Бандит с Черных Гор - Брэнд Макс - Страница 10

– Пит, ты полный кретин! – заорал он во весь голос. – Кто подучил тебя броситься на меня?

– Сказал кто-то, что ты и Линда… – выпалил Пит. – Не знаю, я просто подумал, что ты хочешь прикончить всю нашу родню, вот я и подумал, что лучше самому нанести первый удар, если получится!

– Ты видел сегодня утром Линду?

– Нет.

– Ну так сначала разыщи ее и порасспроси. Она расскажет тебе, что между нами все так, как должно быть.

– Дюк, – заныл Пит, – я будто с ума сошел. Тебе бы следовало провертеть во мне хорошенькую дырочку.

– Вот и благодари Бога, что я этого не сделал. А сейчас объясни всем этим ребятам, что собрались вокруг, орут, беснуются и подумывают, как бы меня прямо здесь укокошить, что ты первый начал драку. Ну?

Пит Мэррей повиновался. Стоя перед победителем, прикрывая его собственным телом, он разъяснил взбешенной толпе, что нет никакой причины сворачивать Дюку шею, потому что он, Пит Мэррей, виноват во всем сам и теперь просит уважаемых граждан простить его за спровоцированную драку и вообще непристойное поведение.

Как только он произнес все это, Дюк отпустил его. Но критическая точка все еще не была пройдена, поскольку люди, обступившие его, и не думали опускать оружие. Никто не сомневался, что град из горячих свинцовых горошин осыпал бы его, если бы в тот момент, когда Пит удалялся от него, в руке его оказался револьвер или если бы он продемонстрировал хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее страх или панику. Но поскольку события развивались в ином ключе, Дюк прислонился спиной к стене конюшни, скрестил на груди руки и добродушно улыбнулся своим согражданам. Они с ненавистью посмотрели на него, как будто им стало жаль, что вот, мол, не получилось у них сегодня окончить работу, которую все равно, рано или поздно, придется доделывать.

И тут к нему подошел низенький мужчина тщедушного сложения с реденькими усами. Это был Поп Филд, который играл на скрипочке в местном танцевальном оркестре и с самого детства ничем иным не занимался. И вот этот старик встал перед Дюком, взвешивая в худой руке тяжеленный револьвер. Он посмотрел в глаза своему несравненно более сильному сопернику:

– Что ж, Дюк, в этот раз вы, похоже, выкрутились, по во второй раз я такой гарантии не дам. Мы пристально следим за вами, разве вы еще не поняли? Одно неверное движение – и мы навалимся на вас. Этот город – весьма миролюбивое местечко, и мы ничего не пожалеем, чтобы сохранить в нем порядок. Шатайтесь где хотите, но считайтесь с этим, в противном случае мы предоставим вам бесплатную квартиру на кладбище!

Повернулся и ушел. Эта выходка ни обрадовала, ни разозлила Дюка по-настоящему. В старом Попе все-таки были крохи какого-то достоинства, ощущалась в нем сила, несмотря на его щуплость. Сила общественного мнения превратила его чуть ли не в великана: он вещал от имени города, и каждое его слово готовы были подтвердить заряженные револьверы, наставленные на Дюка.

Толпа принялась потихоньку рассыпаться. Люди, вышедшие из конюшни поглазеть, – а может, и пострелять немножко в Дюка, если заварушка случится, – вернулись к своим делам. Дюк потихоньку направился вдоль улицы, погрузившись в печальные мысли.

Действительно, дела обстояли гораздо хуже, чем он предположил поначалу. Для общественности он превратился в ходячую провокацию. Он стал врагом человечества. И потому ничего удивительного не было в том, что настроение это расходилось и постепенно приближалось к состоянию раскаленной добела железной шины. Придя в гостиницу, он уже был готов взорваться.

Состояние его нисколько не улучшалось, как вдруг он услышал на террасе отеля чей-то голос: «Привет, Гатри!» Он выглянул в окно и увидел, что с террасы спускается тот самый человек, что прошлой ночью жаловался шерифу на жизнь. Гатри отозвался на приветствие, и убежденность Дюка окрепла; кроме того, у него внезапно появилась надежда, что ему, может быть, удастся найти достойное применение всем своим знаменитым способностям. Не успел Гатри шагнуть с последней ступеньки на тротуар, как Дюк настиг его.

– Гатри, – произнес он, – меня зовут Джон Морроу.

Гатри был плечистый мужчина. Его квадратное лицо, исполосованное глубокими морщинами, красноречиво говорило о трудной жизни и слишком богатом опыте. Когда он улыбался, ему можно было дать лет пятьдесят. В обычном состоянии духа он выглядел на все шестьдесят. Он смотрел на Дюка без тени волнения; он настолько погрузился в свои заботы, что ничто другое и не могло его взволновать.

– Я знаю, – спокойно ответил Гатри. – Вас еще называют Дюк.

– Я хочу поговорить с вами о делах.

– У нас с вами нет никаких общих дел, разве не так?

– Гатри! – воскликнул Дюк, молча проглотив оскорбление, которое ясно читалось в резком ответе. – Прошлой ночью я был в кабинете шерифа. Я слышал все, что вы рассказали ему. Насколько я понял, сейчас вам просто необходим телохранитель. Или я ошибаюсь?

Гатри окинул его цепким взглядом.

– Мне нужно, чтобы кто-то убил это ничтожество, этого подлого бандита, который прячется в Черных горах, – произнес он, проявив некоторую заинтересованность. – Но телохранитель?.. Я об этом как-то не думал.

– Ну так подумайте теперь. Я ищу работу.

– Вы? Ищете работу?

– Я намерен начать новую жизнь, Гатри, – твердо произнес Дюк, – и я хочу работать. Но возиться с коровами у меня явно не получится, да и на рудниках из меня работника тоже не выйдет. Раньше я только играл и дрался. – Он грустно усмехнулся. – Играть я бросил. Теперь остается только драка. Гатри, может, вы все-таки сумеете хоть как-то использовать меня?

Ранчер отпустил Дюку такую улыбку, которой обычно отвечают на предложение открыть мелочную лавку в сорочьем гнезде.

– Когда меня нет дома, все дела на ранчо подстраховывают мои ковбои, – ответил Гатри и опять нехорошо улыбнулся.

– Вам они больше не понадобятся.

– Неужели вы хотите сказать, что отыщете этого человека, которого мы ловим несколько лет и который в это же время охотится за мной?

– Совершенно верно.

– Вы имели дело с собаками?

– Какой породы?

– Свора кобелей, с которыми обычно охотятся на волков и медведей, ну, еще с небольшой примесью крови полицейских ищеек.

– Ну, с этими я найду общий язык, – произнес Дюк, откровенно положившись на везение – кривая вывезет! – Сколько вы мне положите?

– Как обычному ковбою. И ни цента больше. – Гатри приподнял брови. – Сорок долларов и на всем готовом.

– Согласен, – поспешил Дюк, состроив неопределенную гримасу. – Согласен, если вы заплатите за три месяца вперед.

– ?

– Я тут приобрел коня в кредит и остался немного должен.

Ранчер засомневался. Поверить единственному в округе недавнему каторжнику и выплатить ему деньги за три месяца вперед было примерно то же самое, что обобрать самых добродушных и самых верных друзей, а Гатри не был способен на такой поступок. Но, поразмыслив некоторое время, он согласился.

– Когда вы сможете выйти на работу?

– Завтра утром, – сказал Дюк, вспомнив данное шерифу обещание быть сегодня вечером на балу. – Завтра рано утром.

Ранчер пожал плечами:

– Что ж, составим договор.

7. ГНЕВ И ДИКОЕ БЕШЕНСТВО

Половина трехмесячного аванса очутилась в кармане Тони Саматти, чему тот был несказанно рад. Вторая половина пошла на покупку подержанного седла и сбруи. И вечером того же дня Дюк оседлал Понедельника. Стоит ли напоминать, что он все-таки отправился на бал в «Уорнерс Спрингс», хотя его наличный капитал оставлял желать много лучшего.

Он свернул с Главной улицы. Не хотелось, чтобы жители Хвилер-Сити немедленно познакомились с достоинствами его сивого. Мало ли, вдруг колесо Фортуны сделает лишний оборот и ему придется удариться в бега, – вот тогда они и узнают, что за коня он приобрел!

Дюк почувствовал, как у него растут крылья. Он стал хозяином скорости, а это делало его свободным. В войне против общества, начало которой он так расчетливо оттягивал, но которая, как он понимал, абсолютно неизбежна, Понедельник будет ему союзником куда более верным, нежели огромное количество вооруженных мужчин, клянущихся якобы умереть за него.