Игрок - Брэнд Макс - Страница 20

Теперь это был совсем другой человек. Коркоран прекрасно понимал, что перед тем, как игра прервалась, Крэкен находился на грани нервного срыва. А теперь он совершенно преобразился. Лицо пылало, глаза дерзко сверкали, весь его вид говорил о злобной решимости. Судя по запаху изо рта, этому было только одно объяснение: он подкрепил свои силы алкоголем.

«До чего же глупы эти люди! Как же можно пить, когда тебе предстоит такое ответственное и опасное дело», — думал Коркоран. И вдруг вспомнил, что отдал свой револьвер шерифу! При мысли о том, что он оказался безоружным, его охватило отчаяние и он почувствовал внезапную слабость. И снова посмотрел на своего противника. Сомнений не было: Крэкен задумал нечистую игру. Это было ясно написано на его лице.

Сдавать должен был Коркоран. Он ловко раскидывал карты, пальцы его мелькали с такой быстротой, что уследить за ними было невозможно.

Если бы только как-то избавиться от пристального взгляда этого верзилы Роланда! Но что поделаешь, все равно нужно было действовать.

Ему на помощь пришла многолетняя, тысячечасовая практика. Сдавая карты, он видел их насквозь, на три карты в глубину; те же, которые он не хотел выкладывать, он подкладывал под низ колоды, всякий раз мгновенно переворачивая ее, когда это было нужно, создавая видимость того, что все в порядке. Поверить этому было невозможно; плутовать при таких обстоятельствах, так ловко манипулировать колодой одной рукой — черная магия да и только! Но для Коркорана это был всего лишь обычный профессиональный прием.

Последняя карта упала на стол. В этот момент он увидел, что Крэкен, слегка пригнувшись и заведя руку за спину, медленно поднимается со стула, дрожа, как разъяренный, доведенный до отчаяния зверь. Коркорану, который в свою очередь встал из-за стола, не нужно было говорить, что пальцы его противника сжимают рукоятку револьвера. Впрочем, и все остальные присутствующие отлично это понимали.

— Ну вот, начинается! — выкрикнул или просто выдохнул кто-то.

И зрители невольно отпрянули назад. Те, кто стоял рядом с противниками, отскочили в сторону, чтобы не схватить шальную пулю. Впрочем, всякое движение мгновенно прекратилось: предстояло увидеть спектакль, и зрители были полны решимости досмотреть его до конца, даже если это было связано с риском для жизни. Нельзя было пропустить ни словечка из того, что будет сказано.

И вот что произошло в первые секунды, когда Коркоран поднимался со стула, зная, что в руках его пусто и в трех футах от него — смерть.

— Коркоран! — прошипел Джо Крэкен. В этом приглушенном возгласе ощущалось даже что-то жалобное.

Неторопливо и осторожно — всякое резкое движение грозило неминуемой гибелью — Коркоран поднял свою тросточку, так что кончики ее упирались в ладони. Обе его руки оказались на виду, и все могли убедиться, что оружия у него нет.

— Что вам угодно? — сказал он.

— Эта последняя карта, сдается мне… сдается мне, что ты плутуешь, Коркоран!

Тщетно пытался Коркоран встретиться с ним взглядом. Ибо глаза большого Джо напоминали глаза голодного зверя, они ни на секунду не останавливались, словно выискивая подходящее место, куда можно было бы всадить пулю, скользя по лицу своего щеголеватого партнера, но не осмеливаясь встретиться с ним взглядом.

Ах, если бы у него был револьвер — как все было бы просто! Жизнь Крэкена оказалась бы в его руках. Даже не обязательно было его убивать, пуля в плечо — и все в порядке, этого было бы достаточно.

— Послушайте, Крэкен, — сказал он. — Я просто не представляю себе, о чем вы говорите.

Ярость подкатила Крэкену к горлу, мешая ему говорить, так что голос звучал совсем уж дико:

— Я говорю, что ты передергиваешь, что ты шулер, дьявол тебя забери!

Тело его чуть качнулось, он оскалился, так что показались зубы, и спрятанный за спиной кольт оказался целиком на виду. И тут Коркоран понял, как ему следует поступить.

Он спокойно повернулся спиной к Джо Крэкену, по-прежнему держа обеими руками свою трость.

— Мне кажется, Тед Ренкин не любит проигрывать, — сказал он. — Я зайду за своим выигрышем попозже.

Он изящно взмахнул тросточкой и медленно оглядел стоящих перед ним людей. Затем проговорил спокойным голосом, который тем не менее приковал к себе внимание всех:

— Джентльмены, пусть кто-нибудь из вас проследит за тем, чтобы деньги были сложены в мешок и оставлены до утра. К этому времени я надеюсь встретиться с Крэкеном или Тедом Ренкином — или с обоими — на главной улице города. Веранда перед отелем, мне кажется, будет отличным местом. Там мы и уладим наше маленькое недоразумение. А пока — у меня железное правило: никогда не обнажать оружие, когда передо мной пьяный человек.

Они расступились, давая ему дорогу — широкую дорогу в густой, плотной толпе. Он чувствовал их глаза — и перед собой, и позади себя, чувствовал, что они стараются заглянуть в его глаза, чувствовал удивление и страх. Даже накрашенные красотки забыли, как нужно улыбаться, и смотрели только на него вылупив глаза.

Наконец он вышел на улицу. Там, похоже, никого не было. Вечерний ветер приятно освежал лицо; его легкий шепоток напоминал человеческий голос; а наверху, над ним, простиралось бездонное черное небо, пронизанное мириадами звезд. Он был жив, и это стало самым чудесным из всех чудес.

Внезапно у него за спиной возник человек огромного роста; тяжелая рука опустилась ему на плечо; обернувшись, он увидел сияющее лицо Генри Роланда.

— Клянусь небом, старина, это было великолепно!

— Вы оказываете мне слишком большую честь, — отозвался Коркоран. — У меня, видите ли, не было при себе оружия.

— Да что вы говорите! Неужели правда? Черт возьми, значит, все было еще замечательнее! Уверяю вас, Берлингтон…

— Вы почему-то упорствуете в своей странной ошибке, — недовольно напомнил Коркоран.

Роланд выпрямился во весь свой рост.

— Извините, пожалуйста, мистер Коркоран, — сказал он.

— Охотно, — отозвался Коркоран и спокойно пошел по улице, постукивая по тротуару своей изящной черной тросточкой.

Глава 15

Он не торопился возвращаться к себе в отель. Над ним склонилось ночное небо, словно прекрасное лицо женщины. Сейчас там светила луна, и звезды, не смея к ней приближаться, столпились на самом краю горизонта, слабо светясь крошечными точками; вот луна нырнула в призрачно-серебристое море облаков, и стоило ей пригасить свой свет, как звезды тут же снова засверкали, поднимаясь все выше и выше, пока не столпились тесным кругом возле царицы ночи.

В целом он был вполне доволен собой. Опасность, которой он подвергся в этот вечер, была очень велика, ничего подобного с ним раньше не случалось — ведь он был безоружен, а значит, абсолютно беспомощен. Проходя мимо жилища Дорнов, он почему-то немного задержался. И вот, словно в ответ на его невысказанное желание, в дверях показалась Китти Мерран, освещенная светом, падающим из комнаты. За ее спиной стоял Габриэль, все еще в испачканном краской переднике.

Он услышал голос Китти:

— Нет-нет, меня не нужно провожать. В Сан-Пабло я все равно что дома, как днем, так и ночью.

Дверь затворилась, и она быстрыми шагами вышла через заросший садик на дорожку. Увидев Коркорана, она слегка вздрогнула, однако тут же его узнала по тому, как он приподнял шляпу, приветствуя ее.

— Неужели вы меня дожидались все это время? — воскликнула она. — Не может быть!

— Более или менее, — уклончиво ответил Коркоран. — Я не люблю, когда молодые девушки бродят по ночам по улицам такого неспокойного города, как этот.

Девушка поравнялась с ним и пошла рядом, глубоко засунув руки в карманы жакета; она то и дело поворачивалась к Коркорану, так что ему видно было ее улыбающееся лицо, освещенное мерцанием звезд. Было ясно, что ей чрезвычайно польстило его внимание и вежливость.

— Это очень мило с вашей стороны, — проговорила она, — однако… можно догадаться, что вы родились не на Западе.