Деревянные актёры - Данько Елена Яковлевна - Страница 6

Тут старик зацепил своим морщинистым пальцем нитку, прикреплённую к пояснице Пульчинеллы, и, нагнув коромыслице, отпустил все остальные нитки. Пульчинелла согнулся пополам так, что руки его коснулись земли.

Тогда старик выпрямил его, потянул нитку, привязанную к животу, опять опустил коромыслице, и Пульчинелла, откинувшись назад, сделал мост, как заправский акробат.

– Теперь у Мариано будет самый ловкий Пульчинелла во всей Венеции! – воскликнул гость. – Но покажите мальчугану и ваших кукол, дядя Джузеппе. Он это заслужил. Да и мне хочется взглянуть на милых деревянных актёров!

Джузеппе довольно усмехнулся и открыл скрипучую дверцу стенного шкафа. Я заглянул в шкаф и замер. Там, подвязанные на нитки, висели куклы с прямыми деревянными ножками. В полутьме, чуть задетые солнечным лучом, поблескивали позументы на бархатных кафтанчиках и бисеринки на шёлковых юбочках. Одни куклы улыбались, другие хмурились, и все глядели на меня широко раскрытыми, неподвижными глазами.

Синьор Гоцци взял в руки человечка в ярко-красном кафтане и в чёрном бархатном плаще. У него были удивлённые брови и острая седая бородка.

– Вот наш земляк, славный мессер Панталоне – добряк, болтун и простофиля! Ну разве он не похож на настоящего венецианца? – сказал синьор Гоцци и поправил на нём бархатную шапочку.

– А вот весёлый и беспечный Арлекин, родом из Бергамо. Он остроумен и глуп, прилежен и ленив, неуклюж и ловок! А как он чудесно пляшет! – Синьор Гоцци потрогал другого человечка в узком костюмчике из пёстрых лоскутков и дёрнул нитку. Тот выбросил вперед тонкую, гибкую ножку и помахал ею, как настоящий плясун.

Тут были ещё неаполитанец Тарталья с маленьким, вздёрнутым носом, учёный Доктор из Болоньи с длинным и скучным лицом, усатый Капитан с багровыми щеками, Коломбина в шёлковом платьице и много других кукол.

– Смотри внимательней, мальчик, смотри и запомни их навсегда, – сказал синьор Гоцци. – В этих весёлых героях воплотились добродетели и пороки нашего народа. Они созданы для смеха и шуток над нашим глупым, плутоватым и всё же прекрасным миром.

Мне очень понравился чёрный Мавр в белой чалме. У него были большие глаза с яркими белками и крупные красные губы. Невольно я провёл пальцами по его личику.

– Что ты делаешь? – крикнул синьор Гоцци.

Я отдёрнул руку. Верно, кукол нельзя трогать! Сейчас хозяин рассердится и прогонит меня прочь! А я не ушёл бы отсюда никогда в жизни!

– Отвечай же! – Синьор Гоцци топнул ногой.

– Я только потрогал его личико, ваша милость… – робко сказал я. – Мне хотелось бы вырезать такого Мавра, я хотел запомнить, как сделан у него нос…

– Вы слышите, Джузеппе? – заорал синьор Гоцци. – Он хотел запомнить, как сделан у него нос! У этого мальчишки врожденное чувство формы в пальцах! Недаром его потянуло к вашему лучшему произведению – к головке Мавра. Вы будете ослом, вы будете старым ослом, Джузеппе, если не возьмете мальчишку к себе в ученики и не сделаете его резчиком кукол! Кто, наконец, унаследует ваше искусство?

Джузеппе посмеивался, поглядывая то на него, то на меня.

– Я и сам подумал об этом, синьор. Мальчуган способный. Но ведь лишний рот – целый воз забот. Мне самому бывает нечего есть, и если бы не ваши переплеты…

– Пустяки! – сказал синьор Гоцци. – Вы ленитесь вырезывать простых грубых кукол для бродячих кукольников. Это – ваша воля. Но научите этому мальчишку – он прокормит и себя, и вас.

– А согласятся ли его родители?

– У меня нет родителей! – крикнул я во весь голос. – Возьмите меня к себе, ваша милость, возьмите меня к себе! Я буду вам прислуживать, буду подметать пол, носить воду, варить обед! Я буду делать всё, что вы прикажете!

– Вот видите, Джузеппе! – сказал синьор Гоцци.

Джузеппе задумчиво поскрёб себе подбородок и пристально поглядел на меня. Я испугался: сейчас он спросит, где я живу… Они узнают, что я приёмыш тётки Теренции, и отошлют меня обратно на рынок… Нет, я ничего им не скажу. Пусть думают, что у меня нет хозяйки, что я выпрашиваю милостыню и живу где-нибудь под мостом. Ведь назвал же меня синьор Гоцци «уличным бродяжкой».

Дядя Джузеппе, наверное, стал бы меня расспрашивать, но тут послышался стук. В дверь просунулась курчавая голова, и грубый голос спросил:

– Дядя Джузеппе, готов у вас Пульчинелла? Мне пора начинать представление.

– Пульчинелла готов. Входите, Мариано.

В каморку вошёл неаполитанец в зелёной куртке с позументом. Серебряная серьга болталась у него в ухе, новые сапоги скрипели. Взяв Пульчинеллу, он причмокнул губами:

– Вот это кукла! – и бережно завернул куклу в красный платок.

– Приходите, синьоры, я не начну представления без вас! – пробормотал он и вышел за дверь.

Мариано унёс Пульчинеллу. Как бы мне хотелось поглядеть на него в балагане! Возьмет ли меня дядя Джузеппе с собой на представление? Ведь за вход в балаган нужно платить, а у меня нет ни гроша.

Дядя Джузеппе надел потертую бархатную куртку, положил в карман табакерку и клетчатый платок и сказал:

– Ну, идём, мальчик!

Я чуть не подпрыгнул от радости.

– А вы, синьор Гоцци, тоже пойдёте с нами?

Синьор Гоцци поморщился.

– Нет, друг мой, не сегодня. Сейчас я пройдусь по набережной Скьявони, подышу вечерним воздухом над водой.

Мы спустились с чердака и пошли к площади Сан-Марко. Синьор Гоцци постукивал тростью по каменным плитам, ещё теплым от полуденного солнца, и говорил:

– Мариано – грубое животное. Он думает только о наживе. Народные шутки он повторяет без всякого смысла, как попугай. И всё же честь ему и слава за то, что он удержал эти шутки в своей тупой голове. Беспечные маски народных комедий исчезли со сцены настоящего театра, но их бледные тени ещё живут в балагане бродячего кукольника. Да будет благословен этот жалкий балаган.

Наступали сумерки. В городе зажигались ранние жёлтые огни. Из окон над каналами доносилась музыка. Синьор Гоцци был похож на большую грустную птицу.

В БАЛАГАНЕ

– Сюда, добрые дамы и почтенные господа! Спешите сюда, мальчики и девочки! Сегодня султан Аладдин спляшет волшебный танец. Сегодня плутовка Смеральдина запрячет монаха в сундук. Сегодня Пульчинелла покажет чудеса чёрной магии. Идите все смотреть на Пульчинеллу-чернокнижника!

Так кричал Мариано, зазывая народ в свой балаганчик. Долговязый парнишка бил в бубен и звенел колокольчиками. На афише у входа было написано кривыми буквами:

Зрители, смеясь и толкаясь, протискивались в узкую дверь. Я ухватился за полу Джузеппе и пролез вместе с ним в балаганчик.

Два фонаря бросали тусклый свет на деревянные скамейки, на толпу нетерпеливых ребят и на заплатанную, сшитую из пёстрых лоскутков занавеску в глубине балаганчика. Мы уселись на краю скамьи. Скоро театрик наполнился зрителями – яблоку негде было упасть.

Долговязый парнишка зажег сальные свечи перед занавеской и потушил фонари. Трижды прозвенел гонг. У меня сердце замерло: сейчас начнется. В темноте заиграла скрипка – так весело, что мне захотелось плясать.

Четырёхугольный лоскут посреди занавески взвился кверху, открывая маленькую яркую сцену с семибашенным замком в глубине. Тотчас же на сцену вышел смешной, пузатый человечек. Я прыснул со смеху. Никогда ещё я не видел такого толстяка. Его туловище в полосатом балахончике было похоже на бочонок. Над бочонком торчала маленькая головка в колпаке с бубенчиками. Бочонок важно выступал, покачиваясь на тонких ножках.