Бандит с Черных Гор - Брэнд Макс - Страница 13

– Они не отважатся! – отрезала Салли. – Они – жалеть меня! – Она стукнула ножкой в пол и высоко подняла голову. – Буду ли я танцевать с вами? – крикнула она. – Конечно, буду!

– Даже после того, как вы узнаете, за что меня посадили?

– Это меня не волнует. Я думаю – мне самой решать, стоит ли танцевать с вами или нет.

– Меня посадили, потому что я застрелил человека!

– Он сам виноват в том, что не опередил вас, – произнесла она, явно издеваясь над законом.

– Меня обвинили в том, что я стрелял ему в спину.

Она опять подняла голову; глаза ее сияли еще ярче. Вдруг девушка кивнула головой:

– Кажется, они и в самом деле кретины.

– Спасибо вам, – проговорил Дюк. – Похоже, самое время начинать танец. И да благословит вас Господь, Салли!

Он повел ее вперед. Еще несколько бездельников, сгруппировавшихся у дверей танцевального зала, жадно глотали табачный дым, спеша вернуться в зал. Но как только мимо них проследовали Дюк и Салли, парни забыли и про сигареты, и про бал. Глаза у них побелели, что бывает с людьми только в минуты сильнейшей паники. Пока парочка шествовала мимо них, они даже рта не могли раскрыть. И только минуту спустя раздалось быстрое бормотание, напоминающее шум воды в кильватере большого парохода.

И вот они прошли в зал! О, как запаниковали эти добрые законопослушные граждане городов и городишек от Хвилер-Сити до Черных гор! Какой ужас охватил этих приличных девушек, которые отважно восстали в защиту закона и порядка, обдавая мужественным презрением ужасного преступника, вернувшегося домой! Забыв о своей изумительной красоте, они превратились в сущих мегер. И чем дольше таращились они на Дюка с девушкой, тем хуже им становилось. Красота Салли казалась им необоримой. Но тем не менее она осмелилась войти в зал с этим изгоем общества!

– Они пришли в ужас, глядя на вас! – с казал Дюк. – Они не в состоянии найти изъяна в вашем платье. Посмотрите, какие они бледные – они проиграли вам!

Она повернула голову, небрежно скользнула взглядом по окаменелым лицам и опять повернулась к Дюку.

– Разве я должна считаться с ними? – спросила она, несколько обидевшись. – Сейчас я хочу только танцевать!

И показалось ему, будто яркое сияние вспыхнуло над ее головой, и пока ритмы вальса несли их по залу, сияние это не покидало девушку. Дюк не замечал ничего вокруг – для него существовало только ее лицо. Это были минуты счастья. Музыкант, наяривавший на банджо с такой оглушительной силой, уже устал от однообразных усилий. Сейчас он отдыхал, вступая только время от времени, чтобы подчеркнуть любимый пассаж мелодии. Барабанщик, похоже, начал впадать в спячку, потому что несколько раз забыл ударить щеточками по тарелкам, но зато четыре раза нажал невпопад педаль большого барабана. Да и кларнет уже утратил пронзительность звука. Впервые за весь вечер стали по-настоящему слышны рояль и скрипка. Но вихрь вальса в зале не утихал. Бал незаметно вошел в кровь и плоть танцоров.

И вдруг, как гром среди ясного неба, настала тишина. Танцоры бросились к стульям, расставленным вдоль стен зала. Музыка отнесла Салли и Дюка далеко от входных дверей, и, когда центр зала опустел, все уставились на них.

Дюку почудилось, будто голос девушки стегнул его кнутом:

– А теперь уведите меня отсюда!

– О нет! Мы ведь еще и не начинали!

– Если вы не уведете меня, я уйду сама.

– Что ж, пойдемте, но…

Они пошли через зал.

– Если вы хоть чуточку нахмуритесь, – весело обратилась она к Дюку, – они подумают, что мы с вами разругались. И мне кажется, это понравится публике!

Он кивнул головой в знак согласия. Да, она в самом деле стала ему настоящим союзником – пусть хоть всего на несколько минут.

– Они даже языки проглотили от ненависти, – уверял Дюк девушку. – Если бы мы остались еще хотя бы на парочку минуточек, эти дамы разорвали бы и вас, и меня. И…

– Я не могу остаться, – решительно сказала она.

– Вас кто-то ждет?

– Нет. Если я останусь, кое-кто может догадаться…

– О чем? – спросил он.

Салли посмотрела на него, и Дюк заметил в ее взгляде легкую панику.

– Ни о чем! – ответила девушка.

Дюк был настолько взволнован, что даже не заметил, как они вошли в вестибюль. Он в каком-то бессознательном состоянии подал ей накидку, заботливо укрыл дождевиком в в том же трансе вышел с ней во двор. Чего боялась она, кто были эти «кто-то», о чем они могут догадаться?

– Куда отвести вас? – спросил он, когда они оказались на улице, во власти ветра и дождя.

– Прошу вас, отвернитесь и не поворачивайтесь, пока я не зайду за угол…

– Вы не хотите, чтобы я видел?..

– Именно так.

– Когда же я опять увижу вас, Салли?

– Никогда больше.

– Неужели вы это серьезно?

– Я думаю, да.

– Салли, я должен вас видеть! Почему…

– Мне некогда! – решительно оборвала она.

– Но когда вы скроетесь, можно мне будет пойти по вашему следу?

– Попытайтесь, если получится.

– Тогда спокойной ночи, – произнес Дюк.

– Прощайте! – крикнула Салли, пока он печально отворачивался от нее.

9. НА РАНЧО ГАТРИ

Ветер заглушил ее легкие шажки, но Дюк знал – он чувствовал! – что она побежала налево и свернула за угол дома. Он прождал достаточно долго, чтобы позволить ей оторваться, после чего развернулся на каблуках и бросился в погоню. Стрелой он влетел в единственный переулок, куда она просто не могла не войти. Ее нигде не было!

Он на огромной скорости обежал все кругом. Пробежал вдоль фасада танцевального зала – на этот раз в противоположном направлении. Но и там никого не было. Не было ее и за зданием. Либо растворилась в прозрачном сыром воздухе, либо вернулась на бал, либо умчалась куда-то с такой скоростью, какой позавидует любой здоровый мужчина.

Кратковременное ее пребывание в танцевальном зале можно было в какой-то степени объяснить тем, что она тайком наблюдала с хоров за происходящим там. Но почему она боялась появляться в обществе? Что пугало ее? О чем «кое-кто» мог узнать, если бы она осталась на балу еще немного?

Он поспешил к навесу и принялся седлать Понедельника. Затягивая подпругу, Дюк объявил сам себе, что в этой стычке с законом и порядком он вышел победителем. Он атаковал их и побил противника на его собственной территория. Он выдержал их издевательский смех и более чем холодную встречу – и покинул зал непобежденным.

Этого было достаточно, чтобы на душе у недавнего каторжника потеплело. Да, своим неведением эти люди отказались от былой с ним дружбы, но теперь Дюк понял, что выдержит. Он мог небрежно пожать плечами, мог послать к черту это надутое общество, потому что очаровательный трепет, вызванный появлением Салли, занял все его мысли.

Он мигом вскочил в седло и поскакал вдоль ограды. Если она решила – независимо от причины – спрятаться в одном из окрестных домов, например в отеле, тогда ему следовало отказаться от дальнейших поисков. Но что-то подсказывало ему, что ее здесь нет. Это чуть опаленное солнцем лицо, это дерзкое, с вызовом поведение, этот прямой взгляд – все говорило за то, что она приехала издалека, что большая часть ее жизни проходит под чистым небом. Он решил, что с бала ее увело желание вернуться в дикую страну, откуда была она сама родом.

Хотя он проторчал битых полчаса на дороге, о девушке не было, естественно, ни слуху ни духу, и ни один всадник за это время не отъехал от «Спрингса».

Печально повернул он Понедельника мордой я дороге и, нагнув голову навстречу ветру, плотно запахнул дождевик, готовясь к долгой поездке сквозь ливень.

Однако он чувствовал приятное удовлетворение от встречи с Салли я представившейся внезапно кратковременной возможности обменяться взглядами с человеком, разделяющим его точку зрения. Но не было рядом, увы, красоты Салли. Вдруг вспыхнула она перед ним в ужасный миг его жизни и тут же исчезла. Он потерял ее, и это был самый печальный итог дня, гораздо хуже перенесенных совсем недавно с таким трудом оскорблений. Дюк собрал все свои беды и несчастья в единый комок и переплавил их в горячее желание сорвать злобу и бешенство на взрослых мужчинах, на храбрых людях, на тех, кто может с достоинством постоять за себя. Он стремился ввязаться в тяжкую, неравную борьбу и смести все преграды на пути к счастью с помощью своего изумительного мастерства владения револьвером. Он застонал от невыразимого желания, и Понедельник, поняв хозяина, взял в карьер, правда слегка заржал от страха, когда ушей его достиг стон седока.