Семь троп Питера Куинса - Брэнд Макс - Страница 9

Возможно, прежде всего благодаря тому, что Питер был еще очень молод, а юнцу свойственна доля самонадеянности. Но как бы то ни было, он мысленно клялся, что постарается сделать для Мэри все, что в его силах. Простая жалость уступила место более заботливым мыслям; на него вдруг нахлынула такая волна смешанной с грустью нежности, что он сам поразился охватившему его чувству.

В полдень они пообедали жареными белками, которых из револьвера Томаса настрелял опытной рукой Питер.

— Что будем делать, когда нас нагонит дядюшка Дэн? — дрожа от одной мысли, воскликнула Мэри. — Что будем делать, когда нас арестуют за кражу…

— Сдается мне, что дядюшка Дэн больше никогда тебя не тронет, — заверил ее Питер.

— Ты уверен?

— Если мы расскажем о его делах, ему от позора придется убираться из этих мест.

При всей видимой уверенности, он всю дорогу поглядывал назад. Только к вечеру они добрались до деревни, стоявшей у железнодорожной ветки, идущей в Кинси-Сити. И только теперь, когда они ехали по улице, пересекая полосы света, лившегося из незавешенных окон и открытых дверей, Питер почувствовал, что игра выиграна, и ослабил бдительность. Они записались в засаленной книге постояльцев крошечной гостиницы; Питер прочел, что ее зовут Мэри Ингрэм, а она в свою очередь узнала, что он — Питер Куинс.

— Полагаю, — заметил портье, — вам нужны смежные номера, поболтать через стеночку?

Питер взглянул на девушку: как она среагирует на сальный намек? Удовлетворенно отметил, что, правда, чуть покраснев, Мэри не уделила пошляку ни малейшего внимания, изобразив, что в упор его не видит.

— Можешь оставить свои предположения при себе, — ответил с достоинством Питер, ставя портье на место.

Мэри не возвращалась к этой теме и когда они сидели за столом, только украдкой бросала на Питера, будто он уже принадлежал ей, ласковые взгляды. Время от времени смущенно краснела, хотя ничего такого за столом не говорилось. Питеру она казалась очаровательной, еще более прелестной, чем прежде; и после ужина он предложил ей прогуляться, словно позади не было изматывающей езды и полного тревог и волнений дня! И хотя тела налились усталостью, сердца их радостно трепетали; ноги с трудом плелись по солончаковой пыли, а глаза мечтательно блуждали по звездному небу. Выйдя за деревню, они оказались у заросшего молодыми деревцами небольшого пригорка. Ласково играл листьями теплый ветерок.

Мэри остановилась, и Питер невольно прикоснулся к ней. Счастливо, с каждым ударом все чаще, забилось сердце.

— О Питер Куинс, — прошептала она наконец, — я… думаю, что у тебя самое подходящее имя.

— Мэри, почему?

— Потому что оно не такое, как у других… и ты не такой, как другие.

— Чем же я не похож на других, Мэри?

— Уверена, любой другой на твоем месте давно бы меня поцеловал.

Он поймал ее, но она вывернулась и убежала прочь. Питеру всем сердцем хотелось побежать за ней. Но интуиция заставила сесть на камень и не двигаться. Он повиновался инстинкту. Мэри тем временем еле различимой в свете звезд тенью нерешительно двигалась поблизости.

— Мне так хочется тебя догнать, — произнес он.

— Нет, нет, — то ли с досадой, то ли с презрением ответила девушка. — Ты, Питер, слишком ценишь себя.

— Но представь, что я погнался бы и… напугал тебя, Мэри?

Мэри, как и подсказывала ему интуиция, стремительно вернулась к нему.

— Питер Куинс, — воскликнула она, — у тебя золотое сердце! — Он не помнит, как она оказалась в его объятиях, — он ее целовал и чувствовал ее дыхание, такое же нежное и теплое, как ветерок в раскинувшихся над ними ветвях тополей. — Кому на всем белом свете я могу довериться, — шептала она, — если не тебе, Питер, милый?

А что промелькнуло в причудливом сознании Питера? Исступленная нежность? Нет, в самой глубине души звучали слова: «Никогда не беги за девицей, сама к тебе вернется». Но вслух он сказал:

— Когда этим утром я увидел тебя, мне показалось, что только начинаю жить — что это первый настоящий день в моей жизни!

— Питер, а когда я увидела твои чистые голубые глаза, то сразу поняла — все печали остались позади. Милый, мне кажется, что я любила тебя всю жизнь!

Они медленно, очень медленно, минуя вереницу домов, направились обратно к гостинице.

— У меня ни гроша за душой, — признался Питер. — Тебя это не страшит?

— Конечно нет! Мы молоды и полны сил. Вот наше богатство, милый!

В открытое окно до них донеслись громкие голоса. Они невольно заглянули в окно и увидели ссорившуюся пожилую пару. Мужчина стоял посередине комнаты и, доказывая свое, стучал кулаком о ладонь, а она, раскачиваясь в кресле-качалке, поджав губы, делала вид, что шьет, на самом деле тыкая иглой куда придется.

— Будь я проклят, до чего мне все это надоело! — кричал муж. — Каждый день с утра до ночи работаю как проклятый, а прихожу домой, мне не находится даже улыбки; ничего, кроме придирок: почему мало зарабатываю, почему не скопил больше, когда купим Анни пианино?

— Я уже больше не надеюсь услышать от тебя ничего путного, — прервала его жена. — Ты говоришь так, будто я прошу для себя. Нет, не для себя. Прошу для твоей кровиночки — собственной дочери. Неужели она не имеет права устроить свою жизнь?

— У нее возможности не хуже, чем у всех.

— Ни о чем не думаешь, кроме собственных удовольствий — мягко спать да сытно есть.

Мэри потянула Питера за руку.

— Ужасная женщина! — прошептала она. — Пойдем, нечего ее слушать.

«Почему она боится слушать? — шагая с ней в обнимку, думал Питер. — В книгах пишут, что женщины любопытны, и, судя по тому, что мне о них известно, они действительно любопытны! А вот она не пожелала наблюдать типичную семейную сцену. Должно быть, не хотела, чтобы слышал я. А не хотела, чтобы слышал, потому что я мог плохо, подумать о женитьбе. Вот оно что! Выходит, она умна и умеет скрывать, что у нее на уме!»

Такие мысли пронеслись в голове Питера, пока они шагали дальше; Мэри говорила без умолку, но он воспринимал ее болтовню вполуха. Она убеждала его, что в их совместной жизни не будет таких размолвок, какую они только что видели. Их любовь будет на всю жизнь, и они до самого конца сохранят нежность друг к другу. Так они дошли до двери ее номера в гостинице, но здесь, оглядев коридор и убедившись, что их никто не видит, она вдруг прильнула к нему, подняв на него полный отчаяния взгляд.

— О Питер, Питер, — тихо воскликнула Мэри, — если я сейчас расстанусь с тобой, боюсь, что утром тебя уже не увижу. Мне чудится, что судьба подарила мне всего лишь один счастливый день с тобой. У меня страшное предчувствие, что никогда больше не увижу солнечный луч в твоих светлых волосах и не встречу взгляд твоих смеющихся глаз.

Он нежно обнял ее, чувствуя себя умудренным жизнью мужчиной, которому доверили бремя забот об этом слабом существе.

— Мэри, дорогая, — шептал Питер, — я буду любить тебя всю жизнь и не оставлю ни на день.

— Ну посмотри… посмотри на меня!

Она взяла в ладони его голову и повернула лицом к свету. Долго молча изучала его восхищенным и в то же время горестным взглядом, потом, вздохнув, отпустила и тихо скользнула за дверь. Питер двинулся было следом, пытаясь понять, что она имела в виду, но в замке щелкнул ключ. Он шепотом позвал ее, однако через некоторое время услышал глухие всхлипывания и понял, что она, уткнувшись лицом в подушку, плачет.

Очень странные создания эти женщины. Разрыдалась в тот самый момент, когда только что оба признались друг другу в любви! Здесь уместно заметить, что парня до глубины души тронули ее чувства. Но перед вами не роман, а правдивое описание жизни Питера Куинса. На самом же деле Питеру ни капли не льстила мысль, что он так глубоко задел сердечные струны девушки. Сам он словно охмелел. Ему сейчас требовался друг, которому он излил бы свои чувства, а поскольку в этом поселении он никого не знал, то, вполне естественно, спустился во двор и отыскал в загоне позади конюшни своего коня. Жеребец стоял один; он не жевал корм, не лежал, отдыхая после тяжелого дня, а, подняв голову и раздув ноздри, застыл словно блестевшее в свете звезд мраморное изваяние и глядел поверх ограды корраля… куда?