Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович - Страница 27

– Как-то дико все это, Витус… – Будкин обеими руками стал скрести голову. – Душа разрывается… Да и не верю я тебе…

– Ну, хочешь, пойдем к тебе, я позвоню Наде и скажу, что ты ее любишь? – предложил Служкин. – Тогда ты поверишь, что я зла не держу? Сидишь тут мрачнее навозной кучи…

– Пойдем, – убито согласился Будкин.

Они заперли подвал и пошли к Будкину. Не разуваясь, ввалились в комнату. Будкин набрал номер и протянул Служкину трубку.

– Алло? – произнесла Надя.

– Надя, это я, – сказал Служкин. – Мы тут с Будкиным хорошо поговорили, и я должен тебе сказать, что он тебя любит.

– Вы что, пьяные? – яростно спросила Надя.

– А что, тебя любить только спьяну можно?

– Передай ему, что он козел! – крикнула Надя и бросила трубку.

Будкин стоял и глядел на Служкина собачьими глазами.

– Она дала понять, что очень рада, – пояснил Служкин, опуская трубку на рычаг. Он ненадолго застыл, глядя куда-то в пустоту. – Старая я толстая сводня, – сказал он. – Виктор Сергеевич Случкин… Пойдем обратно в подвал, вмажем еще по банке, а потом на ключик слетаем – тебе ведь тоже водой запастись надо?

Через час, красные, расхристанные, они вывалились из подвала, волоча за собой по ступенькам санки. В санках громоздились две канистры – толстая пластиковая Служкина и тощая алюминиевая Будкина. Канистры чем-то напоминали опальных боярыню Морозову и протопопа Аввакума. У дверей подъезда, расстелив по снегу пушистый хвост, сидел Пуджик и смотрел на Служкина спокойными, как копейки, желтыми глазами. Пока Будкин, прикрывшись воротником, закуривал, Служкин, почти встав на четвереньки, гладил кота и бормотал:

– Не трусь, солдат ребенка не обидит…

Взявшись под локоть, как супружеская пара, Служкин и Будкин твердо двинулись вперед, а сзади санки оставляли извилистый след на заметенном тротуаре.

– Споем? – предложил Будкин, когда они проходили мимо школы.

– Какое петь! Я же, блин, на хрен, педагог! – осадил его Служкин.

На позвоночнике скелета теплицы сидели Чебыкин и Градусов.

– Виктор Сергеич! Здрасте! – заорал Чебыкин.

– Здрасте… – Служкин вяло махнул рукой.

– Вы куда пошли?

– В публичный дом, – ляпнул Служкин.

Чебыкин и Градусов превратились в изваяния наподобие химер собора Парижской Богоматери, а потом восхищенно заржали.

– Географ глобус пропил! – ликующе завопил Градусов.

– Это Градусов, знакомься, – сказал Служкин Будкину.

– Пойдем ему в торец дадим, – предложил Будкин.

– Да фиг с ним…

Будкин все равно оглянулся и зорко всмотрелся в Градусова.

– Вот ты какой, северный олень… – пробормотал он.

Они пересекли Новые Речники, пересекли Старые Речники и выбрались на крутой берег затона.

– Эти глаза напро-о-отив!… – самозабвенно пел пьяный Будкин.

– Эти глаза не про-о-отив!… – самозабвенно пел пьяный Служкин.

По тропинке, ведущей к ключику, в обе стороны двигались многочисленные фигурки с санками и бидонами.

– Блин, неохота в очередюге дрогнуть на таком ветродуе!… – поежился Служкин. – Давай лучше в санках с горы покатаемся?

Будкин посмотрел вниз, себе под ноги, и хехекнул. Они выбросили канистры в сугроб и вдвоем взгромоздились на санки, еле уместившись. Отталкиваясь руками, они, как паук, подползли к обрыву, качнулись и канули вниз. Свистнул ветер, сдвинув шапки на затылок. На убитом склоне санки вмиг развили сверхзвуковую скорость. Корявая береза, росшая посреди склона, неуверенно шагнула вправо, влево и остановилась прямо на пути, широко расставив ноги и растопырив тысячу кривых рук.

– Катапультируемся! – взвыл Будкин.

Они разом повалились набок, покатились кубарем и вопящим комом шлепнулись об ствол. Служкин сипло захохотал.

– Это был первый выход в космос человека без скафандра! – сказал он Будкину, который еле отклеился от его спины и медленно пополз наверх, к желтому небу. Он охал и потирал поясницу.

– Ну что, повторим? – бодро спросил Служкин Будкина, когда и сам поднялся на обрыв.

Будкин сидел в сугробе, держал в зубах перчатку и пальцем протирал часы на запястье.

– Не-е… – помотал он головой. – Мне хватит…

– Да ла-адно! – Служкин сзади подхватил его под мышки и почти силком воткнул обратно в санки. Деловито плюхнувшись ему на колени, Служкин дернулся всем телом, и санки скользнули под уклон.

Они промчались по крутояру так, что береза, промелькнув мимо, только рявкнула. Масса санок отлилась в такую инерцию, что они с разгона вылетели на камский лед и врылись носом. Тесно сцепившихся Будкина и Служкина единым телом унесло вперед на задах, они прорыли широкую борозду и остановились, увязнув по грудь в снегу.

Они взбирались обратно наверх, ногтями отцарапывая со штанов ледяную корку.

– Ну давай еще разик поглиссируем… – ныл Служкин. – Ну последний… Бог троицу любит…

– Глиссируй один, – сердито отрезал Будкин.

Вздохнув, Служкин натянул шапку поглубже, оседлал санки один и кинулся вниз. Его траектория вильнула из стороны в сторону, выпрямилась и нацелилась в березу.

– Виту-у-ус!… – истошно завопил Будкин.

Но было поздно. Санки, как снаряд, врезались в комель. Служкина поставило в полный рост, шмякнуло об ствол и отбросило. Он пластом хлопнулся в сугроб и остался неподвижен.

Будкин постоял, подергиваясь от ужаса и холода, и, не выдержав, неловко, как баба через плетень, полез вниз. Он добрался до Служкина и потолкал его в бок.

– Витус, ты жив?… – растерянно спросил он.

Служкин повернул к нему красное, мокрое лицо с испуганными глазами и ошарашенно пробормотал:

– У меня в ноге что-то хрустнуло…

– Где? – забеспокоился Будкин и пощупал его ногу.

– Уй-я-а!… – взвыл Служкин.

– П-переломчик… – заикаясь, произнес Будкин.

Служкин перевел сумасшедший взгляд на свою ногу.

– Не слишком ли много для одного человека? – спросил он.

Посетители

На тех же санках Будкин отвез Служкина в больницу, и там ему наложили гипс. С тех пор Служкин сидел дома, а в школе началась третья четверть.

Проснувшись, как обычно, после обеда, Служкин в мятой майке и драном трико, босиком, небритый, непричесанный, валялся на диване и от скуки пихал костылем в живот Пуджика, развалившегося на полу. В прихожей затрещал звонок. Служкин вскочил, подтянул штаны и шустро попрыгал открывать. За дверью стояли занесенные снегом Маша Большакова и Люся Митрофанова. Служкин обомлел.

– Виктор Сергеевич, нас Роза Борисовна прислала! – затараторила Люська. – Она просила узнать, выйдете ли вы на работу в феврале!…

– Нет, – сказал Служкин и тотчас спохватился: – Да что же это я!… Вы заходите, девочки, немедленно!… – Обретая напор, он взял Машу за рукав шубки. – Заходите!… Это я растерялся – то не было ни шиша, то луку мешок… Митрофанова, залетай!

Маша вошла неуверенно, нехотя, а Люська любопытно озиралась.

– Раздевайтесь, будем чай пить, – объявил Служкин.

Маша хотела возразить, но он закричал: – Нет-нет! Вода дырочку найдет! – И ловко упрыгал на костылях в кухню.

Девочки вошли в кухню, смущенно оправляя кофточки и юбки. Люська из-за Машиного плеча зыркала по сторонам, вертя головой.

– Вранье на третьей парте написано, что у меня на кухне календарь с лесбиянками висит, – сказал ей Служкин. – Рассаживайтесь.

Он неловко поднял чайник, опершись на костыль всей тяжестью.

– Давайте я вам помогу, – тихо сказала Маша и, не глядя на Служкина, обеими руками перехватила у него чайник.

– И не читала я, что там написано на третьей парте! – возмутилась Люська, усаживаясь. – Больно надо еще…

Служкин облегченно свалился на табуретку, вытянул ногу в гипсовом сапоге и костылем незаметно задвинул за холодильник стоящую на полу пустую банку из-под сливы в крепленом вине. Страдая, он несколько раз навещал подвал и проделал в алкогольно-финансовых планах Будкина внушительные прорехи.

– Вы извините меня за мой вид затрапезный, – вспомнил он.