, что думает обо мне...

Юбер вздохнул:

– Она мне только пригрозила убить собственными руками, если я скажу хоть одно слово об этой истории. Она неправа...

Глазовский сидел как на раскаленных углях.

– Да, она была неправа. А кроме этого...

– Кроме "этого" ничего. Она выглядела разъяренной, как будто обокраденной, если вы понимаете, что я хочу сказать... Я даже спросил себя... Вы не обидитесь, да? Я даже спросил себя, успели ли вы сделать свое дельце хотя бы раз.

– Нет, – с жалким видом сознался Глазовский, – не успел. Этот поганый самолет появился как раз в тот момент, когда я собирался...

– Водрузить ваше знамя на завоеванной территории, – подсказал Юбер.

– Да, именно так.

Он казался обескураженным. Юбер удивился:

– Неужели вы не видели ее с тех пор?

Лейтенант яростно поскреб затылок.

– Нет.

Юбер присвистнул.

– Полковник посадил ее под арест?

– Нет.

– Тогда что?

– Она... она меня избегает. Отказывается приходить на свидания. После той истории я не могу ей сказать даже пары слов наедине...

Он высыпал поток отборных ругательств, а Юбер подумал, что дело принимает странный оборот. Он надеялся на вторую попытку свидания, только лучше организованную. По всей очевидности, рассчитывать на это не приходилось.

Надо было найти что-то другое. У него мелькнула мысль.

– До меня дошли слухи, – сообщил он. Глазовский бросил на паркет окурок, раздавил его каблуком и, нахмурив брови, с тревогой спросил:

– Какие слухи?

– Кажется, полковник догадался, что его жена к вам неравнодушна, и будто бы решил содрать с вас шкуру... полностью!

Плечи лейтенанта опустились, лицо как будто расплавилось.

– Неправда, – пробормотал он, хотя уже убедил себя, что это именно так.

Юбер энергично закивал головой.

– Правда. Я узнал это из первых рук. Вы же знаете, что я нахожусь под наблюдением до тех пор, пока мое положение не будет официально узаконено. Из-за этого я ночую в помещении гауптвахты. В первые ночи меня запирали в камере, а теперь дают ходить почти всюду, куда я хочу...

Он посмотрел на Глазовского, не сводившего глаз с его губ.

– Вчера вечером я шел в туалет. Босиком по паркету... Туалеты находятся рядом с кабинетом начальника гауптвахты.

Новая пауза. Глазовский занервничал:

– Да выкладывай! Не тяни...

– В кабинете сидели четверо или пятеро и говорили о вас. Глазовский, Глазовский, опять Глазовский... Вы человек дня.

– И что они говорили?

– Говорили, что полковник разговаривал с комиссаром и решил, что трибунал для примера другим приговорит вас к смерти.

Глазовский икнул и позеленел.

– Что?

Юбер невозмутимо продолжил:

– Одни были "за", другие "против". Те, кто были против, говорили, что полковник будто бы узнал, что его жена бегает за вами. Еще они говорили, что у вас, может быть, есть шанс выкрутиться, если вы задействуете ваши связи... и что, возможно, смертную казнь заменят пожизненными каторжными работами.

– Лучше сдохнуть! – буркнул лейтенант неузнаваемым голосом. – Лучше уж сдохнуть...

Потом, обхватив голову руками, он удивился:

– Но почему они еще разрешают мне летать? Почему не арестовали меня сразу? Все, что они сделали, сказали мне, что через восемь дней военный трибунал будет судить меня за самовольное оставление боевого поста или что-то вроде этого, а потом запретили в баре и магазине продавать мне спиртное.

Юбер навострил уши при последних словах, но сначала ответил на первый вопрос:

– Они как раз говорили об этом. Один из них считал, что полковник надеется, что вы поймете, что вас ждет, и предпочтете разбиться на самолете. Несчастный случай!

Глазовский возмущенно подскочил.

– Они чокнутые! Совершенно чокнутые! Если они хотят меня убить, то пусть делают это сами.

– Вы абсолютно правы, – согласился Юбер. – Ни в коем случае не делайте этого! Они будут слишком рады... На вашем месте я бы поискал способ устроить им гадость. Кроме шуток! Эти люди считают себя богами!

Он встал, вынул из шкафа бутылку водки и сполоснул под краном два стакана.

– По капельке?

Глазовский тревожно посмотрел на дверь.

– Да. Но нельзя, чтобы меня видели.

Юбер по-дружески предложил:

– Со мной можете не стесняться, старина. Если хотите получить потихоньку бутылочку или две, я вам их достану.

– Вы настоящий друг! – сказал Глазовский. – Но будьте осторожны. Если вы попадетесь, это будет вам дорого стоить...

– Не попадусь, – уверил Юбер.

Он налил стакан до половины и протянул его Глазовскому. Лейтенант жадно выпил, и Юбер понял, что он уже покатился под уклон и способен сделать многое ради того, кто достанет ему алкоголь. Превосходно, но при условии, что это не затянется надолго.

– Мне водка нравится больше, чем джин, – сказал Юбер.

– Джин?

– Американский эквивалент водки. Лично я предпочитаю виски...

Глазовский, казалось, о чем-то мечтал.

– Какая жизнь там?

– Отличная, когда есть много денег...

Глазовский понизил голос. Его щеки были красными, а глаза мутными. Он спросил так тихо, что Юбер едва расслышал:

– Сто тысяч долларов – это много денег?

Юбер перестал дышать, и ему показалось, что жизнь в нем замерла. К счастью, летчик не смотрел на него. Он сделал над собой большое усилие и воскликнул:

– Господи! Вы даже себе не представляете! Если бы у меня было сто тысяч в банке, я бы не отправился сюда, как идиот. Здесь неплохо, но в Штатах с сотней тысяч долларов...

15

Было около полуночи, в помещении гауптвахты стояла тишина. Подложив руки под голову, Юбер размышлял.

Он охотно поставил бы пять против одного в пользу того, что лейтенант Федор Глазовский созрел, чтобы улететь на своем МИГ-17 в Японию, где американские власти сумеют взять самолет. Глазовский считает, что ему грозит смерть, он уверен, что в Штатах с деньгами не пропадет, а алкоголь поддерживал его в нужном состоянии. С другой стороны, Глазовский в силу полученного воспитания был лишен способности смотреть на жизнь критически.

Таким образом, Юбер был на восемьдесят процентов уверен, что в ближайшие дни Глазовский перелетит в Японию на своем МИГ-17, зато не очень четко представлял себе, как сам сможет выбраться из осиного гнезда в которое попал. В лучшем случае, в ожидании благоприятной возможности он проведет на Сахалине еще много месяцев. Он не решался сказать: лет.

Юбер достал из-под подушки электрический фонарик и включил его. Все было тихо. Должно быть, все спали. До двух часов ночи обхода не будет.

Он бесшумно поднялся и достал из-под матраца досье, состоявшее из планов МИГ-17, общих и отдельных частей, один из которых изображал самолет "в разрезе". Именно этот последний документ интересовал Юбера. Он надеялся найти на нем место, чтобы написать отчет о строительстве и спрятать его в самолет. Он был уверен, что его найдут, потому что специалисты из ВВС начнут разбирать истребитель, как только он сядет.

Он был занят работой, когда услышал шум в коридоре. Юбер замер, напрягая слух, выключив фонарь...

Тишина. Он включил фонарь снова, но был неспокоен. Инстинкт редко обманывал его, а инстинкт предупреждал о близкой опасности. Он закрыл досье, убрал его под матрац и хотел лечь.