Мчащиеся мустанги - Брэнд Макс - Страница 4

Капра посмотрел на спокойное улыбающееся лицо Тома. Переглянулся с мальчишкой. Тот презрительно стрельнул глазами в сторону шагавшего между ними парня. Они свернули прямо в глубь длиннохвойного соснового леса. Когда-то здесь стоял еловый лес, пока по нему не прошелся огонь, оставив на месте пышной красоты черные скелеты. Среди уродливых стволов постепенно выросли длиннохвойные сосны — резерв и авангард леса, заполняющий бреши в его рядах и прокладывающий путь другим породам. Капра двинулся по мрачным зарослям, пока не выбрался на маленькую глухую поляну. Когда-то здесь стояла охотничья избушка — были все еще видны оставшиеся от фундамента и очага камни. Здесь Капра остановился.

— Стрелять умеешь? — поинтересовался у Тома.

— Стреляю немного.

Капра достал из висевшего у колена седельного чехла длинноствольную винтовку, непохожую на винчестер. Том Глостер открыл затвор, спокойно осмотрел оружие:

— Из этой смогу.

— Вон там, на верхушке, ворона, — показал Капра.

Поняв, чего от него хотят, Том посмотрел на птицу. Далековато. Уверенно поднял винтовку и выстрелил. Тяжело захлопав крыльями, птица с карканьем взлетела с дерева, но пара черных с прозеленью перышек, кружась, спустилась на землю.

— Когда он стрелял, ветром качнуло ветку, — заметил мальчуган.

— Люди крупнее ворон, — зевая, заметил Капра. — Так вот что, молодой человек. Я завернусь в одеяло и улягусь вон под тем деревом. Я по-настоящему не спал… наверно, год. Сегодня буду спать. А ты меня покарауль! — В его глазах стояла мучительная усталость.

— Покараулю, — заверил Том Глостер.

— Шевельнется лист, мелькнет тень, хрустнет ветка — сразу буди!

— Хорошо.

Завернувшись в одеяло, Капра улегся под деревом и мгновенно уснул. С каждым выдохом из его груди вырывался стон, будто от тела отлетала душа.

Мальчишка улегся под тем же деревом. На мгновение присел, внимательно глядя на Глостера, потом, распластавшись на земле, тоже моментально уснул.

Тому было очень странно наблюдать за ними, но теперь он понимал, почему у них такой измученный вид. Это была смертельная усталость, неодолимое желание спать.

Час тянулся за часом, тени от деревьев передвигались, спящие не шевелились, а Том сидел как изваяние. Находясь на посту, он словно читал раскрытую книгу. Отметил на молодой сосенке шрам от молнии, наблюдал, как ловко перелетают с дерева на дерево две белочки, одна из них свалилась вниз, но уцелела, распушив хвост, следил за распластавшейся на буром камне коричневой ящеркой, которая медленно, как часовая стрелка, передвигалась вслед за солнцем, слушал щебетание птиц, то слабое, отдаленное, то громкое, над самой головой. Но его ухо не уловило ни звука, который бы свидетельствовал о присутствии человека.

Понемногу сгущались сумерки, в лесу стало прохладнее. Зевнув, сел Капра. Тут же поднялся мальчишка. Затуманенными от сна глазами оба посмотрели на Глостера. Затем, не мешкая, поднялись на ноги и вскочили на коней. Глостер поймал в ладонь пятидолларовый золотой. Никогда еще он не держал в руках таких денег.

— Это тебе, а не твоим домашним, — уточнил Капра.

Сверкнув глазами, мальчишка безжалостно добавил:

— Все равно не сохранишь! Отнимут! — и рассмеялся со злой издевкой в голосе.

— Ты подарил мне добрую лошадь, подарил хороший сон, — сказал Капра. — Да вознаградит тебя за это судьба!

И всадники скрылись в лесу.

Глава 4

ЗОЛОТОЙ

Торжественность, с какой были сказаны последние слова, запала в душу Глостера. Словно бы среди праздного разговора один из собеседников вдруг самым серьезным образом излил свою душу. Будто в глухом молчании леса прозвучали церковные колокола.

В голове Тома один за другим возникали важные вопросы. Кто эти двое? Из каких они стран? В какие края направляются? Глостеру казалось, что незнакомцы прибыли с другой планеты, и он никак не мог представить, куда теперь держат путь. Солнце садилось. Он не спеша побрел домой. По пути повстречал скачущего на мустанге в город старшего брата. Увидев Тома, тот осадил коня и крикнул:

— Выполнил работу?

— Да.

— Получил пять долларов?

— Да. Вот они.

— Давай-ка сюда! В городе сгодятся!

Том протянул было руку, но тут вспомнил последние слова мальчишки и положил блестящую золотую монетку обратно в карман.

— Пожалуй, оставлю себе.

— Вот это нахал! — воскликнул Джим. — Давай сюда, а то схлопочешь плетки!

Он направил коня на Тома, но тот, схватив его за уздечку, шагнул ближе и взял брата за колено. Во всей округе не было парня здоровее и задиристее Джима, но у Тома не выходили из головы слова мальчишки. Потому он с хладнокровным любопытством посмотрел брату в глаза:

— Зачем они тебе?

— Как зачем? Ну и осел! Кто о тебе заботится? Кто тебя бережет? Кто за тебя думает? Кто, кроме меня и остальных? И это благодарность за все?! Как видно, в твоей жалкой душонке нет ни капли благородства.

— Выходит, ты меня ненавидишь? — удивился Том.

— Не хватало еще ненавидеть такую букашку! Отпусти уздечку, живо!

Он дернул за узду. Это было равносильно тому, чтобы оторвать от земли железный столб, потому что Том мертвой хваткой держал кожаные поводья.

— Эти деньги заработал не ты, — произнес твердо.

— Пропади ты пропадом со своими рассуждениями! — крикнул Джим.

Том отпустил руку, и брат, пришпорив коня и изрыгая проклятия, поскакал прочь. Этот верзила и грубиян вдруг показался Тому не таким уж грозным. Чем-то вроде птички, выпущенной из его, Тома, ладоней.

Эта мысль позабавила парня и заставила задуматься. Поглощенный ею, он долго стоял на месте, ничего не замечая вокруг. Позднее в памяти остался только терпкий запах вики с ближайшего поля.

Когда Глостер-младший дошел до дому, ему показалось, что он видит его впервые. Точнее, видел, конечно, раньше, но как бы во сне, а теперь даже в сумерках картина стала реальной. Домишко был так мал, что казалось непонятным, как в нем помещаются девять человек. Раньше он никогда об этом не задумывался. По одну сторону от дома раскинулся огород, оттуда шел запах поздней капусты; по другую был клочок земли под люцерной, орошаемый с помощью скрипучего ветряка. Перед воротами стоял высокий вяз, слева от него — смоковница. Смоковница с вязом образовали на фоне неба высокую зеленую арку. Том впервые оценил их размеры.

Обойдя вокруг строения, он прошел на задворки, где высилась огромная — выше дома, выше сараев, выше деревьев — куча хвороста и корней, которые он натаскал из долины.

С погруженного в темноту заднего крыльца раздался резкий голос:

— Опять опоздал к ужину. Получил пять долларов?

— Да.

— Надо было взять с него шесть — работал допоздна.

— Не допоздна, шел домой не спеша.

— Что так?

— Думал.

— Значит, бездельничал. Давай деньги!

— По дороге встретился Джим. Хотел их взять.

— Проклятие! И что, отдал ему? По какому праву?

— Я не отдал, — признался Том.

— Не отдал? Тогда чего болтаешь? Что он сказал?

— Вырвался из моих рук.

— Что ты хочешь сказать? Как это — вырвался из твоих рук?

— Как отпущенная птица.

— Ну на тебя сегодня нашло, как еще никогда! Давай гони денежки!

— Ты только что сказал, что у Джима на эти деньги нет никаких прав.

— Ну и что?

— А какое у тебя право?

Молчание, тяжелое дыхание; грязное ругательство.

— Значит, на меня идешь, молокосос…

Спрыгнув с крыльца, отец подошел к Тому. Он был ростом выше сына. Могучая фигура, отцовский авторитет, годы — все было за него. Глава семьи опустил руку на плечо Тома, парень напряг мышцы, и отцовская рука вяло скользнула с плеча.

— Черт побери, — пробормотал мистер Глостер, — кого ты наслушался? Кто вбил такое в твою пустую башку?

— Смоковница.

— Что?

— Еще вяз.

— Такой чепухи я от тебя еще не слыхал!

— Если посмотришь на эту кучу… — начал Том.