Песнь хлыста - Брэнд Макс - Страница 24

— Угу, — промычал Кид.

Танцовщица взмахнула кулачком перед самым носом размякшего от еды Монтаны:

— Кроме того, она добрая. Подумать только, Леррас — и вдруг добрая!

— Угу, — пробормотал Кид.

— И такая щедрая, — изменившимся голосом продолжала Розита, — что подарила тебе собственное кольцо с печаткой. — Девушку всю затрясло; ее серьги, вздрагивая, сверкали в лучах света.

Монтана поднял руку, растопырил пальцы и с сонным безразличием посмотрел на кольцо:

— Это так, — и снова закрыл глаза.

Рот Тонио скривился в усмешке. При виде гневного лица Розиты в его душе возникло чувство злобного удовлетворения. Но прежде чем девушка снова обрела дар речи, с вершины скалы, на которой сидел Ороско, донесся тонкий, похожий на клекот ястреба крик. Это Ороско подавал сигнал, размахивая руками по направлению к северу.

Неужели снова люди Лерраса?

Однако если они вздумают карабкаться вверх среди скалистых расщелин, то разбойники окажут им достойный прием.

Поднявшись на ноги, Тонио увидел далеко внизу торопливо поднимавшегося в гору всадника. Неожиданно всадник сорвал с головы сомбреро и замахал им.

— Кажется, это Роблес, — определил Вильяхен. — Но почему один? А где остальные? Где Рубрис?

— Наверное, отправились куда-нибудь в другое место и ждут нас, — предположил Тонио. — Наш Рубрис растолстел и теперь не любит взбираться в гору.

— Думаешь, если ты меньше его размерами, то уже резвее горного козла? — резко оборвал его Вильяхен.

Тонио еле сдержался. Он долго отсутствовал в банде, и здесь, видимо, забыли, каков у него характер. Что ж, придется напомнить и проучить этого Вильяхена.

На край плато, погоняя коня, выбрался Роблес. Снятое с головы сомбреро выпало из его рук и покатилось по земле, но он не обратил на него никакого внимания.

Это выглядело странным, поскольку мексиканцы дорожат своим сомбреро гораздо сильнее, чем древнегреческие воины своими щитами. Однако Роблес продолжал приближаться, держась обеими руками за луку седла.

И тут Тонио заметил, что весь бок у Роблеса залит кровью. Вильяхен бросился к раненому, помог спуститься на землю.

В напряженной тишине все столпились вокруг, один лишь Кид, почти заснув, так и остался лежать под деревом. Наконец Роблес прохрипел:

— Погибли! Все погибли! И Рубрис тоже! Он мертв…

Глава 17

Имя Рубриса проникло сквозь пелену сна, заставив Монтану очнуться и протереть глаза. Розита, пытаясь успокоить его, принялась приговаривать, словно маленькому:

— Тут уже ничего не поделаешь, милый. Ничего… Бедный Матео! Он должен был когда-нибудь погибнуть…

Не обращая на нее внимания, Монтана одним прыжком вскочил на ноги.

Роблес сидел на камне, зажав рукой рану на груди и качая головой; по тыльной стороне его ладони продолжала медленно сочиться кровь. Кид, взяв парня за длинные волосы, заставил его поднять голову и посмотреть на себя.

— Что ты сказал про Рубриса?

— Он убит! — пробормотал мексиканец. — Убит….

— Ты лжешь! — воскликнул Кид. — Ты бросил Рубриса и бежал, как трусливый койот, но он все равно прорвался. Все Леррасы в мире вместе со своими наемниками не смогут убить его. Роблес, скажи правду! Ты же не видел, как Матео убили?

Роблес, все еще покачивая головой, отсутствующим взглядом блуждал по лицу Монтаны, словно никогда раньше не видел этого красивого, загорелого человека.

— Он мертв, — повторил разбойник. — Мертв, сеньор. И больше никогда не поведет нас в бой!

Монтана выпрямился. Затем сдернул с головы сомбреро, однако не в знак скорби по убитому, а просто в замешательстве. Свежий утренний ветерок холодил ему лицо. Мексиканцы с любопытством следили за ним. Гибель Рубриса была для них невосполнимой утратой, но этот высокий гринго — его близкий друг. В горах и по сей день слагали легенды о долгом соперничестве Монтаны и Рубриса, закончившемся дружбой; забравшись на высокогорное плато, можно было услышать, как овечьи пастухи распевают о ней баллады, в которых говорилось, что, несмотря ни на что, каждый из них готов был отдать жизнь ради другого.

И вот теперь разбойники наблюдали, как побледнел Монтана, как крепко он стиснул челюсти, будто готовился к удару. Но только и всего.

— Сними рубаху, Роблес, — велел Кид.

— Не стоит, сеньор. Я умираю. Вместе с кровью из меня вытекает сама жизнь.

Не слушая его, Монтана взялся за ворот его рубашки и, сильно дернув, стянул ее с парня, руки раненого вывалились из рукавов словно безжизненные плети. Теперь он сидел обнаженным до пояса. Пастух подошел поближе и, пожав плечами, перекрестился. Теперь он своими глазами увидел, чего стоит свобода, которой он так восхищался.

Монтана приподнял раненого и положил на спину, затем, скрестив ноги, уселся рядом. Пуля задела грудь Роблеса, срикошетив в сторону; она прошла поверх ребер, оставив за собой длинный рваный след, из которого сочилась кровь.

— Мария! — позвал Кид.

Старуха подошла и осмотрела рану.

— Тут нужен священник, а не я, — сказала она.

— Достань из своего мешка нитки и иголку, — велел ей Кид, — и сшей края раны как можно крепче, чтобы он не истек кровью… Принесите мне бренди и подложите ему под голову седло и попону… Ты слышишь меня, Роблес? Твоя рана оказалась обыкновенной царапиной.

— Но она зацепила меня за самое сердце, — возразил Роблес.

— Вовсе нет. Если в тебе осталось хоть немного мужества, то ты еще поживешь. На, хлебни-ка бренди. Ты готова, Мария? Тогда начинай. Втыкай иголку поглубже… стягивай края раны. Вот так. Хлебни еще, Роблес. Ага, в тебе еще есть порох!

Роблес крепко стискивал зубы, когда игла снова и снова пронзала его плоть. Лицо разбойника посерело от боли. Несмотря на утреннюю прохладу, на нем выступили крупные капли пота.

— Думай о чем-нибудь другом, — посоветовал Монтана. — А то, если будешь сжимать зубы с такой силой, потеряешь сознание. Давай немного поговорим. Расскажи мне о Рубрисе.

— В темноте… — начал Роблес. — Мы ехали в темноте… Где-то светила луна… но там, где мы находились, было темно. В ущелье… Выл ветер… Лошади прижимались к скале, и эхо разносило стук их копыт. Как мы могли забыть о том, другом каньоне, с запада? Топот конских копыт заглушал все остальное; от него заложило наши уши… А потом я увидел, как они вылетели из западного ущелья и хлынули на нас лавиной. На мгновение луна осветила их. Во главе всадников я успел разглядеть жандарма, Бенито Халиску, а рядом с ним — красавчика дона Эмилиано. И тут ураганом засвистели пули… О Господи! У них были многозарядные ружья. Для прицельной стрельбы было слишком темно, но они палили не переставая. Их было двадцать против нас четверых… Первым залпом они смели нас. Меня в грудь словно мул лягнул. Я свалился с этого проклятого мустанга. Потом поднялся, голова моя шла кругом. Я видел, как Рубрис соскочил с убитого жеребца; слышал его голос, гремящий как водопад… Ох-хо, как тяжело вспоминать! Но тут Рубрис опять упал… Я видел, как на него наехал Халиска, и как только тот снова поднялся, сбил его с ног.

— Халиска сбил его с ног? — весь подавшись вперед, словно впитывая в себя каждое слово, повторил Монтана. — Продолжай, дружище!

— Мимо меня пробежала лошадь. Сбоку у нее болтались поводья, я ухватился за них. Меня рывком сдернуло с места и потащило. Оказавшись в тени больших валунов, лошадь остановилась. Я вскарабкался в седло. Удаляясь, слышал, как вдогонку палили ружья, но потом перестали. Они все посходили с ума от радости, требуя смерти Рубриса.

— Словно стервятники! — подсказал Монтана.

— Да… да… стервятники! — прохрипел Роблес.

— Вильяхен! — позвал Кид.

Тонкий словно лезвие ножа разбойник, сразу же возник перед ним. Опустившись на колени, посмотрел на Роблеса, потом на Кида.

— Куда ты теперь направишься, Вильяхен? — спросил Монтана.

— Как можно дальше отсюда. В Мексике хватает мест, куда можно податься. Мы потеряли нашего вожака, сеньор. А когда нет наседки, то ястреб очень скоро добирается и до цыплят.