Когда бессилен закон - Брэндон Джей - Страница 54

— В любом случае сделать ничего нельзя. Если бы мы что-то могли...

— Я говорю не о законных способах. — Она обошла вокруг, чтобы заглянуть мне в лицо. — Что, если бы обвинение согласилось удовлетворить ходатайство о новом процессе?

— Они никогда не согласятся на это.

— Не они, Марк, а ты. Ты возглавляешь прокуратуру. Ты пригласил двух обвинителей со стороны, но именно твой департамент представил обвинение против него. Что, если бы ты удовлетворил это ходатайство?

Я на какое-то время задумался над этим. Нора наверняка заявит протест, это ее право, но она же не служит в прокуратуре. Я мог бы отстранить ее, как Никсон отстранил Арчибальда Кокса. Мне это будет стоить того же, что и Никсону, но какая разница? Вот только сработает ли это?

В конце концов я отрицательно покачал головой.

— Уотлин на это не пойдет. Он решит, что это будет выглядеть так, будто и он участвовал в заговоре.

— А не мог бы ты заставить его сделать это? Есть у тебя что-нибудь, чтобы нажать на него?

Я посмотрел на Лоис даже с некоторым восхищением. Я не понимал, насколько абсолютным было ее неуважение к системе, в которой я прожил всю свою жизнь.

— Следующее, о чем ты меня попросишь, — это подделать его подпись, — сказал я.

— Да. Да, попрошу. — Лоис стояла, вцепившись в мою руку. — Помнишь, как я спросила тебя, готов ли ты сделать все для того, чтобы спасти Дэвида? Солгать, смошенничать, нарушить закон? Ты сказал да. Я поймала тебя на слове. Это была твоя клятва. Я не освобожу тебя от нее. Будь увереннее, Марк. Если ты не чувствуешь уверенности, действуй так, как если бы знал наверняка, что Дэвид невиновен. Ты не допустил бы, чтобы с ним это случилось, не так ли? Ты не дал бы ему пережить это.

Через три недели мне позвонил шериф. Нельзя сказать, что мы были друзьями, но я всегда ладил с ним, когда занимался частной практикой, и к тому же он недолюбливал моего предшественника, что сблизило нас. Мы не раз обменялись с ним взаимными услугами по работе.

— Это насчет твоего парня, — сказал шериф после предварительного вступления. — Он включен в список для отправки в ТИК.

Техасская исправительная колония. Государственная тюрьма. Эта аббревеатура теперь вызывала во мне ужас, чего не случалось раньше.

— Ему не обязательно ехать туда, пока это моя забота. Я могу продержать его здесь до конца срока, если хочешь.

— Это доброе предложение, шериф.

— Ну, будет шум, когда проведает пресса, но меня это мало волнует. Ведь иначе им просто нечем заняться.

— Хорошо...

— Но дело в том, что для него это может быть не очень хорошо.

— Попасть в Хантсвилл было бы лучше?

— Да, ты ведь знаешь, что ему после приговора нужно получить зачет о хорошем поведении. По тем правилам, по которым там отпускают досрочно, он при хорошем поведении мог бы оказаться на свободе года через два. Но ты же знаешь, что время, отсиженное здесь, в округе, не защитывается.

— Я знаю об этом.

Шериф откашлялся.

— Словом, суть в том, что, чем раньше он сядет, тем раньше выйдет. От того, что мы держим его здесь, ему никакой пользы.

По-видимому, я молчал дольше, чем мне казалось, думая о Дэвиде и колонии. Шериф принял мое молчание за сомнение.

— Если ты беспокоишься насчет его безопасности, то мне неприятно это говорить, но ты знаешь, что у нас в тюрьме за этот год было два убийства. По сравнению с этим — точно мне неизвестно — в ТИК шесть или семь, но там и заключенных в двадцать раз больше, чем тут. Вряд ли подобное может случиться с твоим парнем. Но, в сущности, его шансы лучше... я имею в виду...

Он снова откашлялся.

— И вот еще что. Я держу его достаточно изолированно, но ты понимаешь, что у нас все переполнено, и ему порой приходится водить компанию. Думаю, некоторые достают твоего парня, чтобы заручиться его поддержкой. Ничего грубого, знаешь, а просто так — досаждают. Это потому, что им известно, кто он, вот они и думают, что он может их выручить. Не представляю, как это пришло им в голову, если он с ними в одной тюрьме... Но они доставляют ему некоторое беспокойство. В ТИК была бы большая анонимность, там сидят парни со всего штата.

Я едва не сказал ему того, что думал: «Ты больше не хочешь, чтобы он содержался в твоей тюрьме, шериф, не так ли?» Но в том, о чем он говорил, был свой смысл. Дэвид никогда не получит право на досрочное освобождение, если будет сидеть в окружной тюрьме. Для этого необходимо отправиться в ТИК. Если я буду держать его поближе к дому, то удвою ему тот срок, который он должен отсидеть, а может быть, и того хуже.

Если бы он поехал туда сейчас, то мог бы освободиться уже через пару лет. Два года. В суде такой срок считался просто ерундой. Обвинители произносили это с отвращением. Два года.

— Когда отправляется партия? — спросил я.

Я приехал туда, чтобы видеть его отъезд. Лоис со мною не было. Мне пришлось обмануть ее, чтобы удержать от этого. Не было бы ничего хорошего и для Дэвида, если бы его сотоварищи стали свидетелями прощального материнского поцелуя.

В партии их было двадцать человек. Сначала, когда я оглядел колонну, я пропустил лицо Дэвида. Теперь, во всем сером, он мало чем отличался от остальных. Немного тщедушнее, моложе, чем большинство из заключенных, но там были и такие же молодые и худощавые, как он. У Дэвида был все тот же тусклый, равнодушный взгляд. Он больше уже не казался ошеломленным. Лицо его было каким-то замкнутым и ничего не выражало. Я надеялся, что он стал тверже, отсидев почти месяц в тюрьме.

Шериф тоже был там. Он велел своим помощникам отделить Дэвида от группы, после чего они начали заталкивать остальных в автобус, пока я в сторонке разговаривал с сыном. Говорить-то нам, собственно, было не о чем. Мне хотелось обнять его, но я не мог сделать этого на глазах у других заключенных. Они потом могли бы еще больше осложнить жизнь Дэвида.

— Я вытребую тебя назад, когда будет слушанье по ходатайству о новом процессе.

Это было лучшее из всего, что я смог придумать, чтобы сказать ему. Я знал, что для заключенных штата такие вызовы в суд были желанным отпуском.

— Если у тебя будет возможность выбора, попросись на работу в типографию. Это совсем неплохо, ты увидишь. Они там печатают даже собственные сочинения. Там есть компьютеры. Это было бы для тебя лучше всего.

Он пристально посмотрел на меня и снова опустил глаза. Я почти готов был заплакать. Дэвид не мог позволить себе этого рядом с автобусом, где его уже ждали.

— Мистер Блэквелл, — уважительно обратился ко мне один из помощников шерифа.

Все, кроме Дэвида, были уже на местах. Я отступил. Полицейский коснулся руки Дэвида и тот сразу же направился к автобусу. У него была шаркающая походка человека, уже привыкшего ходить скованным в колонне.

Автобус ожил, затарахтел. Это был старый школьный фургон с осевшими амортизаторами. Окна его, разумеется, были закрыты. Внутри салона, казалось, было сумрачно от испарений. Я не мог разглядеть голову Дэвида среди других, видневшихся в окнах. Многие сидели отвернувшись.

Подошел шериф и встал рядом со мной.

— У него все будет о'кей. Я послал весточку паре тамошних надзирателей, своих дружков, чтобы они за ним присматривали. Его поместят в блок для тех, кто имеет первую судимость. Там должно быть неплохо.

Автобус тронулся. Его движение почти оторвало мои ноги от земли, словно он потащил меня за собой. Когда он миновал ворота и повернул на улицу, я уже бежал к своей машине. Она была припаркована почти за полквартала, но мне не составило труда догнать фургон, старую тихоходную развалину. Я держался почти вплотную за ним, вряд ли более чем в десяти футах. Двое или трое заключенных с любопытством оглянулись. То же самое сделал и помощник шерифа, сидевший за рулем. Я видел, как он смотрит на меня в большое боковое зеркало. Двое других полицейских из машины сопровождения тоже не спускали с меня глаз всю дорогу до самого Хантсвилла.