Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Юденич Марина - Гость Гость

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Гость - Юденич Марина - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Вот об этих письмах и рассказала Петру Лазаревичу, который в ту пору предпочитал называть себя Питом, безоглядно влюбленная в него юная женщина, пытаясь удержать ускользающего возлюбленного. Он выслушал ее без особого интереса и будто из вежливости, вскользь задал несколько уточняющих вопросов. К этому времени ею начинало уже овладевать настоящее отчаяние – он все явственнее тяготился их связью, на редких теперь свиданиях отбывая словно некую повинность, мог легко повысить на нее голос или, придравшись к какой-нибудь мелочи, уйти, громко хлопнув дверью. Она корила себя за эту глупую историю с письмами, которыми она надеялась удержать его интерес, – он просто не обратил на них никакого внимания. Она даже представить себе не могла, как сильно ошибается.

Он пропадал уже почти неделю, и она отчетливо поняла – все кончено, но произошло чудо – он появился. Чудо, однако, было не в этом – он появился прежним – влюбленным, предупредительным, остроумным, страстным, безрассудным. Он потащил ее в ресторан, в настоящий ресторан в Домжуре, не в какую-нибудь шоколадницу на Октябрьской, в такси он целовал ей руки, потом переворачивал их ладонями вверх и прятал лицо в ладонях, глубоко втягивая воздух, словно спеша надышаться запахом ее рук, он заказал шампанское и черную икру, он купил чайную розу, попросил официанта поставить ее в бокал с вином и преподнес ей, опустившись на одно колено, – люди за другими столиками им завидовали, и она плыла по теплым искрящимся волнам счастья, покинув все реальные измерения.

– Они правда возьмут тебя? – Он только что поведал ей, как долгое время решался вопрос о приеме его в штат одного из самых популярных московских еженедельников, какие интриги плели вокруг этого события его враги, как он дергался и психовал из-за этого («Прости, тебе тоже досталось и ни за что. Но ты выдержала, ты ведь сильная у меня»).

– Теперь – да, вопрос почти решен.

– Почти?

– Ну, знаешь, там же ничего не решается без… – он назвал имя известной журналистки, заместителя главного редактора, дамы, по слухам, крутой и своенравной, – я, правда, говорил с ней, и, кстати, она очень заинтересовалась этими письмами… ну твоего дедушки из Парижа.

– Ты рассказал? – Она почувствовала острый укол в сердце, но отогнала от себя тревогу, как назойливую муху.

– Ты же знаешь, история белого движения – ее пунктик, леди мнит себя крупным исследователем. Я… Понимаешь, я просто не знал, о чем с ней говорить, она смотрела на меня как на насекомое – еще минута, и она просто выставила бы меня из кабинета. И меня как озарило – я начал рассказывать ей о письмах и попал в десяточку – у нее глаза загорелись, весь гонор слетел… В общем, говорили почти час.

– И что теперь?

– Теперь – не знаю, – он сразу как-то осунулся, обмякли плечи, – не знаю, редколлегия на следующей неделе, вопрос – в повестке, у них там демократия, конечно, но будет все равно так, как она скажет.

– Ты пообещал ей что-то?

– Малыш, ты ж меня совсем в подонки не записывай. Как я мог что-то обещать. Я просто рассказывал, чтобы удержать ее внимание, просто ухватился за соломинку, и все. – Он совсем поник, глубокая складка залегла между бровями, а глаза стали какими-то больными, страдающими и жалобными.

– Подожди, но она что-то сказала тебе в итоге? На чем вы расстались?

– Ни на чем. Она все расспрашивала о письмах, а когда я сказал, что мне предложили работу у них, пожала плечами: «Кадровые вопросы у нас решает редколлегия». Я спросил: «А вы?» Он замолчал и нервно потянул сигарету из пачки. Ей показалось даже, глаза его наполнились слезами. «А я вас совсем не знаю», – отвечает она мне совершенно спокойно.

– И что? – Сердце ее разрывалось от жалости и любви. Кто утверждает, что женщины предпочитают сильных мужчин – беспомощный, слабый, сейчас он был во сто крат ей дороже.

– Ничего. Мило распрощались, она улыбалась, пригласила заходить в любое время, если вдруг предоставится возможность показать ей письма. Телефон оставила – домашний.

– Значит, так, – она была на вершине счастья, чувствуя себя сильной и очень нужной ему в трудную минуту, – ты покажешь ей письма, но при одном условии…

Письма она просто-напросто украла. Руки дрожали, и гулко колотилось сердце в пустой и холодной, как у покойника, груди. Но когда она принесла их Питу – он, как ребенок, зарылся головой в ее колени и замер так надолго, а когда поднял к ней лицо, оно было залито слезами: «Дурак маленький, ты хоть понимаешь, что сейчас делаешь для меня? Рассказывали мне, что есть на свете такие женщины, а я не верил…»

За это она готова была вынести все. Испытание, однако, оказалось невыносимым. Душевные муки, которые испытывала она, оставаясь наедине с собой, сжигали ее душу на медленном огне, лишая сна и покоя, но самым мучительным было ощущение неотвратимо надвигающейся страшной расплаты. И она наступила.

Статья называлась «Боже, какими мы были наивными». Это была строчка из романса, ставшего благодаря знаменитому булгаковскому роману и снятому по его мотивам удивительно честному советскому фильму популярным белогвардейским романсом. Речь в статье и шла о белой гвардии, ее вождях и героях.

Второй раз за последние семьдесят с лишним лет они были публично распяты и облиты потоками самой отвратительной грязи. Автор статьи, бесспорно, превзошла большевистских пропагандистов. Вниманию аудитории были предложены подробности частной жизни, подлинные мотивы поступков, высказывания о самых близких людях, о своей стране и ее народе, знаменитых политических деятелей России начала века, включая членов царской семьи и павших в пламени гражданской войны генералов. Эффект был потрясающим – одной только газетной публикацией в общественном сознании были низвергнуты с пьедестала совсем недавно и с таким трудом возвращенные туда нравственные ценности и образы людей, их воплотивших. «Неужто большевики были и впрямь спасителями России и есть ли в этой стране вообще что-либо не запятнанное людскими пороками и страстями?» – пронизанный отчаяньем вопрос автора повис в воздухе и… вызвал жесточайшую дискуссию. Никто не сомневался в подлинности источника – письма одного из самых известных белогвардейских генералов не были подделкой – это сразу подтвердила независимая экспертиза, но его историческая объективность, да и личная порядочность, то есть, по существу, честь русского офицера, были поставлены под сомнение. Нашлись свидетельства о весьма неблаговидных поступках генерала после эмиграции – всплыла на свет история с пропажей денег из кассы офицерской взаимопомощи, вспомнились его контакты с немцами в оккупированном Париже, странное самоубийство единственной дочери, нашелся психиатр, подтвердивший, что последние годы жизни генерал страдал серьезным расстройством рассудка – все это расползалось по газетным страницам вперемежку с возмущенными письмами историков и публицистов, а также живущих в России и за рубежом представителей русской аристократии и дворянства. Скандал бушевал долго, но для нее это уже не имело значения. Когда спустя несколько дней после публикации газета попала в руки бабушки, ее разбил паралич… Она прожила еще несколько дней, но не могла двигаться и говорить, только глаза жили на мертвом лице и в них билось такое страдание, что окружающие избегали встречаться с ней взглядами.

Поминки были скупыми и недолгими. Когда разошлись последние родственники и она машинально начала собирать со стола грязную посуду, мать, не сказавшая ей за это время ни одного слова, произнесла тихо и как-то бесцветно, словно прошелестела: «Возьми в доме все, что считаешь нужным, и, пожалуйста, уходи. Я не хочу больше тебя видеть. Живи как сможешь».

Петр больше не появился никогда. Он взял академический отпуск и уехал в Среднюю Азию, подрядившись снимать фильм о каких-то древних захоронениях для некой то ли японской, то ли французской телекомпании.

Спустя недели две после всех описанных событий, когда немного затихли газетные и прочие страсти, она позвонила автору ставшей знаменитой статьи и попросила о встрече. Она представилась, и та, поколебавшись, согласилась, предупредив сразу, что все претензии юридического характера следует адресовать ее адвокату.