Король-олень - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 54

Да, именно так она и сделает — решила Гвенвифар, разглядывая раскинувшиеся вокруг замка шатры. Огромное поле, предназначенное для воинских забав, уже было тщательно убрано и обнесено оградой; над ним реяли около полусотни знамен королей небольших государств и больше сотни знамен простых рыцарей. Казалось, будто здесь встала лагерем целая армия.

Гвенвифар искала взглядом знамя Пелинора, белого дракона, — Пелинор принял его после той победы над драконом. Ланселет приедет сюда… Она не видела его больше года, да и тогда они лишь поговорили при всем дворе. Вот уж много лет они ни на миг не оставались наедине; последний раз это случилось накануне его свадьбы с Элейной — Ланселет разыскал ее, чтобы попрощаться.

Он тоже был жертвой Моргейны; он не предавал ее — они оба стали жертвами жестокой выходки Моргейны. Рассказывая ей о случившемся, Ланселет плакал, и Гвенвифар бережно хранила память об этих слезах — ведь это свидетельствовало о глубине его чувств… Кто видел Ланселета плачущим?

— Клянусь тебе, Гвенвифар, — она поймала меня в ловушку… Моргейна принесла мне поддельное послание и платок, пахнущий твоими духами. И думается мне, что она опоила меня каким-то зельем или наложила на меня заклятие.

Он смотрел в глаза Гвенвифар и плакал, и она тоже не сдержала слез.

— Моргейна солгала и Элейне — сказала, будто я чахну от любви к ней… и так мы оказались вместе. Сперва я думал, будто это ты — я словно был зачарован. А потом, когда я понял, что обнимаю Элейну, я уже не мог остановиться. А потом в шатер ввалились люди с факелами… Что мне оставалось, Гвен? Я овладел дочерью хозяина дома, невинной девушкой… Пелинор имел полное право убить меня на месте… — выкрикнул Ланселет, и голос его пресекся. Взяв себя в руки, он договорил:

— Видит Бог, я предпочел бы пасть от его меча…

— Так значит, ты совсем не любишь Элейну? — спросила она у Ланселета. Она знала, что непростительно так говорить, но она не смогла бы жить, если б он не уверил ее в этом… Но Ланселет, сознавшись в своих страданиях, не пожелал говорить об Элейне; он лишь сказал, что в том нет ее вины и что честь требует от него приложить теперь все усилия, чтобы сделать Элейну счастливой.

Ну что ж, Моргейна осуществила свой замысел. Теперь Гвенвифар предстоит видеться с Ланселетом и приветствовать его, как родича своего мужа — и не более того. Былое безумие ушло; но все же она сможет увидеться с ним — а это лучше, чем ничего. Королева попыталась выбросить эти мысли из головы. Лучше уж подумать о праздничном пире. Два быка уже жарятся — довольно ли этого? Есть еще огромный дикий кабан, добытый на охоте несколько дней назад, и два поросенка — их пекут в яме; они уже начали так хорошо пахнуть, что стайка проголодавшихся детей принялась вертеться вокруг ямы и принюхиваться. А еще пекутся сотни буханок ячменного хлеба — большую их часть раз-дадут простолюдинам, что толпятся у края поля и следят за подвигами королей, рыцарей и соратников. А еще есть яблоки, запеченные в сливках, и орехи, и сладости для дам, а еще медовые пироги, кролики и мелкая птица, вино… Если вдруг этот пир не удастся, то уж никак не из-за нехватки угощения!

Вскоре после полудня гости собрались все вместе; богато разряженные благородные господа и дамы потоком входили в огромный зал, а слуги разводили их на отведенные места. Соратников, как обычно, усадили за большой Круглый Стол; но сколь бы велик ни был этот стол, всех он уже не вмещал.

Гавейн — он всегда был особенно близок Артуру — представил свою мать, Моргаузу. Ее поддерживал под руку молодой мужчина, которого Гвенвифар сперва даже не узнала. Моргауза осталась такой же стройной, как и прежде, а ее волосы, заплетенные в косы и перевитые драгоценностями, были все такими же густыми и пышными. Она присела в поклоне перед Артуром; король помог Моргаузе подняться и обнял ее.

— Добро пожаловать к моему двору, тетя.

— Я слыхала, будто ты ездишь только на белых лошадях, — сказала Моргауза, — и потому привезла тебе белого коня из земель саксов. Его прислал оттуда мой воспитанник.

Гвенвифар заметила, как напряглось лицо Артура, и догадалась, что это был за воспитанник. Но Артур сказал лишь:

— Вот воистину королевский дар, тетя.

— Я не стала вводить коня прямо в зал, как это принято у саксов, — весело заявила Моргауза. — Боюсь, владычице Камелота не понравилось бы, что ее чертоги, украшенные для приема гостей, превращают в хлев! Твоим слугам наверняка и без того хватает хлопот, Гвенвифар!

Она обняла королеву, и Гвен захлестнула теплая волна. Вблизи она заметила, что Моргауза пользуется красками и что глаза ее подведены сурьмой. Но все-таки Моргауза была красива.

— Благодарю тебя за предусмотрительность, леди Моргауза, — сказала Гвенвифар. — Но в этот зал уже не раз вводили прекрасных коней или псов, присланных в подарок моему господину и королю. Я понимаю, что все это делалось из лучших чувств, но думаю, твой конь не будет против того, чтобы подождать снаружи. Я сомневаюсь, что даже лучший из коней захочет знакомиться с камелотским гостеприимством — скорее уж он предпочтет пообедать у себя в деннике. Хотя Ланселет когда-то рассказывал нам историю о некоем римлянине, который поил своего коня вином из золотого корыта, надевал на него лавровый венок и оказывал ему всяческие почести…

Красивый молодой мужчина, стоявший рядом с Моргаузой, рассмеялся и заметил:

— А ведь и вправду — Ланселет рассказывал эту историю на свадьбе моей сестры! Это был император Гай Божественный. Он сделал своего любимого коня сенатором, а когда Гай умер, следующий император сказал что-то в том духе, что конь, по крайней мере, не дал ни одного дурного совета и не совершил ни одного убийства. Но лучше не надо следовать примеру Гая, мой лорд Артур, — если тебе вдруг вздумается дать своему коню звание соратника, где же мы найдем для него подходящее сиденье?

Артур рассмеялся от души и протянул шутнику руку.

— Не буду, Ламорак.

Лишь теперь Гвенвифар сообразила, что это за молодой мужчина, сопровождающий Моргаузу, — судя по всему, сын Пелинора. Да, до нее доходили кое-какие слухи — что Моргауза сделала его своим любовником и, не таясь, живет с ним. Как только эта женщина может делить постель с мужчиной, который ей в сыновья годится? Ведь Ламораку всего лишь двадцать пять! Гвенвифар взглянула на Моргаузу с ужасом и тайной завистью.» Она выглядит такой молодой и такой красивой, даже несмотря на краску на лице, и делает все, что хочет — и ее совершенно не волнует, что об этом скажут мужчины!» Королева ледяным тоном произнесла:

— Не хочешь ли посидеть со мной, родственница? Пускай мужчины поговорят о своих делах. Моргауза пожала Гвенвифар руку.

— Спасибо, кузина. Я так редко бываю при дворе, что, конечно же, с радостью посижу с дамами и посплетничаю обо всем на свете: кто на ком женился, кто в кого влюбился и какие платья сейчас в моде! В Лотиане все мое время уходит на управление страной, и я совсем не успеваю заниматься обычными женскими делами, так что для меня это большая радость.

Она похлопала Ламорака по руке, а потом, решив, что никто на них не смотрит, тайком поцеловала его в висок.

— Иди к соратникам, милый.

Королева Лотиана уселась рядом с Гвенвифар, и у той едва не закружилась голова — столь сильный аромат исходил от лент и платья Моргаузы. Гвенвифар сказала:

— Если дела государства так тебя утомляют, кузина, то почему бы тебе не женить Агравейна и не передать ему власть над Лотианом? Ведь народ наверняка печалится о том, что у них нет короля…

Моргейна от души рассмеялась.

— Вот потому-то мне и приходится жить невенчанной: ведь в нашей стране король — это муж королевы. А меня это совершенно не устраивает, моя дорогая! А Ламорак слишком молод, чтобы править, — хотя с другими обязанностями короля он справляется вполне удовлетворительно.

Гвенвифар слушала Моргаузу словно зачарованная, хоть ее и терзало отвращение. Ну как могла женщина в возрасте Моргаузы выставлять себя в столь дурацком виде, связавшись с таким молодым мужчиной, как Ламорак? Но Ламорак не сводил с нее глаз, словно Моргауза была прекраснейшей и желаннейшей женщиной в мире. Даже Изотту Корнуольскую — она как раз подошла к трону Артура вместе со своим мужем Марком, герцогом Корнуольским, — он удостоил лишь мимолетного взгляда. А ведь Изотта была так прекрасна, что по залу пробежал легкий гул; она была высока и стройна, и врлосы ее блестели, словно только что отчеканенная медная монета. Но Марк, несомненно, куда больше думал о ирландском золоте, которое его супруга носила на груди, и о ирландском жемчуге, вплетенном в ее волосы, чем об ее несравненной красоте. Гвенвифар подумала, что за всю свою жизнь не видала столь красивой женщины. Рядом с Изоттой Моргауза казалась потускневшей и расплывшейся — но Ламорак все равно смотрел лишь на нее.