Бледнолицый шаман - Брэнд Макс - Страница 5

И вот теперь мексиканцы, работающие на прииске Уэра, вдруг обнаружили в характере беззаботного парня черты героя, и более того — какую-то тайну.

Вспомнив его появление на прииске, удивились, как быстро выздоровели он и его конь. И, наконец, какой бы бледнолицый осмелился напасть с голыми руками на двух головорезов-апачей?

Рори Майкл почувствовал перемену в отношении к себе со стороны мексиканцев на следующий день. К нему подошел Хосе, пожилой мексиканец, с маленькой фляжкой местной водки в руке. Кожа его казалось дубленой, и безобразен он был, как обезьяна. Усевшись на корточки, он закурил сигарету, свернутую в форме рога изобилия, и протянул фляжку Майклу. Рори, удивившись, взял ее. Он не припоминал, чтобы этот человек был ему что-то должен. Правда, Рори когда-то выиграл у него несколько долларов, но тот сразу рассчитался.

Помолчав, мексиканец показал на своего мула, который стоял рядом и казался таким же старым, как и его хозяин.

— Отец, — обратился Хосе к Майклу, — ну что тебе стоит это сделать? Присмотрись, и ты увидишь, что это очень старый мул. Кости его трещат, и он просто стонет, когда тянет повозку в гору. Очень скоро он упадет и умрет, тогда придется мне самому идти пешком много миль и тащить седло на плечах. Прикоснись к нему и прикажи ему стать молодым! Сделай чудо!

Рори рассмеялся, но вдруг умолк, так как, присмотревшись к Хосе, понял, что старик не шутит. Он наклонился к нему и спросил:

— Скажи мне, Хосе, почему ты думаешь, что я могу это сделать?

Хосе медленно покачал головой, закрыл глаза и перекрестился:

— Я, отец, не дурак. Кое-что я понимаю, но не хочу совать нос в секреты великих людей и мудрецов. Нет, нет, я всего лишь выглядываю иногда за угол и то, что вижу, храню в тайне.

Открыв глаза, он кивнул и подмигнул парню. А затем шепотом добавил:

— Отец, ты же знаешь, что тебе достаточно лишь прикоснуться к нему.

Рори встал и подошел к мулу, повернувшись спиной к мексиканцу, чтобы тот не увидел его улыбку. Он знал, что мексиканцы все еще верили в колдовство. А он, похоже, был чародеем в их глазах. Майкл не мог усомниться в искренности старого человека.

— Ладно, Хосе, — сказал он, — приходи ко мне на днях, и я превращу твоего мула в молодого коня, жеребенка, шустрого, как олень.

Хосе поблагодарил его, как будто эта пустячная услуга уже была оказана, и удалился, напевая и волоча за собой спотыкающееся животное. Рори Майкл посмеялся и забыл об этом. Однако в следующую полночь он был разбужен умоляющим женским голосом и хныканьем ребенка.

Он вскочил со своей постели и увидел скорбную группку в пустом стойле конюшни. Отец, пеон с придурковатым лицом, стоял с лампой, а смуглая мать держала ребенка, лицо которого распухло от слез.

— О, отец, — обратилась женщина к Майклу, — посмотри своими добрыми глазами на эту крошку! Видишь, как он слаб? Какая тоненькая шейка, ножки, словно у старичка, — кожа да кости. Он совсем бесплотный. Он умирает, умирает! Отец, сжалься надо мной!

Рори прыгнул в стойло, гнев его смешался с жалостью, ведь ребенок, похоже, был при смерти. Силы покидали его, а из широко открытого ротика раздавались затихающие хрипы и писк. Он совсем обессилел.

— Как тебя зовут? — спросил Майкл у женщины.

— Мария. А это мой муж, Педро Гонсалес, да хранит его Господь! Вот мой единственный сын, Хуан. Дочки растут, как трава, ничем не болеют, а над мальчиком, видно, нависло проклятие. Хуан, мой бедный маленький сынок!

По щекам ее покатились слезы.

— Кто сказал тебе, — резко спросил Рори, — что я врач?

— Не врач, отец, — испуганно ответила Мария, — а больше, чем врач. Намного, намного больше! Что мы, не говорили с Хосе? Сегодня вечером он сам пришел к нам. Он проходил мимо и услышал, как плачет Хуан. Он сжалился, зашел и рассказал о тебе и о твоей силе.

— Правда? — спросил Рори, в душе желая свернуть шею этому болтливому дураку Хосе.

— Да, это он нам все рассказал, отец. Но у нас у самих есть глаза. Когда старики превращаются в молодых, а умирающие лошади — в жеребят, это что-то да значит. Но раньше мы не смели прийти к тебе с нашим горем и умолять тебя на коленях.

— Я действительно не могу вам ничем помочь, — произнес Майкл.

Женщина отпрянула, будто ее ударили. Затем повернулась к мужу с умоляющим взглядом. Тот кивнул, извлек из-под рубашки кожаный мешочек, развязал его, перевернул, и на подставленную ладонь хлынула струйка золотых монет. Он протянул руку Рори.

— Я бедный и несчастный человек, — заговорил Педро Гонзалес. — Но я копил то, что мне платили. Здесь семьдесят долларов золотом. Мы мечтали, что когда-нибудь вернемся в Чихуахуа. Но теперь эти деньги твои. Зачем нам возвращаться, если мы потеряем жизнь нашего сына. Отец, сжалься над нами!

— Так Хосе вам сказал, что я смогу вылечить мальчика?

— Конечно, ты же превратил мула в молодого жеребца, как и обещал, — ответил Гонзалес.

— Разве мул стал молодым жеребцом? — спросил пораженный Майкл.

— Ну конечно же, — вставила Мария. — Сегодня вечером Хосе выиграл в кости четыре доллара и красавца мула-четырехгодка у Фернанда Гарсиа. Разве это не превращение старого в молодого? Хосе не дурак, отец. Он хорошо понимает, кто молился за него. Теперь он тоже молится за тебя. Завтра он придет и сделает тебе подарок, не сомневайся в этом. И мы понимаем, что эта маленькая пригоршня золота — не такая уж большая цена за жизнь нашего сына. Это только задаток. Мы тебе заплатим еще, только немного позже.

— Убери деньги! — сердито бросил Рори. — Что вы делали мальчику?

Пеон так и остался стоять с протянутой рукой. Затем взглянул на жену, словно спрашивая у нее совета, как у более сообразительной.

— Спрячь! — зашептала та быстро. — Видишь, он рассердился.

Затем, отвечая на вопрос, Мария продолжала:

— Я делала все, что можно было придумать. Спрашивала старух и делала все, что они советовали. Берегла его от холодного воздуха и не выносила на улицу. Сегодня первый раз за месяц я решилась выйти с сыном из дома, и то только для того, чтобы ты посмотрел на него, отец! Каждый день и каждую ночь он надежно защищен и укутан.

Майкл закрыл глаза. Картина живо встала перед ним — переполненная лачуга, раскаленная летним жарким солнцем, огонь в очаге, пар готовящейся еды, табачный дым, пыль, крики и визг других детей, играющих здесь же. Он открыл глаза. Женщина продолжала:

— Три раза в день я давала ему масло и хлеб. Еще три раза я давала чай с размоченными корочками. А больше я боялась ему давать. Бедный животик даже этого не удерживал!

Она замолкла, со всхлипом вздохнула и стала рассказывать дальше:

— Смотри, он хорошо укрыт и ему не холодно. Но душа в нем слабая. Вот поэтому я и пришла к тебе, отец! Ради Бога, посмотри его!

Рори наклонился и стал рассматривать, во что был укутан мальчик — это было пять или шесть слоев тяжелой теплой материи. Затем он подошел к окну и высунулся из него, глубоко дыша свежим воздухом, который обдувал его лицо. Он задыхался, сердце сжимала боль — так повеяло на него спертым духом столетий невежества.

— Он отвернулся от нас, — услышал Майкл за спиной прерывистый шепот Марии. — Пойдем, Педро Гонсалес. Наша надежда уже ушла раньше нас.

Рори заставил себя повернуться:

— Мария, пожалуйста, выслушай меня!

— Я буду слушать тебя, словно Бога! — промолвила женщина, крепко прижимая ребенка к груди.

— Ты знаешь, что иногда в тело входят злые духи?

— Да! — подтвердила та, дрожа всем телом и стараясь прикрыть мальчика еще больше своими руками.

— Так вот, иногда им нужно давать возможность уйти прочь из тела, — продолжал Майкл. — А ты так укрывала своего сына, что злым духам было там тепло и хорошо, и они не бросали мальчика.

— Ха! — крикнул Педро Гонсалес и его глупое лицо озарилось мыслью. — А что я тебе говорил?

— Дурак ты и сын дурака, — с яростью прошипела жена. — Придержи язык! Мы должны слушать и молчать. Отец, твои слова входят в мое сердце, словно святое причастие.