Возвращение Дестри - Брэнд Макс - Страница 17

— Уехать?! — проблеял Венделл вне себя от возмущения. — Уехать из Уома? А что мне делать, если я уеду?

— Вот это-то я и твердил себе, когда до меня долетели слухи о твоем отъезде, — любезно отозвался Дестри. — Зачем тебе уезжать? Тут у тебя и дом, и все дела, да и денег немало вложено в рудники, в лесопилку. Чушь собачья, сказал я себе. Как это Джерри вдруг возьмет да и уедет из Уома, где любая собака его знает и он знает всех и каждого?! Но тот парень мне объяснил, будто тебе тут все осточертело: и танцульки, от них уже скулы сводит, и проклятая пыль, от которой летом нечем дышать, как ни закрывай окна, да и вообще весь этот скучный городишко!

Венделл уже начал догадываться, что вся эта пустая болтовня отнюдь неспроста, но молчал как убитый, лишь облизывая пересохшие губы. Он так ни разу и не поднял глаз на своего мучителя — они были прикованы к его правой руке.

— Этот парень, — безжалостно продолжал Гарри, — что-то говорил, будто ты предпочитаешь более спокойную жизнь. А здесь, где все тебя знают чуть ли не с рождения, такое просто невозможно, все время происходит то одно, то другое. Говорил, тебе теперь порой приходится и в суде бывать, а уж этого врагу своему не пожелаешь!

Джерри еще глубже вжался в кресло, словно хотел стать невидимым. А Дестри, намазывая маслом огромный ломоть кукурузной лепешки, казалось, этого даже не заметил. Откусив добрую половину, как ни в чем не бывало принялся рассуждать дальше, впрочем, довольно невнятно, поскольку набил полный рот.

— А заседать в суде — это вам не фунт изюму. Там ребятам надо держать ухо востро, судить по справедливости, не давать чувствам брать верх над разумом. Ведь так? А возьмем, к примеру, парня вроде тебя, Джерри. И что же будет? Ты живешь тут чуть ли не с пеленок, знаешь всех в нашем городе, да ты вынесешь приговор еще до того, как состоится суд! А этого допустить никак нельзя!

— Но ведь присяжных двенадцать человек! — пискнул Джерри.

— Так оно и есть, — кивнул Дестри. — Похоже, ты, парень, здорово сечешь во всех этих делах — сколько присяжных и все такое! Да, конечно, их двенадцать, но даже один человек может перетянуть всех на свою сторону. Достаточно одного голоса, — слышишь, ты? — чтобы суд изменил решение!

Венделл отодвинулся в сторону. В данную минуту ему меньше всего хотелось обсуждать с Дестри этот вопрос. Наконец он решился:

— Я лучше поеду, пожалуй.

— В Уом?

— Да, конечно, куда же еще?

— Ну, — вздохнул Гарри, — это, конечно, тебе решать. Поезжай, парень, надеюсь, по дороге у тебя не будет никаких неприятностей. Впрочем, такой человек, как ты, сможет дать отпор любому, я в этом нисколько не сомневаюсь!

Венделл оцепенел.

— Я уезжаю, — с трудом пролепетал он еще раз. В его голосе ясно слышался невысказанный вопрос, а кроме того — униженная мольба, что заставило девушку поднять голову и посмотреть на него совсем другими глазами.

— Приятного путешествия! — учтиво произнес Дестри.

— Но вначале мне бы хотелось сказать тебе пару слов наедине.

— A стоит ли? — возразил Гарри. — Можно подумать, я не догадываюсь? Сейчас начнешь хныкать, как тебе будет плохо вдали от родного дома, как ты привык к Уому и все такое! Нет уж, поезжай с Богом, желаю удачи!

— Я никогда не вернусь! — уныло заявил Венделл, и сердце у него тревожно забилось.

— Конечно, это было бы затруднительно — по крайней мере пока в городе не утихнут разговоры.

— Дестри! — вдруг завопил доведенный до отчаяния Венделл. — Ну хоть теперь скажи, за что ты так меня ненавидишь?

— О чем ты, старина? Какая ненависть?! Не забивай себе голову подобными глупостями! Ну, похоже, на этом все. Ты получил назад свои часы. А у меня тут полно самой аппетитной на свете ветчины, и, если еще мне позволят выкурить цигарку, я готов сидеть до вечера! Уж очень охота поговорить!

Глава 11

Венделл, шатаясь, вышел из комнаты, казалось, он вот-вот лишится чувств. Когда шаги его замерли вдалеке, в комнате воцарилась гнетущая тишина, впрочем вскоре прерванная веселым щебетанием Дестри.

— А я, знаете ли, прошлым вечером завернул к Минниверу, да так и пролежал там под деревьями битый час! Глаз не мог оторвать, красота-то какая! Луна словно блюдце, хоть сейчас и не полнолуние, все холмы видны словно днем, а старый дом как на ладони! Он был весь освещен, будто во время бала, с веранды доносилась музыка — играли на банджо, да так сладко, что я чуть не заплакал. А потом вдруг наступила тишина, раздался женский смех. Будь я проклят, эта женщина смеялась так, словно лунный свет с мелодичным звоном рассыпался по глади озера. Ну, да Бог с этим! Мне недолго пришлось любоваться красотой, потому что Джерри, похоже, не собирался задерживаться — гнал как сумасшедший. И только когда озеро осталось уже позади, я вдруг вспомнил, что в этом месте когда-то в первый раз увидел тебя, Чарли. Тебе было всего пятнадцать, и твой отец, по-моему, именно в этот день впервые разрешил тебе потанцевать. Ты помнишь?

Она взглянула ему в лицо. Губы ее слабо искривились, в глазах одновременно были и горечь, и радость.

— Конечно помню, еще бы!

— Думаю, помнишь вечеринку, но ведь не можешь помнить…

— Гарри! — перебивая его, почти закричала она. — Ну как ты можешь сидеть здесь и как ни в чем не бывало болтать о всякой ерунде, когда ты буквально выпер из Уома беднягу Джерри? Он ведь из-за тебя потеряет все, неужели не понимаешь? Неужели, по-твоему, это честно? Да по мне, уж лучше бы ты убил его, это было бы милосерднее!

— Ух ты, ну и ну! Вот так Чарли! — воскликнул Дестри, в душе которого восхищение боролось с удивлением. — Похоже, когда ты не даешь себе труда как следует подумать головой, на память приходят фразы из школьного учебника!

— Вот именно, — кивнул Дэнджерфилд. — Если бы Чарли следила за своим языком, кое-кто из ребят, глядишь, решил бы, что она из кожи вон лезет, чтобы произвести на них впечатление хорошо воспитанной леди, или привить им великосветские манеры, или еще что похлеще. Да я и сам то и дело откапываю что-то для себя новенькое, когда моя девочка берется рассуждать!

— Вы оба можете сколько угодно издеваться надо мной, — объявила девушка, слишком возмущенная, чтобы хотя бы улыбнуться шуткам мужчин, — но я на самом деле уверена, что убить Джерри было бы милосерднее!

— Так я и поступил, — тихо произнес Дестри.

И отец, и дочь при этих словах застыли, словно пораженные громом, а он не торопясь пояснил:

— Подумайте сами, ну долго ли вы будете мучиться, если пуля 45-го калибра разнесет вам вдребезги голову и вышибет из вас дух?! Я часто думал, когда сидел в тюрьме, до чего же просто убить человека или умереть! А времени для размышлений у меня было достаточно. Десять лет — долгий срок!

Они не сводили с него глаз, будто заколдованные мрачным очарованием его слов.

— Шесть, а не десять, — поправил полковник.

— У времени тоже есть свой запах. — Дестри, казалось, не отреагировал на замечание. — Как у озона, которым пахнет в воздухе после сильной грозы, а иногда как у смолы — ее запахом напоен воздух в сосновых лесах штата Мэн! Да, у времени есть свой особый запах, для меня оно пахнет железом! Что вы мне говорите о шести годах? Мне казалось, они тянулись как десять! Послушай, Чарли, порой я думал, что схожу с ума! У меня не было часов, но я слышал, как они тикали в моей голове, отсчитывая каждую проклятую секунду на моих нервах. Тик-так, тик-так! — Он грустно улыбнулся, потом отрезал еще кусок лепешки и густо намазал ее маслом. — Это нечто! — объявил с восхищением, набив полный рот. — Кстати, полковник, надеюсь, я не оторвал вас от какого-нибудь неотложного дела?

Полковник предпочел промолчать. Девушка тоже не проронила ни слова. Тогда Дестри беспрепятственно продолжил:

— Ах, нервы! Они могут доставить немало хлопот. Мне и в голову не могло прийти, что суд превратится в такую подлость. Так что с полгодика я даже вроде как отдыхал, приходил в себя после него, не думал, спал спокойно, ни о чем не волновался. Правда, не раз слышал от других: «Очень скоро это будет сводить тебя с ума». Господи, как я смеялся над этими словами! Но в одну кошмарную ночь проснулся, как от толчка.