Тропа Джексона - Брэнд Макс - Страница 35

Джесси натянул поводья, и толстяк, приятно улыбнувшись ему, кивнул:

— Как поживаете?

— Здравствуйте, — ответил Джексон. — Клюет?

— Пока нет, — сообщил рыбак. — Рыба еще только думает, клевать ей или нет. Она как женщина. Сколько приходится умасливать, пока добьешься своего, если добьешься вообще…

— Я и сам замечал такое за девушками, — согласился Джексон.

— Да уж! Вот и рыба так же, — глубокомысленно заметил толстяк и добавил: — Только мыслитель может рассчитывать на хороший улов.

— Мыслитель? И вы мыслитель? — удивился Джексон.

— Самую малость, — признался рыбак с улыбкой, которая никак не соответствовала глубокомысленности его замечаний. — Я и мыслитель, и любитель посидеть на одном месте. Чем дольше сижу, тем больше думаю, а чем больше думаю, тем дольше сижу. Это работает как в одну, так и в другую сторону.

— Место для размышлений вы выбрали самое подходящее, — заметил Джексон. — В такой жаркий день если где-то и можно думать, то только в тени.

— Да, сэр, — согласился его собеседник. — Я вот тут наблюдаю за большой жирной форелью, которая лежит на дне и мечтает о прохладе горного ручья, обмахивая себя плавниками, как веером, и пытаюсь войти с ней в контакт. Вижу, как блестит ее спина в лучах солнца, которые насквозь просвечивают пруд. Эта форель тоже мыслитель, но мы с ней пока никак не можем найти общего языка.

— Может, из-за того, что она не понимает испанский? — предположил Джексон. — А мне кажется, что вы думаете на нем.

— Не буду отрицать, испанский — мой родной язык. — Толстяк не мог скрыть своего удивления. — Я забрел в эти края, прожив долгое время в мексиканском захолустье. Там жизнь течет неторопливо. Бывали в Мексике?

— Довелось, правда недолго.

— Ну и как, понравилось?

— Я испытал приятное чувство истомы и лени, в глуши, конечно, — осторожно ответил Джексон.

— Ага, но эта тишь да гладь всего лишь видимость. Там опасность подстерегает на каждом шагу, — возразил рыбак. — Никогда не знаешь, с чем стоят у тебя за спиной — с ножом или с пушкой. В разгар ночи за тобой следят десятки глаз, чтобы такой джентльмен, у которого нервишки не в порядке, как у меня, мог чувствовать себя спокойно. Я человек слишком впечатлительный.

— Вот бы не подумал, что вы можете пожаловаться на нервы!

— Ничего удивительного, — сообщил толстяк. — Ваше впечатление сложилось из-за того, что я малость толстоват. А люди ужасно заблуждаются насчет толстяков, всех нас причесывая под одну гребенку. Считают, раз у толстых под кожей слой жира, то все нервы у них в нем как бы погребены. Но они, сынок, у всех людей уходят окончаниями в кожу.

— Да, пожалуй, мне не мешает запомнить ваши слова, — не замедлил откликнуться Джексон. — Значит, вы приходите сюда, чтобы посидеть в тиши и успокоиться?

— Попали в самую точку, — пустился в дальнейшие объяснения словоохотливый толстяк. — Действительно, здесь я прихожу в себя, пока думаю сам и пытаюсь догадаться, о чем думают рыбы, чтобы вступить с ними в контакт. С тех пор как я набрел на этот пруд, мне даже жить стало несравненно легче.

— А живете вы поблизости? — полюбопытствовал Джексон.

— Ага, не очень далеко. Мне удалось заполучить неплохое местечко. Там многого недостает, зато оно спокойное. Вот только далековато ездить на рыбалку, я имею в виду не сюда, а на настоящую… А вы, вероятно, для поездок чаще всего используете этого скакуна, что под вами?

— Да, — ответил Джексон. — Он славный мерин. У него хороший ровный шаг, да и выносливости ему не занимать. Впрочем, моя лошадь ничем не лучше вашей, как мне кажется.

Толстяк удивленно вскинул брови и повернул голову. Однако его лошади нигде поблизости видно не было. Он снова повернулся к Джексону и спросил в недоумении:

— Что заставило вас сказать такое? Вы же не видите моей лошади, не так ли?

— Нет, — признался Джексон. — Но готов махнуться с вами лошадьми не глядя.

Толстяк нахмурился. Однако его добродушие очень скоро к нему вернулось, и улыбка, как он ни старался ее подавить, опять появилась на губах.

— Вы рисковый парень, не так ли? — предположил он.

— Ничуть, — возразил Джексон. — Вовсе нет. У вас отличная лошадь вон там, вдалеке. — И Джексон указал рукой.

— Не стану отрицать, что это не так, но и не соглашусь, что так, — уклончиво отреагировал толстяк. — Могу только позавидовать джентльмену, у которого глаза как рентгеновские лучи, способные разглядеть лошадку через толщу деревьев и кустарников.

— Рентгеновские лучи здесь ни при чем, — сознался Джексон. — Знаете, как говорят: льва можно узнать по лапе.

— Ну и что вы хотите этим сказать?

— Ну то, что одно вытекает из другого. Все взаимосвязано, вот что я имею в виду.

— Никак намек на то, что я сам навел вас на мысль о том, какая у меня лошадь? Вы об этом, что ли, сынок? — произнес толстяк с улыбкой.

— Судите сами, — начал объяснять Джексон. — Когда вы видите фургон, вы можете сказать, какая понадобится лошадь, чтобы сдвинуть его с места? Так же и с человеком. При его виде нетрудно догадаться, какая ему нужна лошадь.

— А что, разве жилистая рабочая кляча, которая ходит под плугом, не выдержит мой вес? — поинтересовался рыбак.

— Вам вполне могла бы подойти рабочая лошадь, — не стал лукавить Джексон. — Но, насколько я могу судить, ее быстрота вас не устроила бы.

— Гм, — кашлянул его собеседник. — Сдается, вы знаете массу вещей, молодой человек. — Если так пойдет и дальше, то, может, скажете и какой масти моя лошадь?

— Что ж, извольте, — огорошил его Джексон. — Думаю, что вам по вкусу яркие цвета. Как насчет пегой?

— Эх! — только и смог вымолвить толстяк, настолько изумившись, что опустил руки вместе с удилищем, и его конец опустился в воду.

— А еще рискну предположить, что это рыжая лошадь с большим пятном на левом боку, — добил его Джексон.

Рыбак привстал со своего пня и тут же медленно на него опустился.

— Вы знали, какая у меня лошадь, ведь так? — сузил он глаза. — Да и меня, выходит, знаете?

— Никогда в жизни вас не встречал, — заверил его Джексон. — Но, как я уже сказал, одно вытекает из другого. Льва можно…

— Ох, к черту всю эту тягомотину! — прервал его толстяк. Улыбка исчезла с его лица. — И вы утверждали, что мне нужна лошадь, годная для долгих поездок, так?

— Не совсем так, речь шла о быстроте. Но и это я тоже могу утверждать с полной уверенностью. — Джексон вовремя заметил подвох. — Об этом нетрудно догадаться.

— А я вот никак не врублюсь, — заявил его собеседник. — С чего это вы так решили?

— Из-за шрамов, которые оставил ветер на вашем лице.

— Шрамы… от ветра?!

— А то как же! Вы же не могли получить их в сражении, так как, по вашим словам, вы мирный человек, драки вам не по нутру. Ради тихой жизни даже покинули Мексику. — Джексон одарил рыбака одной из своих лучезарных улыбок и продолжал: — Отметка на вашем ухе выглядит так, словно в это место вас поцеловала пуля сорок пятого калибра. А эта маленькая белая зазубрина на щеке похожа на след от ножа, зажатого в быстрой руке. Но так как этого не может быть, вот я и предположил, что их надул ветер. А он откуда? Вывод очевиден — у вас слишком быстрая лошадь. Теперь видите, ничего загадочного, ничего таинственного!

— Ага, вижу, — протянул толстяк, пристально вглядываясь в черную поверхность пруда, но думал при этом явно не о форели, так как удилище уже уплыло от него на целый ярд. И добавил, переходя на «ты»: — Выходит, и ты тоже в некотором роде мыслитель.

— О нет! — возразил Джексон. — Просто вижу, как одно вытекает из другого.

— Откуда же ты узнал, какого цвета моя лошадь?

— На внутренней стороне вашей правой штанины — рыжие волоски, на левой — белые.

Вздрогнув, толстяк оглядел свои ноги. Потом, насупившись, перевел взгляд на Джексона:

— Ты, сынок, никак вставил в глаз стекло от телескопа.

— Нет, это просто выработанная годами привычка замечать мелочи, — объяснил парень.