Волк в овечьем стаде - Брэндон Джей - Страница 38

— Мы говорили о твоей безопасности. Они беспокоятся о тебе. — Он, похоже, был рад это слышать. Я продолжил. — Послушай, Том, я пришел поговорить с тобой, потому что у меня появилась идея.

Это было моей хитростью. Я подумал, что являюсь первым человеком, который назвал его полным именем. Я хотел, чтобы он оценил, что я говорю с ним на равных. Томми уже лечили несколько недель, и он понимал, в чем смысл этого лечения, понимал, что взрослые решили, будто он пострадал от происшедшего. Томми предстояло нести на себе этот отпечаток до конца жизни. Когда ему будет шестьдесят, он все еще будет в душе ущербным мальчиком. К тому же он мог поверить в то, что все были так же слабы, как и он, что взрослые — всего лишь напуганные дети. Он не должен больше никого бояться. Я мог объяснить ему как.

— Я подумал о ваших счетах с Брайаном, — сказал я, хмурясь.

Лицо Томми оживилось. Он был готов снова обсудить детали судебного дела. Но нет, я был здесь потому, что хотел поговорить о его проблемах в школе.

— Я сглупил, когда посоветовал тебе припугнуть его моим именем. Это бессмысленно.

— Да, — согласился Томми.

— Знаю, знаю. Это даст ему еще большее преимущество. Он воспользуется этим. — Томми почувствовал облегчение от того, что меня осенило. Он думал, что я потерял чувство реальности. — Но знаешь, что собьет с этого парня спесь? Заставь его над чем-то задуматься. Он не привык напрягать мозги. Ему трудно думать. Это его обезвредит. При твоем появлении у него начнется головная боль. Он незаметно исчезнет. Ему будет неприятно на тебя смотреть.

Томми в недоумении уставился на меня.

— Вы так думаете? — с сомнением спросил он.

— Послушай, Том, ты думаешь, Брайан единственный в мире? Я со столькими дураками сталкивался в суде. Я вижу таких парней каждый день, в наручниках и в тюремной робе, когда их волокут за решетку. Эти парни просто идиоты. — Я дотронулся кончиками пальцев до висков, как до электродов. — Ты не можешь убежать от него, ты не можешь его побить. Но с этой минуты ты на восемь футов выше.

— Так что мне делать, подбрасывать ему математические задачи каждый раз, как он ко мне приблизится? — Он вскинул голову, глядя на меня с вызовом.

Мне это нравилось. Я ответил:

— Сперва скажи ему, что ты всегда им восхищался.

Томми скривился.

— Этому куску жира?

— Я сказал, говори это, а не думай так. Эй, ты действительно умнее этого парня или я зря трачу время? Подай ему это так. Скажи, что ты однажды видел, как он за кого-то заступился и это заставило тебя понять, что он гораздо лучше, чем думают другие.

Томми возразил мне.

— Этот парень никогда ни за кого в жизни не заступался. Если десять ребят будут бить девчонку, повалив ее на пол, он с радостью присоединится к ним.

— Я знаю. И ты знаешь. Но думаешь, этот идиот помнит каждый день своей жизни? Скажи ему, что так было, скажи это уверенно, и он ответит: «Что? Нет. Ну… О да, я помню». Поверь мне, если скажешь кому-нибудь, что он сделал что-то благородное, он тебе поверит.

— Может быть, — сказал Томми. Он все еще сомневался, но задумался над моими словами.

— Если это сработает, ты победишь. В твоем присутствии он будет вспоминать, какой он герой, и не захочет портить свою репутацию, обижая тебя. Может, он будет обижать всех остальных, но не тебя, единственного парня в Америке, который восхищается им.

— Не знаю, — возразил Томми. — Мне придется делать это, пока не стошнит, или до конца жизни?

— Через некоторое время у тебя будет получаться автоматически. Послушай, Том, действуй так, будто ты издеваешься. Это же развлечение. Ты обращаешь в свою веру парня, который тебя ненавидит, и он вежлив с тобой, тогда как ты втихомолку посмеиваешься над этим идиотом. Поверь мне, для этого Бог и создал мир. Нет большего удовольствия на свете.

Я не собирался восхвалять радость обмана, это было слишком, но такие вещи обычно захватывают.

— Стоит попробовать? — спросил я. — Или тебе больше нравится есть землю каждый раз, когда он ловит тебя на школьном дворе?

— Неплохо придумано, — медленно проговорил Томми. Он не хотел соглашаться слишком быстро. — А какова ваша вторая мысль? — спросил он.

— Почему ты думаешь, что у меня есть другая идея?

Он улыбнулся мне.

— О'кей, если эта первая блестящая идея не сработает, если он начнет снова к тебе приставать — это значит, что он задумался над тем, почему это ты вдруг стал им восхищаться. Эта мысль мешает ему жить. Он придумает самый примитивный ответ, например, что ты трус, но ты не давай упрощать идею. Дай ему подумать над чем-нибудь еще.

Я быстро отбросил вариант с «трусом», как будто только такого идиота, как Брайан, может посетить эта мысль.

— Например? — спросил Томми.

Я развел руками.

— Тебе ситуация знакома лучше, чем мне. Том. Используй то, что он тебе говорит. Если он скажет, что слышал, будто ты собираешься удрать из города, согласись с ним, и тогда ты поймешь, что его занимает. Это объяснит, почему Брайан не отстает от тебя. Не говори ему почему, просто скажи, что понимаешь его, и все будет в порядке.

Томми кивал головой. Я увлеченно продолжал.

— Тебя будет забирать из школы полицейский в те дни, когда мы не будем видеться. Если Брайан узнает об этом и что-то тебе скажет, просто испуганно спроси:

«Ты ведь никому об этом не говорил, правда?» Заставь его волноваться, он должен осознать, что оступился. Или, если ты думаешь, что так будет лучше, признайся ему в чем-нибудь. Признайся в том, чего на самом деле нет, конечно.

— Да, — согласился Томми. Он был таким же сообразительным, как и его отец.

— Запомни: парень вроде Брайана не любит думать. Усложняй все, выводи его из равновесия. Он или попробует подружиться с тобой, или будет держаться подальше.

— Мне это подходит, — добавил Томми. Он говорил действительно как взрослый, опытный человек. Он вытянул перед собой руку в величественном жесте, который я и раньше видел. Но это была рука ребенка, маленькая ручка с тонкими, почти прозрачными пальцами.

— Это лучшее, что я могу тебе посоветовать, — сказал я.

Давал ли такие советы Остин? Интересовали ли его проблемы Томми?

— Если и это не поможет, скажи мне, и я прикажу своему полицейскому сделать из него отбивную.

— Вас за это судить будут, — сказал Томми.

Он последовал за мной в гостиную. Мы попрощались, как будто это был деловой визит. Когда я оглянулся к двери, Олгрены стояли, будто позируя для еще одного семейного портрета: миссис Олгрен рядом с мужем, рука мистера Олгрена на плече Томми. Отец и сын подмигнули мне. Я ответил на их знаки загадочным кивком и посмотрел на каждого по очереди. Я крепко держал их в руках, подумал я.

— Ну вот, это случилось, — сказал Тим Шойлесс по телефону. — Ты уже видел, да?

Он имел в виду последний опрос избирателей. Лео Мендоза только что обошел меня по популярности в предварительном опросе.

— Похоже на то, что я проиграл скорее колеблющимся, чем Лео.

— Да, тебе хорошо шутить, — сказал Тим, но его голос не изменился. Он был мрачным, словно ноябрь. —

Мы потеряли, — сказал он, — преимущество. Но это можно поправить. Нет ли у тебя на примете чего-нибудь «жареного»?

— Подумаю, — коротко сказал я. — Тем временем давай займемся долгами и рекламой. Пусть по радио снова прокрутят ролики. Может, пора сделать новую рекламу?

— Возможно. Не знаю, хватит ли времени. Или денег. Все уже заранее расписано. Но я посмотрю, что можно сделать.

Как обычно после разговора со своим помощником, я был подавлен. Я ввязался в драку ради справедливости.

— Посмотри, нет ли на этой неделе какого-нибудь ужасного, душещипательного дела для судебного разбирательства, — сказал я, — чтобы я мог этим заняться?

— Я спрошу, — ответила Бекки. Она говорила в тон мне, но я не мог угадать, считает она, что я шучу или говорю всерьез.

— И вот еще что, Джек, — сказал я начальнику следственного отдела, — попробуй установить, есть ли доказательства того, что Остин подкупил Поллардов. Большая сумма на их счете в банке, что-нибудь в этом роде…