Сердце рыцаря - Брэдшоу Джиллиан - Страница 29

– Я велю, чтобы мои егеря сегодня вечером взяли твою пеструю суку, – сказал Тиарнану герцог Хоэл. – Где она?

Тиарнан улыбнулся и кивком указал на место под столом – и действительно, там из-под скатерти высовывалась брыластая морда Мирри с огромными обвислыми ушами. Собака завиляла хвостом, радуясь вниманию, и герцог Хоэл захохотал.

– А я и не заметил, как она вошла! Держи, Миррй! – Он бросил собаке кусок хряща от цапли, который она ловко поймала. – Лучшая в мире ищейка, – признался он епископу Гийому де ла Гершу. – Такую хорошую и за фунт золота не купишь. Посмотрим, что она вынюхает нам завтра, а?

Тиарнан погладил Мирри, которая облизала ему руку.

– В лесу поблизости от Шателье есть очень хороший олень с шестнадцатью отростками на рогах, – сказал он герцогу. – По-моему, это то самое животное, которое мы упустили в прошлое Крестовоздвижение.

– Слишком далеко, – ответил герцог. – Думаю, тебе захочется завтра к вечеру вернуться домой. И нашим дамам достаточно однодневной поездки. В Реннском лесу есть олени с десятью отростками. Нам можно было бы выехать из замка и собраться в Годри утром, загнать оленя и вернуться домой до сумерек.

– Но почему бы нам не взять дам в Шателье? – предложил Тиарнан. – Большинство присутствующих могли бы поместиться в замке, а для остальных можно было бы захватить шатры. Погода стоит теплая.

Он представил себя с Элин в шатре, раскинутом в лесу – в летнем лесу с густой листвой и свежими ароматами, – представил, как лежит с ней и как яркий лунный свет сияет на ее светлых волосах и белой коже. По его собственной коже пробежала сладкая дрожь. Он посмотрел туда, где она сидела в солнечном сиянии по правую руку от герцога, по-девичьи распустив волосы, увенчанные розами.

Авуаз рассмеялась.

– А разве Элин хочет провести первые дни своего замужества в лесу? – спросила она, заставив Элин покраснеть, как розы у нее в волосах.

– А разве нет? – удивился Тиарнан.

– Когда мы уедем из Ренна, – проговорила Элин тихо и неуверенно, – я предпочла бы поехать в Таленсак с тобой, Тиарнан. Чтобы он стал моим домом.

– О! – откликнулся разочарованный Тиарнан, а Авуаз снова рассмеялась.

– Она и без того досадует на твои охотничьи походы. Боится, как бы чего не случилось с тобой, ее милым.

– Я боялась этого грабителя, Эона из Монконтура, – пояснила Элин. – Говорят, он поклялся тебя убить. А жена лорда Бранока рассказала о нем просто ужасную историю.

– Какую? О том, как он убил управляющего Монконтуром? – спросил Тиарнан со своей кривоватой улыбкой.

– Нет, историю о том, что он – бисклаврэ, – сказала Элин.

Улыбка Тиарнана погасла.

– Это глупость, – нетерпеливо отрезал он.

– Тш-ш! – вмешалась герцогиня, пока Элин хлопала глазами, получив первую отповедь от мужа. – Разве она виновата?

– Тебе не нужно бояться, – сказал Тиарнан, моментально пожалев о том, что так сурово говорил с женой в день их свадьбы. – Я уверен, что история, которую ты слышала, – это неправда, мое белоснежное сердечко. Но даже если бы это была правда, почему это должно тебя тревожить? Я не боюсь ни Эона, ни волка, так почему я должен бояться их двоих вместе?

Герцог захохотал:

– Хорошо сказано! Но настоящего оборотня кто угодно испугается.

– Почему? – не согласился Тиарнан. – В волках нет ничего дурного. Они никогда не убивают, если не голодны или не загнаны в тупик. Кабан гораздо опаснее, и это известно любому охотнику, А что до Зона, то я сражался с ним у источника леди Нимуэ и победил его. Он не обладает сверхъестественной силой. Если он заставит мою дорогую жену тревожиться всякий раз, как я задержусь на охоте допоздна, то я вдвойне жалею о том, что не убил его при встрече – хотя тогда мне пришлось бы отложить свадьбу.

– Отложить свадьбу из-за того, что ты убил грабителя? – вопросил герцог Хоэл. – С чего бы это?

– Я едва успел завершить покаянный пост, который был на меня наложен за убийство двух других разбойников, – серьезно объяснил Тиарнан. – Если бы на моей душе лежала еще одна смерть, то я не успел бы закончить пост вовремя.

Епископ Гийом положил своего глазированного дрозда, изящно вытер пальцы о край ломтя хлеба, служившего тарелкой, и посмотрел на Тиарнана с профессиональным интересом.

– И какую епитимью наложил на вас исповедник за убийство этих двух разбойников? – осведомился он.

– По тридцать дней за каждого, – ответил Тиарнан. – Я роздал милостыню и совершил два паломничества, чтобы его сократить.

– Очень строгий исповедник! – одобрительно воскликнул епископ. – Это соответствует добрым старым правилам. Как всегда говорил мой отец, если сделать покаяние легким, человек сочтет грех мелким. Он давал по сорок дней поста на каждого человека, убитого в бою, даже если сам благословлял боевой штандарт.

– Я рад, что не все церковники настолько строги, – улыбнулся Хоэл, – иначе мне трудно было бы найти людей, которые бы захотели за меня сражаться.

Епископ очень серьезно покачал головой:

– Милорд герцог, вы прекрасно знаете, что наша мать-церковь пыталась умерить кровожадность рыцарей, но у нее этого не получилось. А теперь, по-моему, сама святая церковь положила начало очень опасной тенденции, давая индульгенцию на сражение и говоря, что, убивая, человек не только не совершает греха, но и избавляется от тех наказаний, которые мог бы заслужить раньше. Не знаю, к чему приведут эти новые направления в церкви...

Мари поймала себя на том, что угадала тихое замечание Сибиллы:

– Это приведет к тому, что в Ренне больше не будет епископов из рода де ла Герш.

Сан Реннского епископа передавался от отца к сыну почти сто лет, и все знали, что Гийом сетовал, в частности, на тот «отход от старых правил», который выразился в строгом церковном запрете на браки священничества. Мари встретилась взглядом с герцогиней, и та широко ухмыльнулась.

– Так кто этот ваш строгий исповедник? – спросил епископ у Тиарнана, переведя дух после своей тирады.

– Жюдикель-отшельник, – ответил Тиарнан, торжествующе сверкнув глазами.

Церковные авторитеты испытывали недоверие к такой личностной, не подчиняющейся их правилам святости. За ней скрывалось осуждение церкви, и от нее разило ересью. Тиарнан знал о репутации своего исповедника и стремился его защитить.

– Что? – возмутился епископ. – Тот, что живет у часовни Святого Майлона? Мне на него жаловались. Говорят, что он благословляет костры.

Костры были невинным способом избавиться от садового мусора, но их зажигали и у стоячих камней и древних деревьев, чтобы почтить прекрасный народ. Церковь называла такую практику поклонением демонам. Вот почему христианин, потворствующий кострам, мог оказаться перед церковным судом по обвинению в ереси.

– Отец Жюдикель – человек большой святости! – возмущенно заявил Тиарнан. – И все соседи очень его почитают.

– Это так, – вставил Эрве Комперский, энергично кивая. Элин добавила:

– Он – человек большой святости, милорд епископ.

Компер был в числе тех приходов, до которых дошла слава Жюдикеля. Церковные власти могли не любить отшельников, но миряне глубоко ими восхищались. Их присутствие в лесу было подобно спасительным огням в пугающем море темноты: таинственные и опасные создания, живущие в чащах, не смеют выйти туда, куда доходят их молитвы. Гийом смягчился и снова взялся за своего дрозда. – Надеюсь, что это так! – сказал он. – Рассказы действительно постепенно становятся все более путаными.

Но было заметно, что он все равно не смирился с существованием отшельника Жюдикеля.

Мари, которая внимательно слушала весь этот разговор, подумала, что могла бы догадаться, кого Тиарнан изберет своим исповедником: отшельника. Конечно же, он захочет идти долгие мили по лесу к какой-то крошечной часовне и принимать поучения человека, который там живет, смиренно выполняя его суровые требования. Как странно, что она знает подобные вещи, почти ничего не зная о нем самом! Казалось, будто в тот день, когда они шли от источника Нимуэ, какая-то доля его существа впиталась в нее через прикосновение ее пальцев к его спине.