Волк в овечьем стаде - Брэндон Джей - Страница 3

Я изумился, был уверен, что он ошибается. Но дядя кому-то позвонил и сообщил, мне сумму. Я напросился на прием к Блэйку, он нехотя согласился только после таких моих слов: «Думаю, вас удивит, как много я узнал за последнее время». Мы провели блиц-разговор, и опять мистера Блэйка настолько поспешно вызвали, что он не успел закрыть ящик. На этот раз я не сплоховал и сунул туда чек. Вернувшись, он заглянул в ящик, улыбнулся, задвинул его, пожал мне руку и сказал: «Добро пожаловать в службу окружного прокурора».

Я перестал смеяться задолго до конца этой истории. Мне и раньше приходилось слышать о прежних нравах, и это вызывало у меня недоуменную улыбку, но после того, что рассказал Элиот, я задумался, как такого рода собеседования проводятся в моем кабинете.

Элиот тоже насупился.

— Мне не пришлось уволить этого человека, — сказал он. — Он умер задолго до того, как мне представилась такая возможность.

— Но. Элиот, — возразил я, — такая практика сохранилась и во время твоего пребывания в должности окружного прокурора. Без связи к нам не попадешь. В правовой школе я работал на Гарольда Адамса, и если бы мистер Адаме не замолвил за меня словечко…

— Да, но тебе не пришлось платить, — возразил Элиот, и это прозвучало настолько ханжески, что он сам это заметил, и мы оба рассмеялись. — И если бы ты не работал как следует, тебя бы вышвырнули вон.

Он укоризненно посмотрел на меня.

— Ты осуждаешь связи, а они помогают разбираться в людях. Мне подсовывают по сто выпускников правовой школы в год, что я знаю о них? Что они победили в конкурсе ораторов? Ты же знаешь, чего это стоит, когда они попадают в зал суда. Но прокурор работает с людьми. Если не общаться с офицерами полиции, то у тебя ничего не выйдет. Если не можешь наладить взаимопонимания с судьей, для меня ты ничего не стоишь.

Элиот вошел в раж и заговорил прокурорским тоном. Я внимал его ценным указаниям.

— Всякий, мало-мальски разбирающийся в людской психологии, может наладить контакты, — продолжал он. — Не обязательно рождаться с этим. Я пришел в этот мир, уже имея связи. И ты тоже, хотя и встретил мистера Адамса, хорошо на него поработал и он рекомендовал тебя. Понимаешь? Ты установил контакт, так что мне было у кого навести о тебе справки. Можешь ли ты выполнять эту работу, не подведешь? Вот для чего нужны связи. Это не поможет, если ты сам ничего не стоишь, если ты просто чья-то родня.

Он ухмыльнулся.

— А теперь, когда ты стал политиком, тем более не обойтись без них.

— Да, действительно, — ответил я, и мы на время замолкли, каждый думал об издержках работы окружного прокурора, пока Элиот вдруг не прервал эти размышления.

— Какой же я старый дурак, Марк! — сказал он. Не позволяй мне вешать тебе лапшу на уши. Я же пришел по конкретному делу. — Он подался вперед. — Я пришел помочь тебе.

— В чем?

— Вот. — Он указал на газету, лежавшую на полу рядом с моим столом. Я поднял ее и, не обращая внимания на броский заголовок на первой странице, протянул Элиоту, чтобы тот пояснил, о чем речь.

— Я имею в виду это дело, — ткнул он в заметку, выделенную крупным шрифтом: «Где пропадала Луиза?»

Газетчики подняли шум по поводу истории, которая будоражила город всю предыдущую неделю. Четырехлетняя девочка то ли ушла сама, то ли была украдена из дома и не вернулась к ночи. На второй день поисковые отряды из добровольцев обследовали окрестности, ближайшие леса, канализационные люки, темные, наводящие ужас места близ домов. Надежда обнаружить девочку живой спустя два дня в августе, да еще при такой жаре, сошла на нет. Люди стали больше принюхиваться, чем приглядываться.

После захода солнца в тот день Луиза объявилась. Она была весела, не обгорела на солнце, но и не могла толком объяснить, где была, только похвасталась, что «хороший дядя» отвел ее в красивый дом. Хотя девочка нашлась, расследование не закончилось.

— Этим занимается полиция, — сказал я.

Действительно, начальник полиции крутился как мог. Репортеры, готовя материал для публикаций, раскопали, что история с Луизой не единственная. Месяц назад дома не ночевал мальчик, а в начале лета исчез другой ребенок. Пресса и телевидение окрестили предполагаемого преступника «серийным детским маньяком» и старались сообщать об этом в каждом ежедневном выпуске новостей. Я считал, что этому уделяют слишком большое внимание. Такое и раньше случалось, да и полиция не утверждала, что действовал один человек; детские описания, к сожалению, были очень неопределенными. Но шеф полиции, пытаясь успокоить общественность, нарочито согласился с версией о маньяке и привлек к расследованию дополнительные силы.

— Я с величайшим рвением возьмусь за обвинение любого, кого они арестуют, но им, похоже, не слишком везет. Пока что…

Элиот перебил:

— Допуская, что это только проблемы полиции, ты информируешь общественное мнение. Люди не слишком полагаются на правовые институты. Они уверены в одном: среди овец затерялся волк. Проникнувшись этим, они переложат вину на пастухов. А твою кандидатуру выдвигают на выборы. На тебе могут сорвать страх и возмущение.

Элиот Куинн был более мудрым политиком, чем я. Двадцать лет в прокурорском кресле это доказали. Я понял, что он говорит правду.

— Что ж, спасибо, — тихо ответил я, прикидывая варианты дальнейших действий. Придется потолковать с начальником полиции.

— Я пришел не из праздного любопытства, — оборвал Элиот мои размышления. — Я хочу помочь тебе.

Я выжидал. Молчал и Элиот. Похоже, он не слишком торопился на ленч. Он заговорил, тщательно подбирая слова, как будто нащупывал брод в бурлящей реке.

— У меня есть друг, — сказал он. — Старинный приятель. А у него клиент. Тот собирается добровольно сдаться.

— Так это тот самый детский маньяк?

— Да. Он не в себе, Марк, но детей не насиловал, только трогал. Это больной, напуганный человек…

— Однако это похищение, — не выдержал я. — Возможно, с отягчающими обстоятельствами. Если…

— Ты начал обвинять, — сказал Элиот, — а я не за этим пришел. Я не его адвокат, слава Богу, — добавил он брезгливо.

— Да, — согласился я. — Но чего он хочет? Я не успокоюсь, пока его не арестуют. Он должен сам сдаться…

— В этом все и дело, — сказал Элиот. — Именно этого он и добивается. Его гложет чувство вины. Но он боится. Город обезумел, и его жизнь в опасности. Он не доверяет полиции. Напрасно, но его можно понять. Многие в этом городе считают, что лучше сразу его застрелить.

— Так. И что же?

Он посмотрел на меня, как будто я имел к этому отношение.

— Он сделает признание тебе, Марк. Тебе лично. Понимаешь, у тебя репутация компетентного человека. Он считает, что ты поступишь по справедливости.

— Правда?

Элиот утвердительно кивнул головой.

— Ну ладно, я так думаю. И мой друг, его адвокат. Это наилучший выход, и для тебя тоже, Марк, — добавил Элиот. — Это упрочит твою репутацию. Ты сам произведешь арест, покончишь с серией преступлений.

Я прикинул, какие ловушки ожидают меня на этом пути, и ничего не обнаружил. Элиот, похоже, уже проделал в уме такую работу.

— Но прежде надо бы заключить сделку, — возразил я.

— Бедолага сам покается, — подчеркнул Элиот. — Позднее вы с Остином можете договориться о деталях. Остин Пейли и есть тот адвокат. Ты, конечно, его знаешь. Вы вдвоем составите текст договора.

— Хорошо.

Мы с Элиотом скрепили согласие рукопожатием, как будто он представлял интересы клиента, работал на него. И это соответствовало действительности, просто он был посредником, старым другом, который может помочь. Он одарил меня доброжелательной улыбкой.

— Надеюсь, это будет тебе на руку, Марк, прибавит козырей в избирательной кампании. От всей души желаю твоего переизбрания. Пока ты в этом кабинете, Марк, я чувствую, что не прерываются мои традиции. — Он встал и подошел ко мне. — И скажу тебе откровенно, помоги кому-нибудь, если можешь. У тебя репутация беспристрастного человека. Но избиратели могут не знать этого, однако это не секрет в профессиональных кругах. Видишь ли, это не всем по нраву. Репутация человека, не делающего одолжений, в иных случаях мешает. Люди ждут от тебя помощи. Как ты думаешь, почему Лео Мендоза выдвинул против тебя свою кандидатуру? Лео не самый лучший юрист в городе, но он связан с политикой. За ним деньги, и не только. Кое-кому хочется иметь на посту окружного прокурора преданного человека. Помни об этом, Марк. Держи с ним ухо востро.