Пленник дуба - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 14

Юноша склонил голову.

— Сэр, это надлежит решать моему королю. Но мне кажется, что рыцарство исходит от Бога, и неважно, через кого оно даруется. Я… только поймите меня правильно, сэр… я хочу сказать, что да, эта клятва дается вам, но еще в большей мере — Богу…

Артур медленно кивнул.

— Я понимаю, что ты хотел сказать, мальчик мой. Именно так обстоит дело и с королем — он клянется править своим народом, но клятву он дает не людям, а Богу…

— Или, — вмешалась Моргейна, — Богине и именам ее, как символу той земли, которой предстоит править этому королю.

Произнося это, она в упор смотрела на Артура, и король отвел взгляд, а Гвенвифар прикусила губу… Опять Моргейна напоминает, что Артур клялся в верности Авалону, — чтоб ей пусто было! Это все осталось в прошлом, и теперь Артур — христианский король… И над ним нет иной власти, кроме Бога!

— Мы все будем молиться за тебя, Галахад, чтобы ты стал хорошим рыцарем, а в свой час — еще и хорошим королем, — сказала Гвенвифар.

— Итак, — подал голос Гвидион, — принося свои обеты, ты, в некотором смысле, заключаешь Священный Брак с этой землей, как в старину это делал король. Но, возможно, тебе не захочется проходить столь суровое испытание.

Галахад покраснел.

— Мой лорд Артур доказал свое право на трон в сражении, кузен, — но нынче нет возможности испытать меня подобным образом.

— Я могла бы найти возможность, — негромко произнесла Моргейна. — И если ты намереваешься править и Авалоном, а не одними лишь христианскими землями, когда-нибудь тебе придется на это решиться, Галахад.

Юноша сжал губы.

— Возможно, этот час настанет не скоро… Ведь ты, мой лорд, будешь жить еще много-много лет… А тем временем уйдут и старики, доныне преданные языческим обычаям.

— Я так не думаю, — возразил Акколон, заговорив впервые с начала пира. — Священные рощи стоят, и древние обряды вершатся в них, как вершились испокон века. Мы и впредь будем почитать Богиню, ибо не хотим, чтобы она отвернулась от своего народа, лишила нас урожаев и погасила самое солнце, дарующее нам жизнь.

Галахад потрясенно уставился на него.

— Но ведь это христианская страна! Неужто ни один священник не приходил к вам, дабы показать, что нечестивые древние боги, среди коих таится и дьявол, не имеют больше силы?! Епископ Патриций говорил мне, что все священные рощи давно вырублены!

— Не вырублены, — отозвался Акколон, — и не будут, пока жив мой отец или я после него.

Моргейна открыла было рот, но Гвенвифар заметила, как Акколон коснулся ее руки. Моргейна улыбнулась ему и промолчала. Вместо этого заговорил Гвидион.

— И не на Авалоне — пока жива Богиня. Короли приходят и уходят, но Богиня пребудет вовеки.

«Какая жалость, — подумала Гвенвифар, — что этот красивый юноша оказался язычником! Ну что ж, зато Галахад — благородный и благочестивый христианский рыцарь, и из него получится настоящий христианский король!» Но хоть она и попыталась утешиться этой мыслью, ее все же пробрала легкая дрожь.

Артур — словно его достиг отзвук мыслей Гвенвифар — обеспокоенно повернулся к Гвидиону.

— Не за тем ли ты прибыл ко двору, чтобы стать одним из моих соратников, Гвидион? Думаю, мне нет нужды говорить, что я буду рад видеть среди своих рыцарей сына моей сестры.

— Что ж, признаюсь, что именно для этого я его сюда и привезла, — сказала Моргауза. — Но я не знала, что нынешний праздник посвящен Галахаду. Мне не хотелось бы лишать его великолепия момента. А это дело можно решить и попозже.

— Я охотно разделю бдение и обеты со своим кузеном, — искренне заверил ее Галахад.

Гвидион рассмеялся.

— Ты слишком великодушен, кузен, — сказал он, — и мало искушен в искусстве властвовать. Когда провозглашается наследник Верховного короля, никто не должен делить с ним торжественность момента. Если Артур одновременно посвятит в рыцари нас обоих — а при этом я намного старше тебя и куда больше похож на Ланселета… — ну, о моем происхождении и без того ходит предостаточно слухов. Не следует бросать тень на твое посвящение. Да и на мое тоже, — добавил он со смехом.

Моргейна пожала плечами.

— О родичах короля всегда будут сплетничать, хочешь ты того или нет, Гвидион. Нужен же им какой-нибудь лакомый кусочек.

— А, кроме того, — непринужденно заявил Гвидион, — я вовсе не собираюсь нести свое оружие в христианскую церковь и там сидеть над ним всю ночь. Я с Авалона. Если Артур пожелает принять меня в число своих соратников таким, каков я есть, — хорошо, если нет — тоже неплохо.

Уриенс поднял узловатую старческую руку, обнажив потускневших синих змей.

— Я сижу за Круглым Столом, хоть и не приносил никаких христианских обетов, пасынок.

— Равно как и я, — поддержал его Гавейн. — Мы заслужили свое рыцарское звание мечом, — все, кто сражался тогда, не нуждались в подобных церемониях. Некоторые из нас вряд ли его получили бы, будь это обставлено всякими придворными клятвами, как сейчас.

— И даже мне, — сказал Ланселет, — не очень-то хотелось бы давать подобный обет, зная, насколько я грешен. Но я верен Артуру в жизни и в смерти, и ему это ведомо.

— Боже упаси, чтобы я когда-нибудь в этом усомнился! — отозвался Артур и с искренней любовью улыбнулся старому другу. — Вы с Гавейном — истинная опора моего королевства. Если я когда-либо лишусь хоть одного из вас, должно быть, трон мой расколется и рухнет с вершины Камелотского холма!

Тут он вскинул голову и взглянул в дальний конец зала. Находившаяся там дверь отворилась, и вошел священник в белом одеянии. Его сопровождали двое юношей в белом. Галахад нетерпеливо вскочил со своего места.

— Прошу прощения, мой лорд…

Артур тоже поднялся и обнял своего наследника.

— Будь благословен, Галахад. Отправляйся на бдение. Юноша поклонился и повернулся, чтоб обняться с отцом.

Гвенвифар не слышала, что сказал ему Ланселет. Она протянула руку, и Галахад поцеловал ее.

— Благослови меня, госпожа.

— От всей души, Галахад, — отозвалась Гвенвифар, а Артур добавил:

— Мы еще увидимся в церкви. Ты должен будешь провести эту ночь в одиночестве, но мы немного побудем с тобой.

— Это большая честь для меня, мой король. А у тебя не было бдения перед коронацией?

— А как же, было, — улыбнувшись, ответила за короля Моргейна. — Только совсем не такое.

Когда все гости двинулись в церковь, Гвидион немного задержался и оказался рядом с Моргейной. Моргейна подняла взгляд на сына; он был не таким рослым, как Артур, уродившийся в Пендрагонов, но рядом с ней казался высоким.

— Я не думала увидеть тебя здесь, Гвидион.

— Я не думал здесь оказаться, госпожа.

— Я слыхала, что ты участвовал в этой войне, сражался среди саксов, союзников Артура. Я и не знала, что ты воин.

Гвидион пожал плечами.

— У тебя было не так уж много возможностей узнать что-либо обо мне, леди.

И внезапно, неожиданно даже для себя самой, Моргейна спросила:

— Ты ненавидишь меня за то, что я тебя бросила, сын? Гвидион заколебался.

— Возможно, какое-то время ненавидел, пока был молод, — наконец ответил он. — Но я — дитя Богини, и то, что я не мог видеться со своими земными родителями, помогло мне это осознать. Я больше не держу на тебя сердца, Владычица Озера, — сказал он.

На миг мир вокруг Моргейны превратился в размытое пятно; казалось, будто рядом с ней и вправду стоит молодой Ланселет… Сын учтиво поддержал ее под руку.

— Осторожно, дорожка тут не совсем ровная…

— Как там дела на Авалоне? — спросила Моргейна.

— У Нинианы все хорошо, — ответил Гвидион. — С прочими же сейчас меня мало что связывает.

— А не видел ли ты там сестру Галахада, девушку по имени Нимуэ?

Моргейна задумалась, пытаясь припомнить, сколько же лет сейчас должно быть Нимуэ. Галахаду исполнилось шестнадцать. Значит, Нимуэ, по крайней мере, четырнадцать — уже почти взрослая.

— Я ее не знаю, — отозвался Гвидион. — Старая жрица-предсказательница — как там ее имя, Врана? — забрала ее к себе, в место безмолвия и уединения. Мало кто из мужчин видел ее.