Возвращение Дестри - Брэнд Макс - Страница 7

А теперь считаю своим долгом сказать еще несколько слов в связи с обстоятельствами совершенного вами преступления. Уверен, оно — логическое завершение вашей преступной жизни. Поэтому, тщательно все взвесив, я пришел к выводу, что должен приговорить вас к десяти годам заключения. Нам остается только надеяться, что, может быть, проведя эти годы в тяжком труде, вы воспользуетесь возможностью раскаяться в своем преступном прошлом, найдете в себе силы исправиться и начать другую жизнь.

Если вы хотите что-то сказать или у вас есть возражения, я готов их выслушать, тем более что адвокат в последнюю минуту отказался от ведения вашего дела и не имеет теперь никакого права выступать от вашего лица.

На минуту всем показалось, что Дестри колеблется, и собравшиеся затаили дыхание, изнемогая от любопытства, что он скажет. Наконец он открыл рот и заговорил, манерно растягивая слова:

— А что значит «равные вам по положению», ваша честь?

— Это значит, — невозмутимо пояснил судья, — что они вам равны. Это закон нашей страны, Дестри. Обвиняемый должен предстать перед судом присяжных, а тот может состоять только из тех, кто равен ему по положению. Скорее всего, этот закон берет начало с тех незапамятных времен, когда одни люди были свободными, а другие — рабами.

— А раб — что это значит?

— Раб — это человек, который принадлежит своему господину. Точнее говоря, человек, подчиненный каким-то ограничениям и в силу этого несвободный. Ну а проще, раб — это раб.

— А эти джентльмены, — Гарри указал на присяжных, — вы пару раз сказали, что они, дескать, мне равны. Это как?

— Я имел в виду, что все они по своему положению в обществе равны вам и обладают теми же правами, Дестри. В конце концов, все они — свободные люди!

— Да неужели? — язвительно ухмыльнулся парень. И, повернувшись лицом к судье, даже сделал в его сторону несколько шагов, отчего оба стража явно забеспокоились. Затем продолжил: — Похоже, вы не знаете этих джентльменов. Ну, так я вам расскажу. Вот, взгляните-ка на того, что сидит в первом ряду, крайний слева. Это Джимми Клифтон. Да, да, тот самый узкоплечий коротышка с цветком в петлице, который вырядился так, словно воскресным утром вышел погулять с девчонкой. Это его вы называете свободным? Да он повязан по рукам и ногам похлеще иного раба! И знаете кем? Женщинами! Вы только послушайте! Он из дому не выйдет, пока не убедится, что хоть одна из них глянет в его сторону. И он ненавидит меня лютой ненавистью. А спросите почему. Да всего-навсего потому, что как-то раз его девушка удрала от него для того, чтобы потанцевать со мной. Взгляните на него, посмотрите ему в глаза, ваша честь! Эй, Джимми, посмей сказать, что это неправда!

А тот, что рядом с ним, — Хэнк Кливс. Глядя на него, никто и не скажет, что он когда-то был мальчишкой, но ведь был! Его задача — быть всегда и во всем первым. Он просто одержим этим желанием, он — его раб. Какой же он свободный человек, скажите на милость?! Так вот однажды мы с ним сцепились, я разбил ему нос до крови, а потом повалил на землю, да еще и сел сверху. В тот день он едва нашел в себе силы, чтобы сказать «сдаюсь», поэтому сегодня с радостью сказал «виновен».

Дальше Бад Вильяме, вон тот, с бычьей шеей и крохотной головой. Все помнят, как он приехал в наш город с единственной целью доказать, что сильнее его нет никого на свете. Но каждый настоящий боец знает, что одними кулаками победить нельзя. Только воля, только мужественное сердце может даровать тебе победу! Судьбе было угодно, чтобы мы с ним сошлись один на один на обочине дороги, и очень скоро я швырнул его мордой о придорожные камни. С тех пор его душит лютая ненависть, которая с каждым днем становится все сильнее. Раб? Не было на свете более рабской души, чем у него! Он истязает замученных, усталых мулов только потому, что ему охота почесать кулаки! Да, Бад с радостью превратил бы себя в паровой каток, если бы это прибавило ему силы в руках!

А поглядите-ка на того парня рядом с ним, долговязого, с шеей, как у жирафа, и с пальцами, словно щупальца. Это Сэм Уоррен. Взгляните на него, ваша честь, он того стоит. Этот человек может разобрать винтовку в кромешной тьме, а потом собрать ее, не потеряв ни единой крошечной детальки! Он обожает похваляться, что жизнь любого в этом городе у него в руках, достаточно лишь спустить курок! Сэм так долго воображал себя хозяином жизни всех и каждого, что сам в это поверил. Но так было только до его встречи со мной на узкой дорожке. Я с первого же выстрела сделал в нем дырку. Этого было достаточно, чтобы он поднял лапки вверх, да так и остался на дороге поразмыслить на досуге. Вот вам еще один раб, ваша честь, раб своей винтовки, будь она проклята! Эта его рабская сущность выпирает из него прямо сейчас — только взгляните, что у него под мышкой!

При этих словах Сэм Уоррен побледнел и сорвался со скамьи присяжных с проворством, неожиданным для такого длинного, неуклюжего человека. Он яростно оскалился, словно пес, готовый вцепиться в горло любому, кто осмелится встать на его пути.

А Дестри мягко заметил:

— Ну, что скажешь, Сэм? Если это не так, можешь назвать меня лжецом. Ты ведь поклоняешься своему оружию, словно какому идолу! Ни на минуту не можешь выкинуть его из головы. Держу пари, даже ночью видишь его во сне, словно женщину, а болтая со старым приятелем, нет-нет да поглядываешь на него, выбирая пуговицу, в которую нужно попасть, чтобы выстрел оказался смертельным.

— Мистер Дестри! — Судья невозмутимо поднял руку, голос его был совершенно спокоен. — Мне думается, вы и так уже успели оскорбить большинство присяжных. Может, достаточно?

— Потерпите, осталось уже немного, — объявил Гарри. — Единственное, что я хочу, — это разобраться с дюжиной мне равных людей. Кажется, так вы их назвали, ваша честь? Поэтому хочу, чтобы вы посмотрели на Джерри Венделла, для которого нет Бога, кроме его портного, на Клайда Оррина — прихлебателя, готового пожать любую руку, лишь бы нашелся желающий ему ее протянуть, и особенно на Лефти Тернбулла — этот ненавидит меня от всей души с тех самых пор, как я обошел его и первым подал заявку на участок в Кристалл-Маунтинз. О, а вот и Фил Баркер! Так, значит, и он здесь! Неужто вы забыли, сколько раз его проклинали за любовь к идиотским розыгрышам? Да ведь с ним сладу не было до тех пор, пока он вдруг не получил письмо от девушки с просьбой навестить ее вечерком, а когда полез через забор, его вместо девчонки ждали злющие псы. Похоже, он так и не забыл, что это я послал ему письмо, и сегодня рад без памяти, что может свести со мной счеты! Рядом с ним сидит Огден, который дорого заплатил за то, чтобы ему принесли мой скальп. Помните, с чего все началось? В тот день его ребята приперли меня к стенке и пролилась кровь, только не моя, а он потерял свои денежки. Теперь и у него появился шанс расквитаться со мной, уж он его не упустит. Да и его братец тоже. Ах да, чуть не забыл Бада Тракмена и Булла Хьюитта. Не помню, чем им так насолил, но кто его знает, может, когда-то косо посмотрел в их сторону. — Он снова повернулся к судье и хмыкнул: — Двенадцать равных мне, так вы сказали? Это их-то вы считаете равными? Да они рядом со мной просто слепые котята! Если вы их принимаете за равных мне, так пусть лучше меня судят жабы в болоте, чем эти двенадцать недоносков! Ладно, черт с вами, пусть садятся! Только хорошенько запомните, мои десять лет, на которые вы меня, невиновного, сегодня обрекли, в конце концов пройдут. Но когда я вернусь, то навещу каждого из вас, поняли? А если, по несчастной случайности, не застану кого дома, так оставлю свою визитную карточку, слышите?!

— Дестри! — перебил его судья. — По-моему, хватит.

Присяжные вернулись на свои места, но по их лицам, у кого — встревоженным, у кого — сердитым, было понятно: предупреждение Дестри им не очень-то по душе.

— Да, вот еще что! — вспомнил Дестри. — То, что вы сказали обо мне, ваша честь, чертовски верно! Да, я лодырь, бездельник, любитель подраться, меня трудно назвать добропорядочным гражданином. Но сейчас вы осудили меня напрасно. Я не грабил этот поезд!